— Выходит так, — уныло согласился Петров.

Часть своих сил, примерно с полсотни наиболее надежных головорезов, Петров должен был направить, на штурм линкора «Севастополь». План этой ночной операции был отчаянным, пиратским. Подойти ночью к линкору, пользуясь маленьким портовым буксирчиком, взять корабль на абордаж и водрузить на нем андреевский флаг. Коммунистов и комиссаров, конечно, в Неву, в завязанных наглухо мешках, а из двенадцатидюймовых орудий «Севастополя» — огонь по городу.

— Цели вам указали?

— Нет, огонь надо было открывать беспокоящий...

— Что это значит?

— Вызвать, одним словом, панику...

Следствие набирало силы.

Но еще скрывался где-то сверхосторожный английский резидент, еще не удалось схватить таинственную Мисс, и даже неизвестно было, кто же действует под этой кличкой.

Помогла засада, оставленная на Малой Московской улице в квартире Ильи Романовича Кюрца.

Рано утром в дверь этой квартиры постучалась неизвестная женщина. Стукнула три раза с довольно длинными паузами и, увидев в квартире посторонних, кинулась бежать, но была задержана.

— Везите ее сюда! — распорядился Николай Павлович.

Через полчаса на Гороховой разыгралась сцена, почти в точности повторившая поведение Бориса Берга, «главного агента английской разведки в Петрограде».

— Я — Марья Ивановна, которую вы разыскиваете по всему городу! — объявила женщина. — Ни о чем меня не спрашивайте, отказываюсь отвечать на все ваши вопросы...

И действительно, сколько с ней ни бились, она молчала. Тонкие бледные губы были сердито поджаты, в глазах светилась фанатическая решимость упорствовать до конца. Одета была эта женщина во все черное, ростом невысока, круглолица, светловолоса, и вообще больше смахивала на религиозную кликушу, чем на руководительницу заговора, перед которой трепетали мужчины.

Неизвестно, чем бы все это кончилось. Николай Павлович был твердо убежден, что перед ним вовсе не Мисс, и скорее всего отправил бы ее в тюрьму «впредь до выяснения личности», если бы не заглянул к нему Профессор.

— Батюшки светы, да никак госпожа Орлова! — удивленно воскликнул Профессор, заметив женщину в черном. — Вот уж не думал, что встретимся мы в Чека!

Бывают же в людских судьбах странные совпадения!

За много лет до этого хмурого ноябрьского утра в камере смертников ревельской военной тюрьмы происходило довольно занятное и довольно тягостное свидание. К Эдуарду Отто, опасному государственному преступнику, с минуты на минуту ожидавшему казни, пожаловала молодая элегантно одетая дама. Смущаясь и краснея, назвала себя Анастасией Петровной, супругой прокурора Орлова, который вел его процесс и настойчиво добивался смертной казни через повешение. Еще более смутившись, начала объяснять, что пришла просить осужденного примириться с всевышним и не отказаться от облегчающего душу святого причастия. Муж ее обещал помолиться за преступника, хотя по служебному своему положению обязан карать врагов престола и отечества. И она умоляет его о смирении, это ее христианский долг.

Тяжкий был разговор, утомительный и бесплодный, потому, наверно, и запомнился на долгие годы. Дама рыдала, становилась перед ним на колени, совала какую-то ладанку, а он, признаться, не мог дождаться, когда же наконец она уйдет. Как раз в ту ночь должен он был бежать и дорожил каждой минутой.

И вдруг новая нежданная встреча. Изрядно потускнела и изменилась госпожа Орлова за эти годы, а глаза такие же, как тогда, в одиночке смертников, и светится в них что-то фанатичное, жертвенное.

— Я не знаю вас, — сказала она, мельком посмотрев на Профессора.

— Помилуйте, Анастасия Петровна, как же не знаете! А ревельскую тюрьму забыли? Ведь это мою душу собирались вы спасти, я-то вас прекрасно помню...

— Вы? — отшатнулась она в страхе. — Вы живы, вы здесь, в этом храме сатаны? Господи, неужели и ты за большевиков?

