Когда он сильно потянул, ладонь Генри выскользнула, руки у обоих были перепачканы жирной грязью.
— Черт побери! — Генри выругался вслух, а на лице молодого солдата показался страх. Он скользнул назад, все глубже увязая в грязи воронки.
Для того, чтобы расстегнуть ремень, Генри пришлось снять портупею через голову. Вынув револьвер и отстегнув кобуру, он протянул конец ремня попавшему в ловушку мальчишке.
— Вот, постарайся обвязаться вокруг пояса, а я попробую вытащить тебя. — Генри не успел произнести, как пули, пущенные из пулемета немцев, забросали обоих мокрой грязью.
Солдат поймал рукой ремень, который называли «Сэм Браун», и портупею, и Генри напрягся изо всех сил. На лбу у новобранца выступили вены, он тоже старался изо всех сил, но их усилия были напрасны. Он увяз в грязи по грудь, а угол, под которым Генри пытался вытянуть его, был слишком крутым. Он даже не сдвинулся с места.
Генри Росс предпринял еще две попытки вытянуть его на ремне — и безуспешно.
— Ничего не выходит, ты не сможешь… — Новобранец был близок к слезам.
— Мы не сдадимся…
От злости Генри стал проявлять упорство. Он не бросит молодого солдата и не станет возвращаться в окоп. Конечно, может, так и стоило бы поступить, рассуждай он здраво. Ведь он попытался — и ему не удалось, — но смириться с поражением было не в характере Генри, о чем прекрасно знали многие его противники в профсоюзе.
Генри поднялся на ноги и выпрямился во весь рост — такое безрассудство, казалось, удивило людей по обе стороны траншей. Огонь был мгновенно прекращен, и с неожиданной лихостью Генри крикнул:
— Держись крепче, я тебя вытащу…
Откинувшись назад, он собрал все свои силы, шепча про себя молитву перед рывком. Казалось, невообразимо медленно солдат выбирался из воронки.
Когда его ноги освободились от грязи, Генри упал спиной на край воронки, а солдат вылез следом.
— Беги в окоп, быстро!
Когда он выкрикивал последнее слово, ад разверзся вдоль линии огня. Казалось, на карту была поставлена честь обеих армий. Стрельба с обеих сторон разразилась с новой силой, но в окопах союзников к суматохе прибавились подбадривающие радостные выкрики австралийских и британских войск.
Пока рядом с ними свистели град пуль, Генри и молодой солдат бежали в укрытие австралийских окопов. Кучей свалившись на дно окопа, оба — солдат и офицер — улыбнулись друг другу с глупейшим облегчением, пожимая друг другу руки в победном приветствии.
Позже тем же утром офицер полка так высказался об этом происшествии:
— Это была самая большая глупость, какую мне довелось видеть с тех пор, как мы заняли тут позицию, Росс. Но это будет первый случай, о котором наши люди будут говорить с радостью неделями. Я представил тебя к Военному кресту. Если ты его не получишь, я переменю позицию и присоединюсь к Хану.
Три дня спустя после происшедшего на восходе австралийцам сказали, что они передадут свои окопы солдатам из войск Канады той же ночью и вернутся с линии фронта на короткий заслуженный отдых.
Не успела Генри Росса захлестнуть волна общего облегчения и ожидания, как его вызвал к себе полковник, командующий подразделением.
Полковник Игнатиус Гренвиль, ветеран Бурской войны, был одним из немногих австралийских офицеров, сделавших себе карьеру в действующей армии. Он имел твердое намерение разделить все опасности фронта со своими войсками, но в списке его привязанностей на первом месте шел комфорт, и он знал, как его получить. Когда стало ясно, что это подразделение будет в окопах на линии фронта довольно долго, он приказал своим солдатам выкопать землянку глубоко в земле. Стены ее были выложены ящиками из-под снарядов, из того же материала сооружены стол и кровать. Полковник также предусмотрел регулярные поставки отменного французского коньяка.
Когда Генри вошел в землянку полковника, которая одновременно была штабом полка, ему тотчас же предложили стакан с щедрой порцией коньяка.
