— Петрограда мы, конечно, не сдадим, — сказал Дзержинский, — однако на войне нужно быть готовым к худшему...

Задание было ответственным, но вступало в силу лишь в случае захвата города белогвардейцами. В кратчайший срок мне было приказано подготовить строго законспирированную группу особо надежных и проверенных людей для работы в подполье. Надо было позаботиться о документах, явочных квартирах, паролях, оружии, взрывчатке и многом другом, чего может потребовать жизнь от такой группы.

— Дополнительные указания вы получите в надлежащий момент, — сказал Дзержинский. — Действуйте инициативно и бесстрашно. Если они и ворвутся в Петроград, то ненадолго...

Надо ли говорить, что задание Дзержинского было выполнено самым тщательным образом. Группу я подобрал, позаботился обо всем необходимом. К счастью, до подпольной борьбы дело не дошло — банды Юденича были отогнаны.

Многое можно рассказать о незабываемых годах работы в ЧК. То были годы неслыханного революционного накала, когда от каждого из нас требовалась полная выкладка всех духовных и физических сил. Беречь себя, работать вполсилы было тогда невозможно. Никто бы тебе этого не простил.

Летом 1920 года состоялась еще одна памятная встреча с Владимиром Ильичем Лениным. В Петроград на конгресс Коминтерна стали съезжаться его делегаты. Приехали и были торжественно встречены Марсель Кашен, Эрнст Тельман.

По прямому проводу мне сообщили, что нужно обеспечить полный порядок при встрече Ленина, приезжающего из Москвы. Предупредили, что Владимир Ильич терпеть не может торжественных встреч и обилия охраны. «Учтите это, — сказали товарищи, — но и безопасность обеспечьте».

После петроградского заседания конгресс Коминтерна продолжил свою работу в Москве. Мне было приказано подготовить все к отъезду Ленина и сопровождать его до столицы. Задание ответственное, и я, конечно, немало поволновался, пока удалось все подготовить. Наконец наступил час отъезда. Жду у вагона. Вижу: быстрой походкой идет Владимир Ильич, а за ним Надежда Константиновна Крупская и Елена Дмитриевна Стасова. Вытянулся, отрапортовал.

— Здравствуйте, товарищ Щевьев! — сказал Ленин и протянул мне руку. — Вы ведь из питерских металлистов, не так ли?

— До Чека работал токарем.

— Где именно?

— На «Новом Лесснере», на Семянниковском...

— О, это очень боевые, революционные заводы Петрограда! — воскликнул Владимир Ильич и без всякого перехода сразу спросил: — Ну, а как дела на транспорте?

— Обстановка напряженная, Владимир Ильич. Главное, нет хлеба, вот в чем беда. Иной раз, чтобы обеспечить паровозные бригады, приходится...

Сообразив, что об этом, пожалуй, рассказывать не стоит, я замялся, но Владимир Ильич, конечно, настоял. И тогда я сообщил, что в иные дни положение до того крутое, что приходится мне идти в станционный магазин и, несмотря на протесты стоящих в очереди, забирать весь хлеб для паровозных бригад. Иначе ничего не выходит, иначе остановится движение поездов.

Выслушав меня, Владимир Ильич помрачнел, подумал, а потом сказал, как бы отвечая на свои мысли:

— С хлебом мы положение улучшим. Это вопрос жизни или смерти. Непременно должны улучшить... А остановки движения ни в коем случае не допускайте...

Вспоминаю этот разговор по памяти спустя почти полвека, возможно, и не каждое слово Ленина передаю точно, но за смысл ручаюсь. Именно так все и было.

Оконфузился я при отправке поезда. Уже вошли все в вагон, уже попрощались с провожающими, а я все еще жду команды, находясь под впечатлением разговора с Владимиром Ильичей. Вдруг открывается вагонное окно, и я вижу лицо Ленина. Он смотрит на часы, хмурится:

— Почему поезд не отправляется, товарищ комиссар?

— Еще не было распоряжения, Владимир Ильич.

— Какого распоряжения? На отправку поезда? Значит, мы опаздываем?

— На три минуты, товарищ Ленин.

