В прихожей ничего не изменилось. Все так же висело пальто, а под ним стояли разбитые кроссовки. На кухне зашуршал жестким диском холодильник. Макс вздрогнул от этого звука.

— Что-то произошло, — сказал он и неопределенно покачал головой. — Можно ваши документы?

— Извините, а ваши?

Лебедев вытащил пластиковую служебную карту и протянул ее Ватутину. Опознать во вчерашнем, залитом кровью трупе сегодняшнего гражданина было сложно, но, похоже, перед Максом стоял именно он. Те же залысины, направленная вниз брезгливая складка губ, мясистый нос…

— Могу попросить подтверждения? — Ватутин сунул удостоверение обратно. Максу показалось, что его рука при этом испуганно дрогнула. Он приложил к документу большой палец: раздался согласный писк.

— Заходите, — кивнул Ватутин, — присаживайтесь, сейчас я вам вынесу свою карточку…

Макс подошел к окну. При свете дня все это выглядело по-другому: крыша под окном казалась не такой ржавой, соседние дома не такими зловещими… Он провел рукой по стеклу: целое. И рама целая… Будто бы вчера ничего и не было.

Задрал голову и замер.

В потолок вбит железный крюк. Мощный, толстый, и, главное, было совершенно непонятно, что он тут делает… Крюком этим, видимо, никто не пользовался: его ровным слоем покрывала потолочная побелка.

— Это для груши…

— Что?!

— Для боксерской груши. Когда-то занимался, но это было давно, — вышедший из соседней комнаты Ватутин чуть виновато развел руками. — Вот моя карточка…

Макс поднес карту к детектору. На возникшем в воздухе голографическом экране замелькали буквы: «Ватутин Кирилл Петрович. Дата рождения 5 апреля 1979 года…» Макс всмотрелся в фото: да, перед ним стоял именно тот человек, который во сне не значился в базах.

— Здесь живете?

— Да.

— Один?

— Увы… — Грустно кивнул Ватутин и на секунду замолчал. — Впрочем, зачем кокетничать — меня это устраивает. Профессия такая…

— Чем же занимаетесь, коли не секрет?

— Я ученый, а семья, знаете ли, очень часто мешает сосредоточиться.

— В какой сфере трудитесь?

— Научная аналитика. Прогнозы развития будущего, — как ближайшего, так и отдаленного.

— Популярная профессия. У меня приятель этим занимается. Сергей Астахов. Не слышали?

— Да много сейчас специалистов, — отрицательно покачал головой Ватутин, — всех не упомнишь…

— Вы прогнозируете в социальной сфере?

— Нет-нет… Только технологии. Это достойный аспект для анализа. Все остальное — суета.

— Хм… Не скучно? — Макс подошел к полке, в которую он вчера так неудачно влетел.

— Что вы! Вовсе нет! Вот вы как полагаете, удастся ли срастить компьютер и человека? В полном, биологическом смысле?

— Ну, думаю, возможно, — Макс вошел в спальню. Там тоже было все так же, как и вчера. — Лет через двадцать-тридцать…

Подойдя к камину, он аккуратно снял со стойки и взвесил в руке кочергу. Знакомая вещица… Неужели все что он увидел — это просто сон, или все-таки это еще должно случиться?

— Это случится гораздо раньше, чем вы думаете…

— Что?! — От неожиданности Лебедев чуть не уронил тяжелую железяку себе на ногу.

— Я говорю, что даже двадцати лет не понадобится. Уже сегодня ученые добились полного естественного сращивания нейронов головного мозга и графитовой основы. А графитовая основа — что это? Электронная плата, чип. Мозг становится полноценной частью операционной системы. Отработать нужные алгоритмы — и вуаля! Но самое главное не этот факт, а то, какие перемены он с собой принесет. И какие следующие врата откроет!

Макс аккуратно повесил кочергу на место и, выдохнув, вежливо поинтересовался:

— И какие же?

— Бессмертие! Резервные копии личностей! Когда мы меняем компьютер, то сохраняем все настройки и данные на внешнем диске или сервере, а потом заносим все это в новый гаджет. Так?

— И что мы будем менять?