— Присаживайтесь, Генри. У меня для вас есть новости — наполовину хорошие, наполовину плохие. Пожалуй, сначала отпейте коньяка и хорошенько распробуйте его, иначе потом его вкус вам покажется кислым.
Проглотив половину содержимого стакана, Генри сказал:
— Налейте мне еще немножко и после этого можете говорить все, что угодно. Я почти забыл, что такое хороший коньяк — и вообще, какой вкус у коньяка. Возможно, в это утро мне удастся вспомнить, но сомневаюсь, что даже в тылу смогу найти коньяк такого же качества.
Полковник Гренвиль протянул руку и наполнил стакан Генри снова.
— Боюсь, вам придется подождать еще некоторое время, Генри, прежде чем вы вернетесь назад к цивилизации. Это и есть плохая новость. Сюда перебрасывают канадские войска, чтобы они заняли наступательную позицию. Ходят слухи, что будет наступление по всему фронту, хотя и вы, и я слышали это и раньше. Мне приказано оставить офицера, чтобы засечь расположение немецких пулеметов на этом участке для канадцев.
Окопы австралийцев обращены к долине между двумя невысокими холмами, а немцы заполнили ее определенными огневыми точками. Поместив там пулеметы с пулеметчиками, они образовали укрепленную и почти неразрушимую линию обороны.
— Я собирался дать это поручение майору Кенратти. К сожалению, он сегодня слишком высунулся из окопа, и снайпер его узрел. Есть шанс, что он выживет, но, скорее всего, потеряет зрение. Теперь, когда он выведен из строя, я подумал, что вы, вероятно, знаете о немецких огневых точках больше любого другого офицера в полку, поэтому, боюсь, это придется сделать вам.
Генри в замешательстве посмотрел на полковника. Его пугала мысль, что ему придется остаться на линии фронта, в то время как остальные служащие полка будут отдыхать где-то в городе.
— Я понимаю, что ты должен чувствовать, Генри. Поверь, у меня нет выбора. Но похоже, что канадскому полковнику будет нужна любая помощь, какую мы только в состоянии оказать ему. У него совсем нет опыта в командовании полком, не говоря уже о том, чтобы повести его в бой. Он — тыловая крыса, которому доверили полк только потому, что офицер действующей службы был отправлен домой, заболев чахоткой.
Полковник Гренвиль посмотрел на Генри с симпатией.
— Если это хоть немного утешит, ты отправишься к канадцам в чине майора действующей армии. Когда ты вернешься в полк, твой чин будет подтвержден и ты займешь место Кенратти.
Возможно, под действием коньяка, но в этот момент Генри был согласен и на понижение в чине до рядового, если бы это означало, что он оставит ужасы линии фронта и вернется вместе с остальными туда, где люди поступают и думают по-человечески.
— Мне очень жаль, Генри.
Симпатия полковника Гренвиля была искренней. Ни один человек, который отбыл полный срок на линии фронта, не должен был выполнять никаких поручений там без предоставления ему короткого отпуска. Долго воюющий солдат или офицер начинает бояться — он слишком много видел смертей своих товарищей, он не верит, что его удача будет длиться и дальше. Суеверие вытесняет здравый смысл, в голове у человека все путается…
— Вот… — Полковник Гренвиль вручил Генри полупустую бутылку коньяка. — Возьми эту чертову бутылку с собой. Если успеешь ее опустошить до прихода сюда канадцев, никто не поставит тебе это в вину. Удачи, Генри, — и не делай больше никаких глупостей.
На полпути к выходу из землянки Генри Росс остановился и оглянулся назад.
— Вы сказали, что у вас есть для меня и хорошая новость.
— О да. Я подумал, что тебе захочется узнать. Генерал поддержал мои рекомендации — тебя наградили Военным крестом. Мои поздравления.
Смена войск происходила в ранние часы следующим утром. Радостные австралийские солдаты наделали столько шума, покидая свои окопы, что Генри думал, немцы начнут освещать местность сигнальными ракетами и откроют заградительный огонь в уверенности, что началась атака.
