Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Как дела, Алекс, — сказала она. — Меня зовут Ребекка Мария. Какой вы толстый. Я вас раньше никогда не видела.

— Я Бартенов. Алекс Бартенов. Вы, наверно, знаете. Я — Поп, Святой Отец. Грабор должен был про меня рассказывать.

— Кажется, я вас знаю, — согласилась Лизонька. — Вы — придурок, да?

ФРАГМЕНТ 24

— Мы познакомились в самолете, — говорила Лизонька, когда коньяк закончился и Бека принесла с первого этажа рома с «Кока-колой». Мы летели из Фриско, он почему-то прошел ко мне в конец салона и сел рядом. Минут через двадцать после взлета. Представляете? Он сел рядом: ни слова не говорит, не курит, а просто сидит. Ждет, что я с ним сама заговорю. Я ему: «Мне очень нравятся молчаливые мужчины, это… это достойно, а вот женщины должны болтать». А он: «Я люблю молчаливых женщин». Потом повернулся, осмотрел меня и говорит: «Какие удивительно пустые у вас глаза. Вы лахудра?» Хамло невероятное. Только я не обиделась почему-то.

Поп блаженствовал, пил, ел. Ему нравилось, что хозяйка оказалась русской и хлебосольной. Лучшее завершение дня. И еще ему очень нравилось, что Грабор женат. Он вспоминал Эвелину, их семью… дом… Наверно, она уже позвонила в морг…

— У вас нет вот таких сигарет? — спросил он и встал из-за стола, чтобы вынуть из куртки голубую пустую пачку.

— Да, я знаю. Такие выпускают в России… Нет, это настоящая, французская, — посмотрела на пачку Лизонька. — Баранов перед отлетом порвал мой паспорт на четыре куска, я склеила его прозрачной изолентой, поскандалила, пропустили… Грабор откуда-то знал, что у меня разорван паспорт, он поэтому пришел. Может, в аэропорту меня видел… Откуда такие берутся?

— Я знаю Баранова, — сказал Поп. — Он здесь рядом живет, возле кинотеатра «Анжелика».

— Он бандит, — ответила Лизонька. — Я вчера его видела. Вызывался проводить меня на самолет. Слушайте, Алекс, вам не интересно, а мне интересно. — Она сделала большой глоток. — Я нажралась тогда, ничего не помню. Мне Грабор потом все в подробностях описал. Шпион он, что ли… Я знаю, что не шпион. Ты знаешь, Поп, что он не шпион?

— А кто он? Не шпион?

Девушки играли ногами под столом. Батюшка примирительно вздохнул.

— Я Грабора тоже не помню. — Алекс совсем забыл детали вчерашней драки. Ну и ладно, подумал он. Ну лазал по пожарным лестницам. Разбил телевизор. Поцарапался где-то. В конце концов бабу нужно держать в черном теле… — Хочу помню, хочу не помню, — подтвердил он свою мысль. — Мне для памяти витаминов не хватает.

— Я к сестре летела, — продолжила Толстая. — Ненавижу ее, никогда такой стервы не видела. Столько подарков, тьфу… Мне нужно было одному мужику передать в тюрьму деньги… Ну попросили. Я знала его когда-то. Он считал меня за проститутку. Смешно: я к нему ехала из Питера на перекладных, все с пушками, два раза пересаживали. Зачем-то ночью. Мне ночью и так не видно… Ты думаешь, я ему дала? Я спела ему «Подмосковные вечера»… Бабы, вы не поверите, только и всего…

Лизонька поняла, что заговаривается, и перевела дыхание.

— Мы с Грабором раскрутили стюардессу на выпивку. Она маленькая, худенькая, я подошла к ней, ручки ее рассматривала, записала телефон. Что я, не могу ей в Америке найти жениха? Да вот хотя бы тебя, Алекс… Хорошая, неизбалованная девочка… Здесь нет таких…

— У меня это… Есть жена…

— Знаю я таких жен. Там совсем хорошая девочка. Остатки — сладки. Не знаю, как она смогла вынести столько бутылок. Чартерный спецрейс. Впереди сидел хачик. Падла в грязных ботинках. А сзади азербайджанка, толстая, старая, с усами, она, оказывается всю дорогу нас слушала… Из торговли… Я ей потом дала свои фотографии. Баранова, Рабиновича, Наташку…

— Какого Баранова? — снова встрепенулся Поп.

— Другого, — Лизонька погрозила ему пальцем. — Так он разлегся на трех сиденьях и опрокинул на Грабора бутылку вина. То есть — с ног до головы. Мои ребята в самолете летели… В общем, он еще долго извиняться будет за свой Карабах. Я Грабора к Риточке потащила, раздели его, такой дохленький он тогда был, не то что сейчас… Она дала соль, мыло… Завернули его в клетчатый плед, развесили барахло на креслах. Он нахал у вас, конечно. Патриций, бля. Стал по самолету бродить, заглядывал ко всем в газеты. Смешно. Мы как раз над Северным полюсом пролетали. Нам грамоты вручили, все дела.

