— Это было бы чудесно.

Они посмотрели друг на друга. Жилы на шее Маколея напряглись. Оба настраивались на мучительный разговор.

— Девушка, мне не понравилось, как ты вела себя вчера, — шквалом ледяного ветра обрушились на Кристал слова. Маколея. В ней ожили прежний гнев Я страх. — Я же предупреждал, чтобы ты не смела больше танцевать, — отчеканил он, каждым слогом выплескивая на нее кипевшую в нем ярость.

— А каким же образом я, по-твоему, должна расплачиваться с Фолти за жилье и пропитание?

— Я не желаю, чтобы ты оставалась здесь. Переселяйтесь ко мне в тюрьму.

— Я не буду жить с тобой в тюрьме.

— Что на тебя нашло?

Чудовищная, невыносимая скорбь тяжестью сдавила грудь.

— Я не хочу больше быть с тобой, Маколей. Возвращайся в Вашингтон. У нас нет будущего. Для меня это ясно как Божий день. И ты должен понять, что нам не суждено быть вместе.

— И когда же ты пришла к такому заключению? — неестественно спокойным, зловещим тоном поинтересовался он.

— Я всегда это знала.

— Но почему?

Удивительно, такой короткий вопрос, а ответить на него — жизни не хватит. Кристал набрала полные легкие воздуха. Единственный способ объяснить, чем вызвано ее решение, — это все ему рассказать, что абсолютно исключено. Теперь уж точно исключено, — ведь она видела, как он поступил с Диксианой: признал ее преступницей, не доказав вины.

— Ответ на твой вопрос не предотвратит неизбежного, Кейн, — прошептала девушка.

— Предотвратит. — Кейн схватил Кристал за руку, своим безумным взглядом лишая ее мужества. — Неизбежной была только наша встреча, а не расставание. Ты дала слово, что не покинешь меня, помнишь?

Кристал зажмурилась. Воспоминание о том мгновении отзывалось в сердце нестерпимой болью.

— Ты коварством добился от меня согласия. Я не могу сдержать своего обещания.

— Ты сдержишь его.

Девушка открыла глаза и посмотрела на Маколея. Выражение лица делало его сейчас похожим на обуреваемого страстью варвара, дикаря с необузданным нравом, каким он представился ей в Фоллинг-Уотере, выдавая себя за разбойника.

— Я не намерен снова гоняться за тобой по всему свету. Ты останешься со мной до тех пор, пока наши отношения сами не обретут логическую завершенность, и, если для этого мне потребуется запереть тебя, значит, так оно и будет.

Ты не можешь дважды сделать меня своей пленницей. И, смею напомнить, теперь ты шериф, а не разбойник, и не вправе сажать меня под замок, не имея на то оснований. — Глаза Кристал вспыхнули яростью. Ее бесило, когда Кейн начинал строить из себя шерифа по полной программе. Эта чертова звезда на его груди и без того словно крепость между ними; зачем же лишний раз демонстрировать свою власть?

— Чутье подсказывает мне, что, если я запрошу о тебе сведения в Нью-Йорке, у меня наверняка появятся веские основания заключить тебя под стражу. — От его язвительных слов сердце заволдырилось, будто облитое кислотой.

Чтобы скрыть свое огорчение, Кристал отвернулась. Она чувствовала себя опустошенной, одинокой, как никогда.

— Телеграфировав в Нью-Йорк, ты в результате добьешься того же самого: меня увезут отсюда, отнимут у тебя.

Кейн коснулся рукой девушки и вдруг рывком притянул на свою теплую мускулистую грудь. Кристал не нашла в себе сил высвободиться из его объятий.

— Собирай вещи. Мы уезжаем.

— Куда?

— Туда, где мы будем одни. Где никто не будет нас беспокоить. К рассвету доберемся до места. Собирайся.

Ответом Кейну было упрямое молчание, свидетельствующее о ее нежелании подчиняться ему.

Маколей заключил в ладонь подбородок девушки.

