— Не пытайся сопротивляться, — закричал он. — Касс, звони в полицию. Я держу ее.

Теодор был не очень мощным, но жилистым. В моей голове быстро пронеслись все статьи о самообороне, которые я читала. Но пока он стоял за креслом, на котором я сидела я выкрученными руками, я не могла ударить его ногой в пах.

— Отпусти, — вскрикнула я.

Он на самом деле причинял мне боль.

— Теодор, я тебе все объясню.

— Кассандра! — опять закричал Теодор. — Не стой так! Звони в полицию!

Отпусти ее, — спокойно произнесла Касс.

Что? — переспросил он, не понимая.

Отпусти ее, — он сжал меня еще сильнее. — У нас с Рози есть дело на сегодняшний вечер.

— Ты, что, рехнулась? — он крепко держал меня. — Да?

— Ой, — это уже была я.

— Нет. Рози невиновна. И я помогу ей доказать это.

Теодор вышел из-за кресла, рассчитывая, что он сможет преградить мне путь, если я вздумаю бежать. Я подняла ногу, чтобы ударить его— я бы успела выскочить, пока он бы корчился от боли, но я передумала.

— Ты не должна помогать ей, — инструктировал он Касс. — Она не невиновна. Вспомни, что она сделала со своим мужем. Вспомни, что она сделала с Картером Тиллотсоном. Она сумасшедшая. Убийца. Она вооружена?

Я повернулась в его сторону.

— Да. У меня маленькая нейтронная бомба.

Поскольку Теодор, кажется, уже понял, что Касс впустила меня в свой дом добровольно, а не по принуждению, она заявила ему:

Если ты попытаешься вызвать полицию или будешь нам как-то препятствовать, я уйду от тебя и оставлю тебе детей. Подумай о Дне Благодарения. Нет, лучше о Рождестве. Ты один рядом с елкой и тремя угрюмыми подростками, а я… — она задумалась, — …где-нибудь в Оксфорде…

Оксфорде? — переспросил он. — Кто собирается в Оксфорд?

Но он знал, кто. Он отпустил мои руки. Осторожно я начала массировать свои локти.

Давайте все сядем, — предложила я. — Пожалуйста. Мне есть, что сказать вам.

Ты доверяешь моему здравому смыслу, Теодор? — спросила Касс.

Теодор согласно кивнул.

— Тогда я прошу тебя, выслушай Рози.

Он подобрал полы своего длинного халата и сел позади Касс.

Я узнала о Ричи за неделю после его смерти больше, чем за все годы, что мы прожили вместе, — начала я. — И я должна признать правду: он хотел вырваться из пригорода, он хотел перестать быть обычным средним парнем, — он в течение долгого времени хотел покончить с нашим браком.

Я вынуждала его остаться. Помните, прошлым летом он хотел купить виллу в Тоскане. Я смеялась над ним, я издевалась над ним: «Мы — на итальянской вилле?». Я хотела убедить его, что он все тот же Ричи из Куинса. Но он в отличие от меня, уже стал человеком, который мог жить в вилле. А потому он не просто был рассержен на меня, что я вынуждала оставаться его жить чуть ли не на ферме — он был разъярен. Он ненавидел Ричи, который был учителем математики и от случая к случаю зарабатывал большие деньги. Он отчаянно хотел стать Риком. И единственным препятствием на пути к этой жизни была учительница из пригородного колледжа с еле заметным бруклинским акцентом.

Меня обманули его слезы в то последнее утро. Нет, они не были фальшивыми: я уверена, прощальный поцелуй дался ему нелегко. Он не просто хотел бросить меня и всю свою прежнюю жизнь. Он хотел отплатить мне за то, что я была обычным представителем среднего класса, жителем пригорода Нью-Йорка и что он был точно таким же. Он хотел причинить мне боль и унизить меня.

Посмотрите, как он положил конец нашему двадцатипятилетнему браку. Сожаления не было, но и холодности тоже. Ударом в зубы. Он устроил прием по поводу нашего серебряного юбилея и пригласил друзей, соседей, партнеров по бизнесу. А какой тост он произнес тогда в мою честь: «Рози, это были двадцать пять лет. Что еще я моту сказать?». Я предполагала, что ему много есть чего сказать, но он, бедняга, слишком взволнован. А потом, через двенадцать часов: «Прощай, Рози». Как избавление от неприятного. Я признаю, он выполнил свой отцовский долг в то утро— больше часа он провел с мальчиками, объясняя им ситуацию. Затем он быстро собрал свои вещи, — что-то забыв, конечно, — и был таков.

