Даже диван выглядел вполне себе образчиком маразма предыдущих десятилетий. На чуть обструганных досках лежала груда белых, жутко марких подушек. Сидеть, так как подушки постоянно съезжали, было неудобно, а учитывая еще и то, что стирать подушки приходилось чуть ли не каждую неделю, фанатизм Славика в коллекционировании заслуживал высшего балла.

— Спасибо, Слава, за камеру, очень пригодилась, — Лебедев поставил небольшой кожаный кофр с медным лейблом производителя на стол. Вчера — как чувствовал, что утром времени на сборы не будет, и засунул его в багажник машины.

— Рад, — мотнул головой Слава. — Извини, что сам не мог на свадьбе быть. Дернули просто в последний момент. А работа у меня такая, как понимаешь, клиенту отказывать нельзя. Аналитиков развелось, словно голубей на помойке. Ну что, камера хорошо летает?

— Да летают-то они сегодня все еще хорошо, — Макс сел на диван с белыми подушками. — Мы уже немного видео посмотрели, что получилось. У твоей, конечно, главный плюс — что она рубит психологическую фишку и снимает всех людей понемногу. А то когда сделали эту идиотскую систему, реагирующую на активность, типа, «где веселье, там и мы», это, конечно, жестко было. У меня один коллега на свадьбе такую использовал, так из четырех часов съемки 3:20 — всякие пьяные танцы и прочее, когда кто-то перебрал и руками машет. Не камера, а папарацци какой-то. Свадьба как свадьба была, обычная. А видео смотришь — чисто оргия!

— Да, эти роботы сейчас чудовищно быстро обучаются, — согласился Слава. — Кстати, поздравляю! Жена у тебя и в самом деле красавица! Как отметили-то?

— Жаль, тебя не было. Ну как… Нормально. Все как обычно. Свадьба — она и есть свадьба. Даже драки не было…

— Откуда же там драке взяться, если кругом одни полицейские?!

— Ну не скажи… Это как раз фактор риска.

Славка захохотал искренне и открыто как ребенок. Макс, глядя на него, потеплел душой, удивительно, но с годами люди теряют способность смеяться. Даже если и хохочут, то уже не так, как раньше: смеются не потому, что им весело, а потому что они знают, что должно быть весело. Мало кто в зрелом возрасте смеется искренне. Разве что в одиночестве, за книгой или фильмом. А вот Славка сохранил эту способность: если ему было весело, он открыто хохотал, даже когда это, порою, было не к месту. Вот такое вот мальчишество.

— Слушай, по лицу твоему вижу — по делу пришел. — Слава вдруг стал серьезным. — Стряслось чего?

Лебедев уставился в окно:

— Даже не знаю, как сказать… Понимаешь, я сегодня лично видел убитого.

— Убитого?! — охнул Славка. — Реально? Это же, — как его, — сенсация! Я думал, что уже вообще никого не убивают!

Макс поморщился:

— Вообще-то не убивают. Девять лет никого не убивали. Но это, знаешь ли, несколько странная история. В двух словах не получится.

— Так мы же не торопимся… Или это секретно?

— Да нет. Короче, представь. Квартира, которой не существует в базе данных. Вызов от абонента, отсутствующего в Единой Системе Электронных Оповещений. Приезжаю. Посредине комнаты к крюку на потолке подвешен труп со следами пыток. Убийца появляется из темноты, бьет меня в голову, я пытаюсь закатать в ответку, но выходит плохо. Небольшая погоня по крышам — и злоумышленник исчезает в рассветных сумерках. Возвращаюсь — а трупа нет. Более того: такое ощущение, что в этой квартире вообще ничего не происходило. То есть тихо, чистенько, никаких луж крови.

— Однако, — Слава присвистнул, — как такое может быть?

— Не знаю, — Макс развел руками. — Интересно, что ты думаешь по этому поводу. Теперь я отстранен и вообще…

— Ну, насколько я знаю, нет сегодня таких технологий, чтобы такое дело провернуть. Единственное, что можно предположить, если ты не принимал ничего галлюциногенного…

Максим торопливо махнул рукой приятелю — мол, давай дальше. Слава откинулся назад:

— …Ну, скажем, это могла быть какая-то постановочная история. Заранее подготовленная.

— Зачем и кем подготовленная, Слава?

