Захватывает накалом конфликта, поединка двух воль, двух характеров открывающий цикл рассказ «Следы». В этом непримиримом споре-столкновении властного, «зачугуневшего в своей уверенности» геологического «корифея» и бросающего ему вызов молодого Еремина поистине все поставлено на карту. Ту новую геологическую карту, которую Еремин и его товарищи «зубами выдирали из хребта Ветров», увидев вещи «такими, какие они есть» и перечеркнув тем самым старую карту Льва, карту-догму, «не подлежащую обжалованию». Но у этого человека «имя-броня», он привык с выгодой для себя эксплуатировать «иссякший уже пласт своей геологической схемы», и потому так предельно сгущено (в чем-то, пожалуй, и пересгущено) напряжение борьбы в заключительной сцене встречи Льва и Еремина на покинутой таежной базе.

Автор не обещает легких решений. Мы чувствуем: Лев наверняка еще будет драться за свою схему, за свой престиж, но ясно нам и то, что возврата к прежнему уже не будет — такие, как Еремин, не отступят, не согнутся.

В рассказе «Фауны» читатель видит Еремина глазами рабочего-сезонника, одного из тех, кто едет на Север с откровенной целью — «рубель выбить». Но и этого не шибко-то грамотного мужика, у которого к тому же еще и «биография навылет прострелена» отбытием срока в местах не столь отдаленных, сумел заразить начальник партии своей геологической увлеченностью, приохотив его, как и многих других, к поискам «фауны» — древних окаменелостей. И посветлевший душой рассказчик, по-новому осмысляющий свою запутанную жизнь, думает о том, как нужны миру люди, умеющие гореть, ибо убежден теперь, что «каждый стоящий человек должен маленько стукнутым быть — о землю, о небо, о море ли».

Живущие «вполнакала» неинтересны Сазонову. Горячими, верными, душевными раскрываются нам его герои и в дружбе своей, я в любви, но полнее всего — в труде, ибо все они прежде всего — люди дела. Одухотворенный азарт, одержимость их поиска особенно дороги писателю. Дороги и тогда, когда граничат с чудаковатостью. Смешноват и трогателен в своей житейской неприспособленности рассеянный очкарик Храмов («Тропы к верховьям»), оставаясь «чистым всегда и восторженным, не имея в душе ничего, кроме геологии». Чем-то похож на него и «раскаленный нетерпением» Семен Галкин из повести «Мамонты и фараоны». Таких изображенных с доброй усмешкой геологических «чудиков» в книгах писателя мы встретим немало.

Может показаться, что в произведениях Сазонова многовато «окологеологического». Действительно, и жаркая походная баня, которую устроили себе геологи в одноименном рассказе, и разговоры, что ведут они у костра, выбирая имя щенку в «Туфе, правнуке Копы», и тем более история жизни «старого геологического кадра» мерина Яшки («Яшка — бриллиантовы глаза») имеют, на первый взгляд, мало отношения к тому главному, ради чего пришли на Север персонажи писателя. Но вчитываешься — и видишь, как из разрозненных, казалось бы, штрихов и эпизодов, будто мозаика из подобранных один к одному камешков, возникает правдивая картина геологических будней, прорисовываются характеры и судьбы.

Собственно, весь «ереминский цикл» — это своего рода повесть в новеллах, где каждая из вещей — от заполненного шумной, заполошной завхозовской суетней «Сашки Протокола» и дышащей здоровьем и удалью «Бани» до неторопливо-раздумчивого «Туфа» — высвечивает какие-то новые черточки в образах главного героя и его товарищей. Умеет Сазонов очень многое сказать о человеке, просто рисуя его повседневное житье-бытье, без каких-либо сюжетных ухищрений (правда, умении строить, четко прочерчивать сюжет ему как раз частенько и не хватает, особенно в крупных произведениях). Отметим, что и в «Открывателях» — заглавном рассказе сборника, не входящем, однако, в основной цикл — автору удалось выразительно, объемно и улыбчиво вылепить фигуры двух молодых романтиков, хотя действие здесь (редчайший случай для Сазонова!) почти не выходит за порог дома, где поселились молодожены.

