Дело было в 1919 году, в городе Алатыре Симбирской губернии.

Уездная ЧК получила однажды сигнал, что на железнодорожном разъезде близ Ардатова и в его окрестностях действует строго законспирированная контрреволюционная организация «Союз офицеров». Имелись сведения, что готовится восстание против Советской власти.

— Работать будем по-умному, основательно, — сказал председатель ЧК, когда все мы собрались потолковать о плане дальнейших действий.

— Что ты предлагаешь?

— Прежде всего — не пороть горячку. Судя по всему, они сейчас только еще снюхиваются. Неплохо бы подослать к ним толкового человека.

— Кого же именно?

— Новичка надо, человека неизвестного в наших местах. И такого, который смог бы сойти за офицеришку...

По всем статьям лучше других подходил для этой роли я. Никто еще не знал меня в маленьком захолустном Алатыре, где каждый вновь прибывший невольно обращает на себя внимание обывателей. К тому же я успел послужить в царской армии, правда, не в офицерском чине — был старшим фейерверкером. Однако повадки и нравы господ офицеров знал, успел к ним присмотреться.

Короче говоря, нарядили меня в китель прапорщика, только без погон, выдали соответствующую «липу», тщательно проинструктировали и отправили. Задача была довольно сложная: войти в доверие, установить численность и вооружение организации, узнать, на какой срок намечается восстание.

Первым делом отправился я на разъезд. Прогулялся вдоль путей, побродил вокруг станционных строений и как бы нечаянно наткнулся на начальника разъезда.

— Кто таков? — спрашивает.

— Да вот хочу устроиться на работу.

Начал меня расспрашивать. Вижу, относится не очень-то доверчиво, но с любопытством. Тогда я достал свои документы. Замечаю — на лице совсем другое выражение: офицер все-таки, ваше благородие.

Обещал подумать. Вроде бы клюнул. И верно — на следующий день познакомил меня со стрелочником, как-потом выяснилось, крупным торговцем, проживавшим в соседнем селе. А тот, в свою очередь, пригласил к себе домой. За ужином устроил мне форменный допрос: кто я такой, откуда явился, что намерен делать дальше.

Снова пошли в ход документы, которые, кстати, сработаны были превосходно. Они-то и успокоили моего хозяина. Повеселел, сказал, что рад был познакомиться, предложил погостить пока в его доме.

На первых порах ничего другого мне и не требовалось. Пожил у него две недели, ел, пил, ходил по соседним деревням, знакомился с людьми, исподволь выявляя тех, на кого в случае чего можно будет опереться. Хозяину не забывал напоминать, что изнываю от безделья.

Ничего определенного он мне не обещал. Видно было, что хитрит, осторожничает, чего-то недоговаривает. А я делал вид, что верю каждому его слову.

На третьей неделе подоспел какой-то престольный праздник. Хозяин пригласил меня поехать с ним в соседнюю деревню, в гости к его свату. Я, понятно, согласился. И вот по дороге начал он жаловаться: жить, дескать, тяжело, Советская власть никуда не годится, надо что-то предпринимать.

Я, понятно, помалкиваю. Не будешь ведь поддакивать, делаю вид, что слушаю с интересом.

В гостях, как и следовало ожидать, собралось «избранное» общество. На кого ни посмотри, сразу видно, хорош гусь: либо офицер переодетый, либо кулак, либо поп.

Встретили меня любезно, начали знакомиться, угощать. Однако о делах помалкивали.

Зато когда ехали обратно, подвыпивший хозяин вдруг разошелся:

— Скоро, милок, Советской власти крышка. Такую им резню устроим, ни одного большевичка не останется...

И начал рассказывать, как готовятся к восстанию, сколько у них людей наготове и сколько припрятано оружия. Даже где хранится оружие выболтал: в надежном, дескать, месте, под стропилами церковной колокольни. Винтовки есть, револьверы, пулеметы.

Я и верил ему и не верил. Думалось, что расхвастался спьяна, наговорил всякого, особенно насчет спрятанного оружия. Но утром, когда я стал осторожно переспрашивать, хозяин все подтвердил.