— Ну не знаю. Какие-нибудь службы проверки или научный эксперимент над сознанием. В этом случае за тобой должны плотно присматривать. Ты не обращал внимания?

Лебедев задумался.

— Вообще-то не замечал.

— Понятно, — Слава уставился в потолок, замолчал. Затем вдруг оживился. — Еще может быть это испытание какой-нибудь секретной разработки по созданию реалистичных видений. Симулятор ситуаций. Тогда действительно никакого тела и не было. И по крыше от тебя никто не убегал.

Макс задрал форму. На груди отчетливо проступали свежие синяки и ссадины.

— И этого не было, Слава? У меня скула до сих пор ноет. Хорошо, зубы целы.

— Ну тогда не знаю. Что психолог сказал?

— Я с ним про это не говорил. Отложили до следующего раза. Плановая же беседа, не экспертиза.

— Слушай, — Слава внимательно посмотрел на друга, — а ты других странных вещей в последнее время не замечал?

Максим вспомнил про пустой полиэтиленовый пакет на ветру, но промолчал. Чего доброго, Славка решит, что его друг на самом деле сошел с ума. Или все-таки сошел? Макс прошелся по комнате, перебирая все последние события своей жизни.

— Да, нет — все как у всех. Ничего примечательного.

Слава тоже встал:

— Загрузил я тебя? Ладно, забудь, — он хлопнул Макса по плечу. — Я просто волнуюсь — ты был у психолога, а что он там в рапорте напишет… Ты не знаешь, что он там у себя в планшетничке чиркает?

Лебедев помрачнел.

— Нет.

— Вот. Никогда, никогда не надо быть откровенным с психологом — запомни. Но вообще есть очень простой способ определить, что он про тебя думает.

— Это как? — Лебедев помрачнел еще больше.

— Там же наверняка после тебя какой-нибудь твой коллега пошел?

— Да, Ким.

— Так вот. Если психолог напрягся по твоему поводу, он тогда у коллег интересоваться будет — как ты на службе себя ведешь. Может, когда-нибудь предлагал подследственного немного попытать, когда-нибудь жестко задержал кого-то…

— Точно! Спасибо тебе! Сейчас же это и выясню! — Макс пожал руку Славке и, выхватив коннектор, побежал вниз по лестнице:

— Алло, Ким! Тебя уже выпустили? Давай пересечемся, есть маленький вопрос. Ага, в пиццерии. Да, я недалеко!

На выходе из подъезда Лебедев невольно посмотрел в сторону тупичка. Никакого пакета на ветру не было. Макс выдохнул и быстро зашагал по улице.

Человек строит город. А потом город начинает создавать человека. По своему образу и подобию. Такого, какой удобен ему. В обмен на удобство, в обмен на доступ к различным благам, город отбирает у человека саму его суть — индивидуальность. Унифицирует его, как огурец в Евросоюзе: без изгибов, строго определенной длины, утвержденного бесконечной очередью комиссий колера. Макс оглянулся по сторонам, еще раз убеждаясь: все одинаковые. Джинсы, кроссовки, футболка. И, как проявление бунта, как взрыв индивидуальности — яркий принт на майке. Который, впрочем, отпечатан тысячными тиражами и одобрен лучшими маркетологами: заводчиками шопоголиков. Или вот другой типаж: костюм, галстук, туфли, портфель. Что они все носят в этих портфелях в век электронного документооборота?! Или вот, еще типаж: борода, свитер, зимой шляпа и длинный шарф. Человек творчества. Разумеется, нет иного способа подчеркнуть свою творческую индивидуальность, чем одеться точно так же, как сотни твоих коллег.

Город давно стал нашим богом. И вся эта унифицированная одежда — лишь жертвоприношение. Мы не ходим в храм, сам город — храм, и мы служим ему, выглядя одинаково — как монахи. И как буддийские монахи крутили барабаны с молитвами, так и мы возносим хвалу, затариваясь в гигантских моллах. Только специалист отличит джинсы разных фирм, и только поклонник автомобилей, не глядя на шильдик, угадает марку раздутого железа, что только что прокатило мимо тебя по улице. Ну ладно, одежда. Пусть так удобнее. Но почему и все автомобили делаются, словно в одной мастерской? Немного опухшие, чуть-чуть блестящие, немаркого нейтрального цвета? Ответ только один: так хочет Город.