Мир северных просторов присутствует в прозе Геннадия Сазонова столь же органично и неотъемлемо, как и крепкий, грубовато-сочный юмор его персонажей. Герои писателя как бы постоянно живут в «магнитном поле» природы — так тонко они умеют видеть, осязать всем существом ее очищающую красоту, так чутко слышать биение жизни даже в самых пустынных уголках Приполярья. И именно потому непримиримы они к тем кто, приходя в тайгу, «словно возвращается в каменный век». То, что творят разнузданные добытчики в рассказе «Озера у подножья гор», для Сазонова не просто надругательство над природой, но и симптом нравственной недостаточности этих людей. Тревожно-предостерегающе заучат в рассказе слова старого Ильи Самбиндалова: «Затянет все болото, если откроется в нас пустота».

Далеко не случайно фразу эту автор вкладываем в уста старика манси. Исследуя глубинные процессы, необратимо меняющие весь традиционный жизненный уклад северных селений, Сазонов с особой пристальностью вглядывается в будни коренных жителей края, с симпатией и пониманием рисует их образы. Перед нами проходят не только каюры, охотники — среди которых выделяется колоритнейшая, удивительно цельная фигура Алексея Бахтиярова («Великий охотник Бахтияров»), — но и люди новой формации, такие, как юная учительница-ненка из рассказа «Гости» или председатель поссовета коми Егор Ильич. Новь, властно вторгающаяся в жизнь Приполярья, не должна заслонять или приглушать нравственные ценности, выработанные поколениями северян, научившихся жить в мудрой гармонии с суровой, неуступчивой природой — к этому призывает писатель всей логикой своих произведений.

Отсюда, от рассказов о людях Се, вера, пролегла новая тропа художнических исканий Геннадия Сазонова — та, что привела к книге, в самом названии которой слышится раздумчивая напевность старинных преданий: «И лун медлительных поток…» Этот первый в творческой — биографии Сазонова роман, написанный им в соавторстве с мансийской сказительницей Анной Коньковой, был издан в Свердловске в 1982 году и сразу же привлек внимание читателей. Привлек прежде всего глубиной проникновения в стихию народной речи, в поэтичный мир мансийских легенд и поверий, с которым так тесно связаны особенности мировосприятия, психологии, нравственных представлений героев книги — жителей мансийской деревушки, затерянной «в глухоте кондинских урманов, в краю сотен оперенных лебедями озер».

В центре повествования — история охотничьего рода Картиных, судьбы четырех поколений — с начала 19 века до последнего его десятилетия. Патриархальным, застывшим в неизменности предстает перед нами весь уклад бытия людей маленькой Евры. Но и в этом замкнутом лесном мирке, куда доносятся лишь отголоски бурь большого мира, незаметно, исподволь идет социальное расслоение, меняются человеческие отношения, и внуки уже не могут и не хотят жить так, как жили деды…

Наверно, рано еще давать всестороннюю оценку романа: «И лун медлительных поток…» — лишь первая часть задуманного исторического повествования о прошлом народа манси. Близка к завершению вторая книга, где действие происходит уже в предреволюционные годы. Вырисовываются в авторском воображении и контуры следующей части. Но и сегодня, не дожидаясь итогов, можно увёренно сказать, что работа над романом (а она началась еще в середине семидесятых годов), знакомство с фольклором и историей маленького северного народа, общение со сказителями не только обогатили палитру Сазонова, но и по-новому отчетливо обозначили интернациональные грани творчества писателя.

Вернемся, однако, к «ереминскому циклу» его рассказов. Завершается он новеллой «Конец сезона», где мы видим героя в день радостный и одновременно горький. Нащупано так долго ускользавшее от геологов месторождение, но погиб в камнепаде друг… И хотя нет в этом прямой вины Еремина, он судит себя судом собственной совести. «Могу ли руководить партией после того, что произошло?»

На остром изломе, на крутом повороте прощается автор со своим упрямым бескомпромиссным героем. Но, наверно, это еще не прощание, а лишь короткая остановка в пути. Потому что впереди — новые маршруты, новые испытания и открытия, новые тропы.