— Тела, — Ватутин оживился, даже немного порозовел, его ладони метались, словно два пойманных в силки голубя. Чувствовалось, что эта тема его весьма интересует. — Старое тело на новое, молодое. Да еще с целым комплектом запчастей!

— Угу… — Макс провел рукой по пыльной книжной полке, подошел к окну. — Скажите, а вы стекла тут не меняли?

— Что? Какие стекла? — растерялся Ватутин. — Ах, это… Нет, не менял. А что?

— Да, собственно, ничего. Скажите мне как ученый, а может быть так, что человек, например, увидел во сне какое-то место, где он прежде никогда не бывал. А потом пришел — и видит: да, все именно так, как ему приснилось. Такое наука может сегодня объяснить, или такого не бывает?

Ватутин раздраженно пожал плечами. Ему хотелось больше поговорить про бессмертие:

— Такое наука пока объяснить не может. Но, в принципе, возражать против такой истории она, наверное, тоже не будет. Все дело в том, как эту историю трактовать. Если вы считаете, что это, ну, не знаю, божественное видение, или там, например, откровение какое-то, то наука, естественно, с этим разбираться не будет. Но если вы хотите материалистическую версию, то я могу сказать, что такое вполне могло произойти. Все наши мысли — это лишь электроволны. На чем, собственно, и основана технология, о которой я вам только что говорил. И, как и во всяком электрическом приборе, в мозгу возможны наводки. Ну например, вы могли случайно зацепить трансляцию того места, о котором говорите… Не знаю, возможно, из чужих очень сильных эмоциональных воспоминаний.

— То есть, вы говорите, что, возможно, кто-то с помощью какого-то прибора, настроенного на определенную частоту, может мне транслировать мои же сны?

— Нет, этого я не сказал. Сам такой факт наука отрицать не будет, но вот от практической реализации этих теорий мы пока еще весьма далеки. Наука не отрицает же, например, возможности полета человека к далеким галактикам. Но если вы скажете, что прилетели сегодня с Альфа-Центавра, то, извините, я сочту вас сумасшедшим. Улавливаете разницу?

— Улавливаю… — кивнул Макс. — Но если, как вы говорите, электроны срастили уже с чем… То, может, есть и прибор, который…

— Я о таком приборе не знаю, — отсек Ватутин. — Простите, а в чем вообще причина визита?

— Плановый обход жилмассива, — буркнул Макс направляясь к выходу.

— Этим, вроде бы, инспектора-локалы занимаются?

— Иногда и им требуется помощь…

Макс вышел из подъезда и глубоко вздохнул. Свежий утренний воздух, еще прохладный и чуть сырой, немного привел его в чувство.

— Эх, хорошо утром-то, пока машины не надымили, — вздохнул стоящий у подъезда сухощавый старик в длинном старомодном пиджаке с ромбиком на лацкане. Он поправил под рукой трость, получше упер ее в землю, и, облокотившись, продолжил: — Я когда маленький был, то машин-то почти не было… Так, изредка проедет какая — и все… И ничего, всюду успевали, не опаздывали. А сейчас понакупили автомобилей — и не успевают. Только и слышишь по телевизору: пробки, пробки, будем бороться! А чего бороться-то? Хочешь, чтобы быстрее — садись в метро и поезжай! Верно говорю?

Макс невпопад кивнул:

— Ну да, что с этим-то сделать можно…

Старик внимательно посмотрел на него:

— Ты что-то, парень, будто не в себе. Перебрал вчера, что ли?

Было понятно, что ему просто хочется поговорить, а уж на какую тему — даже и не важно. «По телевизору» — усмехнулся про себя Макс. Сколько же лет он не слышал этого слова? С детства, наверное. Когда он был маленький, то некоторые старики и в самом деле говорили, по старой памяти, «телевизор». Тогда уже все говорили «панель». Потом стали говорить просто: «каналы», «я смотрел каналы». Да и от былой панели ничего не осталось: изображение тогда просто появлялось в воздухе. А сейчас и вовсе, кажется, все читают новости, а не смотрят каналы. Или выбирают что-нибудь из трансляции на свой вкус.

— Вы что-то сказали? — Макс понял, что старик продолжал что-то рассказывать.

— Да, сейчас уже не так… — кивнул тот. — Клубы всякие, рестораны… Вот раньше, когда сухой закон ввели, совсем другое дело было…