— Не страшно? — спросила Ребекка. Было видно, что она увлечена рассказом, думает о чем-то, сопоставляет.

— Не знаю. А почему должно быть страшно?

— Я самолетов боюсь.

— Я в детстве боялась, — сказала Лизонька податливо. — Я вообще-то за последние десять лет ни разу трезвая не летала. Я вчера с двумя чувихами познакомилась. Секс-туризм. В этой стране ебут только в Нью-Йорке. Город желтого дьявола. Алекс, вы не знаете, почему такое слово, — «желтый дьявол»? Желтуха, туберкулез, сифилис?

— Не знаю… Наверно… Я в детстве тоже болел.

— Чем? — неожиданно встряла Ребекка.

Алекс покраснел, замялся. Наименований своих болезней он не помнил.

— Ну, мне… Мне в общем надо витамины есть.

ФРАГМЕНТ 25

В комнате на несколько мгновений установилась тишина. Ненужная тишина, откровенная тишина. Стали слышны скрипы и женские стоны с верхнего этажа, нарастающие и ненадолго утихающие крики, слишком характерные, чтоб ошибиться.

— Кто у вас там? — спросила Лизонька настороженно. — Я же говорила.

— Невероятно… Сегодня полнолуние… Там живет Фредерика, интеллигентная черная барышня. Одинокая, в очках. Преподает в колледже… Какой-то бред… Я никогда не знала. Как смешно все. Здорово.

Лизоньке стало грустно: она устала, волновалась за Грабора.

Поп немного повертелся на стуле, дунул в стакан.

— Можно, я пойду посмотрю? — сказал он. — Я черных никогда не видел. Расскажу.

— Что ты посмотришь?

Батюшка прошел в спальню, открыл окно — он уже когда-то выбирался на эту пожарную лестницу. Он недовольно пыхтел, потирал руки, сквозь него просвечивало нечто натурально святое.

— Докурите сигарету, пожалуйста, — Лиза сунула ему свой окурок.

Поп хихикнул, пробормотал «нет прощения» и спортивно перепорхнул за железные перила. Лизонька улыбнулась, увидев на нем кроссовки без шнурков. Он действительно вернулся из тюрьмы. Забавно. Она накинула на плечи свой пиджак, вернулась к Беке.

— У тебя нет лишних трусов?

— Я посмотрю. Мама в ночную смену.

Крики с верхнего этажа постепенно заполняли их комнату. Казалось, дом раскачивается, дрожит. Женщина стонала, выла, и вой этот становился все более неестественным и зловещим. Судя по тону, никакого завершения не предполагалось. Вверху падали предметы: стулья, книги, будильник. Иногда женщина затихала, но только на несколько секунд. Было непонятно, как это может быть чисто физиологически, но думать об этом не хотелось. Чужая радость внушала страх и раздражение, пусть мир и впрямь насквозь пронизан эротизмом.

— Сейчас этот Алекс должен рухнуть, — сказала Ребекка. — Он что, чокнутый?

— Давай включим музыку, — сказала Лиза, подошла к приемнику и настроила его на танцевальный канал. — Что загрустила? Не уходи, я боюсь одна.

Громыхая железом, сверху возвратился Поп, разулыбался, помахал рукой, скрылся в туалете, где тут же громко включил воду. Вспомнил, что с самого утра не видел себя в зеркале. Лицо его после побоев и пьянства припухло, но учитывая, что оно всегда было большим и круглым, все в норме.

— Там шкаф стоит, — сказал он. — Техас будет независимой республикой.

Он подошел к Ребекке и положил руку на ее плечо.

— Бе, выходи за меня замуж. — Он с размаху сел на стул, который тут же треснул и развалился под ним на части.

ФРАГМЕНТ 26

Момента прощания Батюшка не помнил, лишь обнаружил себя на холодной улице где-то недалеко от дома. Он проходил мимо чужого парадного, где с его приближением над дверью автоматически зажегся свет. Эта вспышка пробудила Алекса от его мыслей и заставила осмотреться по сторонам. Здания вокруг были до боли знакомыми, только расставлены как-то не так. Где находится его дом, Поп не знал, и поэтому решил ходить кругами до тех пор, пока случайно на него не наткнется. В воскресенье вечером у подъездов было выставлено много старой мебели, выцветшие абажуры, картины, книги, перевязанные бечевкой. Поп часто приносил такие вещи домой и складывал их у себя в комнате: его комната и была больше похожа на пиратский склад, чем на жилое помещение. В дни уборки Эвелина выбрасывала все это обратно на улицу, не спрашивая его разрешения.

11
{"b":"189617","o":1}