Поскольку ассистент Джейн занимается лишь тем, что ассистирует ей, мне заказали статью, только когда я перешла из ассистентов в младшие редакторы. Я ждала этого два года, и мой энтузиазм ничуть не уменьшился, когда выяснилось, что мне поручена всего лишь заметка о прическе, такая, где даются пошаговые инструкции, как воспроизвести, скажем, прическу Николь Кидман на оскаровской церемонии. Мой энтузиазм был способен на многое, и я терпеливо расписывала указания стилиста для читателей «Модницы» («Капните на ладонь четверть капли геля „Бамбл энд Бамбл“ и разгладьте волосы»). Заметка была короткая (никаких тебе статей) и ни разу не отклонилась от темы (все время только про волосы Николь), но Джейн все равно нашла что раскритиковать. Ей не понравилось вообще ничего, а когда я наконец сумела прийти в себя хоть немного и написать новый вариант, она снова раздавила меня на этот раз своим безразличием («И зачем, интересно, ты тратишь на это мое время?»).

В конце концов, заметка про волосы Николь пошла в печать в исходном виде. Когда сверщики послали стилисту отредактированную версию, он нашел в ней столько ошибок, что позвонил мне лично. Мы с ним прошлись по каждой строчке, и оказалось, что то, что Джейн сочла бесполезным и бессмысленным («Закрутите концы прядей и подоткните их»), было так важно, что без этого прическа бы не получилась. Мое чувство удовлетворения было недолгим. На очереди было следующее задание (настоящие рецепты для Дня матери от настоящих знаменитых матерей), и сезон охоты на Виг был опять открыт.

Я еще не знала, что сезон охоты на Виг открыт круглый год. Хотя Джейн не до того, чтобы читать большинство наших статей, к моим она питает особый интерес. Когда она раздражена или ей нечего делать, она берет статью, над которой я работаю, и терзает ее. Как скучающий пятилетний ребенок с крылышком бабочки в руке. Одним резким рывком она прикалывает меня к земле.

Обстоятельства и несгибаемость Келлера вынуждают меня прибегнуть к шантажу.

— Я никогда этого раньше не делала, — говорю я, будто извиняясь за отсутствие решительности, — так что потерпите. И скажите мне, если что делаю не так.

Поначалу я вовсе не так собиралась добиться его согласия. У меня была заготовлена речь — дескать, в минуты кризиса все должны встать на борьбу с тиранией — и должное количество патриотического пыла. Прямо-таки слышала под «Боевой гимн республики» в качестве фоновой музыки.

Алекса Келлера все это не тронуло.

— Нет, извините, — сказал он, с сожалением покачав головой. Его разочарование казалось искренним. — Ничем не могу помочь. Я бы и рад, но Джейн Макнил незаменима для моего плана «Сделаем Алекса архитектором». Новый главный редактор может пожелать, чтобы я приходил на совещания, или вызывать меня к себе в последнюю минуту. Остался всего год учебы, и я не могу так рисковать. Безразличие Джейн к редакторскому делу мне очень помогает.

— Но журнал получается ужасный, — возразила я.

Алекс смотрел, как Квик скалит зубы на бойкую чихуахуа, которая собиралась с ним поиграть. Ленивый Лабрадор не хотел с ней возиться.

— Публика так не думает. Продажи растут.

Это верно.

— Ну хорошо. Но работать в нем ужасно.

— Так не ходите в редакцию, — говорит он, будто план «Сделаем Алекса архитектором» доступен любому, как система упражнений для зарядки, стоит только приложить немножко усилий. Представить не могу, как все это до сих пор не вышло наружу.

— Вы же понимаете, что так не выйдет, — сказала я нетерпеливо, повышая голос. Женщина рядом со мной, решавшая кроссворд в «Таймс», пока ее чихуахуа приставала к Квику, озадаченно глянула на меня. Я пожала плечами.

— Так найдите новую работу. Сколько вы там проработали? — спросил он.

— Пять лет, — пробормотала я, внезапно ощутив, что задержалась на четыре с половиной года дольше, чем нужно.

— Ну вот, — сказал он, будто мой ответ все объяснял. — Думаю, смена главного редактора вам не поможет. Джейн — олицетворение системы. Либо вы работаете с ней, либо уходите. Такой у вас выбор.