— А меня вы собираетесь использовать?

Хозяин поспешил заверить, что работа найдется. Причем, важная, ответственная.

И действительно, через несколько дней я узнал, что назначен связным у руководителей организации. Что ж, «назначение» это меня вполне устраивало: связному легче изучить расстановку вражеских сил.

Вскоре я как свой человек знал все планы контрреволюционной организации, знал, где и когда будет начато восстание, кто руководит отрядами, сколько у них оружия.

Намечалось восстание на конец 1919 года, с тем чтобы охватить Ардатовский, Алатырский, Курмышский, Буинский и некоторые другие уезды.

Не вызывая подозрений, нужно было сообщить обо всем в ЧК. Вот тут и помогли мне активисты, которых я заблаговременно успел подобрать. Они доставили в Алатырь собранные мной сведения.

Разработанный ЧК план ликвидации контрреволюционной банды удалось осуществить полностью. В назначенный срок были произведены обыски. На колокольне действительно обнаружили склад оружия. Попались с поличным все вожаки «Союза офицеров».

— Поздравляю, «прапорщик» Люткевич! — сказал мне председатель ЧК. — Первую свою операцию провели неплохо.

...Много лет прошло с того времени, во многих местах довелось мне поработать. Из Симбирска попал в Первую конную армию Буденного, затем громили мы контрреволюционные банды на Северном Кавказе, в районах Армавира, Майкопа и станицы Лабинской. Но до сих пор я вспоминаю первое свое боевое крещение, когда поневоле сделался «его благородием».

Ныне я в преклонном возрасте, а на старой, выцветшей фотографии вид у меня довольно бравый: по-военному подтянут, молодцеват.

В те далекие годы партия призвала рабочих к оружию, и мы стали бойцами революции.

Еще подростком примкнул я к революционному рабочему движению. В 1913 году нанялся на завод «Новый Парвиайнен», проработал, правда, там недолго. На этом же заводе и в партию вступил.

Шла империалистическая война. Как-то к нам пожаловала расфуфыренная баронесса. Ходит по цехам, брезгливо приподнимая подол нарядного платья. Откормленная, сытая дамочка, а тычет под нос изможденным рабочим кружку, чтоб жертвовали на войну. И ко мне подкатилась. Ну я и не выдержал:

— Не стыдно с этакой рожей побираться! А ну, брысь отсюда! — и для острастки замахнулся гаечным ключом.

Баронессу как ветром сдуло. Меня же после этого случая — в каталажку. Опознали, припомнили и старое: участие в забастовках, ссылку. Время было военное, и решили поэтому избавиться от «нежелательного элемента», заслав в штрафной батальон.

В 1916 году я заболел и попал в госпиталь. После излечения и трехмесячного отпуска снова очутился на старом заводе.

Рабочие «Нового Парвиайнена» приняли в Февральской революции активное участие. 27 февраля 1917 года мы разгромили 2-й участок полиции в доме № 62 по Сампсониевскому проспекту.

В апреле в Петроград прибыл Ленин. В тот день я, как и тысячи других, находился на площади у Финляндского вокзала. Здесь впервые увидел и услышал Владимира Ильича.

Вскоре после приезда Ленина по заводам Петрограда стали формироваться отряды Красной гвардии.

Мне было поручено создать отряд на «Новом Парвиайнене». За несколько дней подобрали мы человек двадцать, в основном из тех, кто уже принимал участие в революционной работе. Отряд обзавелся оружием, и я, как малость знающий военное дело, начал проводить занятия.

Собирались мы на поляне за заводом, где были вырыты окопы. Пестрота вооружения никого не смущала. С одинаковым упорством красногвардейцы изучали и допотопную берданку, и новенькую трехлинейку. Не обращая внимания на усталость, часами метали железные болванки, заменявшие нам гранаты. Кроме всего этого, отряд нес охрану завода.

Взяв курс на вооруженное восстание, партия обратила самое серьезное внимание на подготовку боевых сил революции. На первых порах красногвардейские отряды действовали разобщенно, но после создания районных штабов с этим было покончено.