— О позиции господа бога мы говорить не будем, — серьезно сказал Профессор. — Думаю, что должен он стоять за народ, если существует. А вы, Анастасия Петровна, против народа, заодно с его смертельными врагами... Иначе зачем бы понадобился вам этот дешевый фарс?

— О господи, спаси нас и помилуй!

— Но вы заблуждаетесь, Анастасия Петровна, думая, что уловками своими помешаете правосудию... Жестоко заблуждаетесь! Все равно мы разыщем Марью Ивановну... Вот вернется она в Петроград, и пригласим на беседу...

Склонив голову, Орлова долго молчала.

— Видно, вы правы, — сказала, тяжело вздохнув. — От судьбы никуда не денешься... Приедет Марья Ивановна завтра, так было у нас условлено... И зовут ее не Марьей Ивановной...

Звали ее Надеждой Владимировной.

Китаец заблуждался, считая ее неумной интриганкой, способной лишь на запугивание и шантаж. Ревновал, вероятно, не мог никак простить руководящей роли в заговоре.

Этим и объясняла она нелестные его отзывы о своей персоне. «Напыщенный, самодовольный болван», — презрительно фыркнула, когда зашел разговор об Илье Романовиче Кюрце. И других нисколечко не щадила, наделяя уничтожающими характеристиками. Владимира Эльмаровича Люндеквиста назвала тупым солдафоном, Жоржетту Кюрц — безмозглой идиоткой, а Бориса Павлиновича Берга — игрушечным наполеончиком из Ораниенбаума.

Надежда Владимировна была достаточно умна и сообразительна, чтобы сразу оценить обстановку. Раз уже добралась до нее ЧК, значит дело проиграно и запирательство становится бессмысленным.

Не стала упорствовать, не изображала из себя невинной жертвы, по ошибке угодившей на Гороховую. Едва ее арестовали на Николаевском вокзале и привезли в кабинет Николая Павловича, тотчас во всем призналась.

Да, Марья Ивановна — это ее конспиративная кличка. И шифрованное донесение Юденичу отправляла она, подписавшись условленным заранее псевдонимом Мисс. Кроме того, перехваченного чекистами, донесения были, разумеется, и другие. Сколько всего, она не помнит.

К военным вопросам она касательства не имела, а формирование правительства было поручено ей, это правда. Завершить всю работу не удалось, но главные портфели были распределены.

И вообще, если нет возражений, она предпочла бы на все вопросы следствия отвечать в письменном виде. За письменным столом ей легче сосредоточиться.

Следствие не выясняло, была ли Надежда Владимировна Вольфсон знакома с эсеркой Фанни Каплан, стрелявшей отравленными пулями во Владимира Ильича Ленина. Возможно, и не знали они друг друга, длительное время подвизаясь в рядах одной партии, но схожего в биографиях этих бывших «революционерок», ставших оголтелыми врагами революции, было много.

Схожего и вместе, с тем несхожего. Так или иначе Надежда Владимировна шла гораздо дальше Каплан. От террора не отказывалась, но считала его достаточно устаревшим оружием. Главную ставку делала на иные средства борьбы. Что террор с комариными его укусами! Ей нужно было организовать вооруженное выступление против большевиков, свалить их любой ценой, пойдя на сговор хоть с самим дьяволом — о меньшем она не хотела и думать.

— Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Полем Дюксом? Перечислите места, где он бывает. Когда вы виделись в последний раз?

— Обождите, я все вам сообщу без утайки, — уверяла она следователя. — Верьте в мое безусловное раскаяние, я жажду как можно лучше помочь следствию...

И действительно, сообщила многое, изо всех сил стараясь завоевать доверие. Собственноручные ее показания, обдуманные, хладнокровные, написанные без помарок ровным, уверенным почерком, составили целый том следственного дела.

По ним можно представить, как формировался этот крупнейший заговор контрреволюционного подполья и как были расставлены силы в ожидании сигнала к началу операции «Белый меч». Подробнейшим образом описываются в них маршруты курьеров, техника шифровки и даже запасные, ни разу не использованные каналы связи. Например, через Ладожское озеро, где был оборудован на берегу специальный тайник.