Я тоже так считала, пока не появился третий вариант.

— Вы мне обязаны. Я изменила жизнь вашей сестры, — объявила я оскорбленным тоном. Вот именно такие глупости и говоришь, когда все идет наперекосяк, так что Келлера я только насмешила.

Он расхохотался так искренне и с таким весельем, что даже Квик встал и побрел к нам, чтобы выяснить, в чем дело.

Вот после этого унижения я и собралась заняться шантажом.

— Для меня это тоже впервые, — говорит он; моя попытка вымогательства его только забавляет. — Но мы оба интеллигентные люди. Я уверен, что рано или поздно мы сообразим, как это делается.

Гангстерские фильмы не подготовили меня к такой реакции. Объекту полагается расправить плечи и нахмурить лоб в праведном гневе — мол, он никогда не уступит бессовестному шантажу, — а через несколько минут сдаться.

— Помогите нам свергнуть Джейн, и я никому ничего не скажу о вашей двойной жизни. — Я, конечно, блефую и при любом исходе никому не расскажу о его двойной жизни. Объекту, однако, это знать ни к чему. — Как бы вы ни поступили, что-то изменится. Нет гарантии, что новому главному редактору больше понадобится ваше присутствие, чем Джейн. Однако если я расскажу бюро персонала о ваших планах, вас уволят. Это гарантировано.

Келлер кивает.

— И что мне надо будет сделать?

— Просто добавить одно событие в список тем для будущих номеров.

— Да, но какие детали? Какое событие, в каком месяце?

— В ноябре. Это открытие выставки под названием «Позолоченная лилия». Художника зовут Гэвин Маршалл. Хорошо бы еще вы добавили несколько суперзвезд, чтобы убедить Джейн, что событие действительно важное. Об остальном позабочусь я, — говорю я, и меня пронзает ужасное ощущение собственной подлости. Быть жестким шантажистом сложнее, чем я думала.

— И все? Просто внести Маршалла в ноябрьское расписание событий? — повторяет он, будто определяя условия контракта. — И в обмен на это вы никому не расскажете о моей двойной жизни? Это все, что мне надо сделать?

— Это и все, что вам придется сделать. — Чувствую я себя гадко, получая вынужденное обещание, но отступать поздно.

— Ну хорошо. А что мне мешает рассказать Джейн о вашем коварном заговоре? — говорит он, разворачивая ситуацию в обратную сторону.

Сердце мое уходит в пятки — я понимаю, что выдала слишком много информации. Крыть нечем. Ничто не может помешать ему все рассказать Джейн. Наше взаимоуничтожение обеспечено, и я смотрю на него с другой стороны стола переговоров. Созерцаю все варианты будущего и выбираю, какой мне больше подойдет. Увольнение с работы, которую я никак не соберусь бросить, — это не трагедия. Я бесшабашно улыбаюсь. Шаловливым ручкам не место на кнопке сброса ядерной бомбы.

— Тогда ладно, это уже не важно, — говорю я, делая шаг назад от глобальной термоядерной войны. Келлер вовсе не такая важная фигура, как мы думали. Он так редко бывает в редакции, что план можно было провести в жизнь без его помощи и без его ведома. Нам просто надо было привлечь Делию. Делия наверняка только обрадуется возможности продвинуться по издательской лестнице, чтобы предрассудки Джейн не приковывали ее к нижней ступени.

— Не важно? — подозрительно повторяет он.

— Не важно. Вы меня ловко обошли, так что не важно. — Я улыбаюсь, чтобы дать ему понять, что я не обижена. — Так или иначе план был рискованный.

Келлер поглаживает Квика по голове и некоторое время молча сидит рядом со мной. Женщина с чихуахуа встает и зовет:

— Куки, Куки, мамочка собирается уходить. — Но Куки уходить не собирается. Хозяйка уже справилась с субботним кроссвордом, а вот Куки еще не наигралась и продолжает гонять расфранченного черного пуделя вдоль периметра собачьей площадки. Раздраженно вздохнув, женщина откладывает газету и бежит вслед за собакой. Мы с Келлером наблюдаем, не особенно стараясь скрывать веселье.