Знаешь, чего я до сих пор не могу пережить? Что он подло меня подставил. Он предоставил мне объяснять всем, кто звонил на следующий день и говорил: «Спасибо! Какой замечательный вечер!», что вечер на самом деле был не столь уж замечательным. Он предоставил мне запаковывать и возвращать подарки, которые мы вместе с ним распаковывали и разглядывали накануне. Почему он так поступил? Мы сидели до двух часов ночи— вдвоем— разрывая упаковочную бумагу, развязывая ленточки, смеясь — прекрасно проводя время.

Шесть соковыжималок, — припомнила Касс.

Она могла это помнить, потому что я рассказывала ей об этом и о том, что потом мы с Ричи до трех часов ночи занимались любовью — страстной, изнуряющей.

— Семь соковыжималок. Я не говорю, что унизить меня было главной его целью. Но сделал он это мастерски.

Я улыбнулась Хигби. Они улыбнулись мне в ответ. Они думали, я храбрилась. Я же на самом деле думала о том, как через день после того, как он ушел, мы встретились у моего адвоката, и я кричала ему, что именно я способствовала тому, что Дейта Ассошиэйтед пошла в гору, Ричи решил меня как-то угомонить. Он протянул через стол руки, взял мои и с нежностью, которую я не слышала от него в течение последних десяти лет, произнес: «Ты найдешь себе еще кого-нибудь, Рози» — будучи совершенно уверенным, что это не так.

Я думала о страстных объятиях Денни. Я думала о той ночи, которую мы провели с Томом, который, после того, как мы закончили заниматься любовью, гладил пальцами мою кожу, целовал меня и говорил «Ты моя дорогая, Рози». Он обнимал меня всю ночь. «Ричи, ты, мертвый сукин сын, — думала я, — за те несколько часов он дал мне столько, сколько ты не дал за четверть века».

—Нам пора, — сказала я Касс.

Что нам нужно выяснить?

Нам надо выяснить, что Стефани знает о Мэнди и Ричи.

А после того, как она нам расскажет, мы должны убедить ее познакомить нас с этой дамой.

У Теодора улыбка исчезла с лица. Он вытащил свою руку из руки Касс и провел по своим, как у Кларка Гейбла, усам средним и указательным пальцем.

— Что бы ты ни задумала Рози, Касс не поедет с тобой.

Касс подошла ко мне ближе.

Не обращай на него внимания. Ты знаешь, его не стоит принимать всерьез.

Тебе лучше принимать меня всерьез, — предупредил ее Теодор.

Слушай! Единственные книги, которые ты прочитал, были романы Уильяма Ф. Бакли. Как я могу принимать тебя всерьез?

Я тебя предупредил, Кассандра.

С этими словами Теодор вышел из-за рядов кресел и стал подниматься по лестнице. Мгновение спустя я видела только серые слаксы и темно-красный свитер Кассандры, которая тут же бросилась вслед за ним.

Иногда штампы хороши тем, что они точно передают ощущения. Так и тогда; у меня упало сердце. Я знала, что смогу обойтись ночью без их помощи. Но я знала также, что я никогда без помощи Касс не проберусь через полицейский кордон к дому Стефани.

Прежде, чем я восстановила сердцебиение, она позвала меня с лестницы.

Теодор дал слово, что он не будет звонить в полицию, Ему можно доверять. Я пошла за пальто, — она говорила так тихо, что я едва расслышала ее. — И за пистолетом.

Твое отсутствие заметно сказалось на работе кафедры английского языка и литературы, — сказала Касс. — Если сейчас арестуют нас обеих, они просто пойдут ко дну без всякой надежды на спасение.

С этими словами она захлопнула прямо над моей головой багажник.

Мы решили, что другого выбора у нас не было. Я не могла, пригнувшись, лежать на заднем сидении машины, как тогда, в машине Картера, да и это было бы невозможно сейчас, при ярком ослепляющем свете полицейских прожекторов. После одиннадцати вечера в пригородах Лонг-Айленда роговые очки с фальшивыми носами не валялись на каждом углу, а посему проникнуть в дом Стефани, переодевшись странствующим коммивояжером, представлялось довольно сомнительным.