Ничего не сказав, Владимир Ильич с досадой махнул рукой и закрыл окно. Я, понятно, сразу подал знак начальнику станции, поезд медленно тронулся.

Уже в поезде, не находя покоя, я рассказал Надежде Константиновне о глупой своей оплошке.

— Нельзя ли мне зайти к Владимиру Ильичу и все ему объяснить?

— Подождите, товарищ Щевьев, сейчас узнаю, — сказала Надежда Константиновна и вошла в салон, где за столом работал Ленин. Через несколько минут она вышла и принялась меня успокаивать:

— Не беспокойтесь, пожалуйста, Владимир Ильич и не думал на вас сердиться. Он понимает, что вы рабочий человек, на железной дороге недавно и, видимо, еще не поняли, какое значение имеет точность движения поездов. Владимир Ильич просил передать, чтобы не обижались, но принять вас не может, к утру ему нужно подготовить срочный документ.

На этом и разрешился неожиданный инцидент с опозданием поезда. Всю ночь я, разумеется, бодрствовал, выходил на остановках, где паровоз набирал воду, следил за порядком. И всю ночь горел свет в окне салон-вагона, всю ночь Ленин работал.

В Москву мы прибыли по расписанию. Прощаясь, Владимир Ильич подошел ко мне, взял мою руку обеими руками и, улыбаясь, сказал:

— Большое спасибо, товарищ Щевьев! Доехали мы с вами вполне благополучно и даже... вчерашнее опоздание, кажется, наверстали... Спасибо вам и до свидания!

В Петроградскую ЧК меня направили летом 1918 года, сразу после выздоровления.

Делалось это по тем временам просто. Поправился товарищ, подзалечил фронтовые раны на лазаретной койке и вызывают его в партийный комитет: так, мол, и так, уважаемый Василий Александрович, есть мнение направить вас в Чрезвычайную Комиссию на должность начальника отдела и члена президиума.

В. А. Васильев

Знаешь ли ты особенности и тонкости чекистской деятельности, имеешь ли соответствующие практические навыки — никого особенно не интересует. Обязан научиться, коли не знаешь, на то и большевик. Обязан в кратчайший срок стать умелым сотрудником ЧК, этого требуют от тебя интересы революции.

Партийный мой стаж был уже порядочный — с весны 1907 года. За плечами было подполье, имелся кое-какой опыт конспирации. Стало быть, рассуждали товарищи в партийном комитете, все остальное приложится.

Должен сказать, что в ЧК мне пришлось тяжеловато. В особенности на первых порах, пока не освоился и не присмотрелся, поучившись у более знающих работников.

Уж очень напряженное и сложное было время! На севере страны, в Архангельске и Мурманске, господствовали английские оккупанты, целясь на Красный Петроград — колыбель Октябрьской революции. Невиданно обострилась классовая борьба, находя свое выражение в контрреволюционных заговорах, террористических актах, саботаже, мятежах и восстаниях. Продовольственные трудности привели к расцвету спекуляции.

ЧК называли тогда «обнаженным мечом» пролетарской диктатуры. Но меч этот мог разить врагов лишь с помощью, причем самой повседневной, самой заинтересованной помощью, широчайших масс трудящихся. Иначе бы он оказался бесполезным и даже вредным.

Таких, как я, то есть не имеющих достаточного опыта, среди чекистов было много, а ведь бороться нам приходилось против сильных капиталистических разведок. Взять хоть Интеллидженс сервис, секретную службу английских империалистов с ее умением плести хитроумные интриги, с ее вышколенными кадрами. Разве можно было противостоять проискам Интеллидженс сервис, своевременно разгадывая ее замыслы, без поддержки рабочих, красноармейцев, матросов, крестьянской бедноты? Конечно нельзя! Поддержка масс, помощь масс, своевременные сигналы добровольных помощников о каждом подозрительном факте — вот что составляло нашу силу.

Многое приходит на память, когда вспоминаешь первые годы Советской власти. Запомнилось мне, к примеру, как был раскрыт и ликвидирован знаменитый «Национальный центр» — контрреволюционная организация кадетов и монархистов.