— Ты поедешь добровольно, Кристал. Потому чтодаже сейчас твоя воля советует тебе отправиться со мной. Я — твое единственное спасение. Без моей помощи ты уже через пару месяцев начнешь заниматься проституцией, добывая свои несчастные монеты. Без моей помощи ты, так или иначе, в скором времени окажешься в Нью-Йорке, потому что некому будет спрятать тебя так, как это могу и хочу сделать я.

Кристал изумленно смотрела на Маколея, потрясенная его предложением и готовностью пожертвовать ради нее положением в обществе, а может, и жизнью, и опять, как когда-то в Фоллинг-Уотере, нежеланная, тревожащая душу благодарность стала просачиваться в лее, заполняя все существо. Она не хотела слышать ответа на следующий вопрос, который собиралась задать, но она должна его получить, чтобы знать определенно, стоит ли дальше бороться.

— Ты любишь меня, Маколей? — едва уловимым шепотом произнесла девушка, опустив глаза, чтобы не выдать своих чувств. Если ответ будет положительным, она поедет с ним, если нет ~ жизнь потеряет для нее всякий смысл. Она добровольно сдастся властям. Что с ней будет, не важно.

Кристал заставила себя взглянуть на Маколея. Их отношения настолько замараны ложью, что вряд ли одно короткое слово способно как-то изменить ее судьбу. Однако девушка знала, что такое возможно. Да, возможно. Она со страхом ждала ответа Маколея.

— Да, я люблю тебя.

Кристал замерла, пораженная тоном, каким было сделано признание. Обычно Маколей так ругался.

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Его глаза излучали пронизывающий холод и гнев.

— Никогда больше не спрашивай об этом.

— Я имею право знать. Чтобы решить, ехать с тобой…

— Ты не имеешь никакого права. Абсолютно никакого. Я всем рисковал ради тебя. Даже жизнью. И что же мне дано взамен? Я люблю тебя, но эта любовь не наполняет меня нежностью и отрадой. Моя любовь злая и мрачная. И советую тебе не копаться в ней.

Негодование, душераздирающее отчаяние захлестнуло все существо Кристал.

~ Послушать тебя, так ты скорей уж ненавидишь меня, а не любишь.

— Я ненавижу твое темное прошлое, ненавижу, когда ты хитришь. Я люблю тебя безумно и столь же безумно ненавижу всю ту ложь, которой ты отравляешь мои чувства к тебе. Так что моя любовь обратилась для меня в ад. Ты как-то спрашивала, любовь — это наваждение? И теперь наконец-то я могу ответить на твой вопрос: да, да, тысячу раз да. Только весь кошмар в том, что это лишь часть ответа.

Кристал стояла, словно изваяние; сердце окаменело, язык не осмеливался опровергнуть ни единого сказанного им слова. То, что она услышала, — правда, неоспоримая и мучительная. Маколей совершенно верно заметил, что, кроме него, ей не у кого и негде искать спасения, но он — и погибель ее. Пока их разделяет стена ее прошлого, он никогда не будет полностью принадлежать ей, а раскрыв ему свою тайну, разрушив это незримое препятствие, она и вовсе потеряет его.

— То, что испытываешь ко мне ты, чудовищно. Я предпочитаю, чтобы меня или любили, или ненавидели. Узнай же тогда обо мне правду, — спокойно проговорила девушка. — Телеграфируй в Нью-Йорк.

Кейн, оттеснив Кристал к стене, взял в ладони ее лицо.

— Ты едешь со мной, Кристал. Потому что, пока я остаюсь в неведении относительно твоего порочного прошлого, я все еще могу любить тебя. И пока тебе есть что скрывать, я могу заставлять тебя делать то, что нравится мне. Например, вот это… — Он прижался к губам девушки, горячим, страстным поцелуем искусно разжигая в ней желание, распаляя чувственность.

— Не надо… — простонала Кристал, когда его ладони сжали с боков ее грудную клетку, а потом заскользили вверх.

— Ну что, будешь упрямиться? — прошептал ей в волосы Маколей. — По-прежнему настаиваешь, чтобы я телеграфировал в Нью-Йорк? Хочешь, чтобы я возненавидел тебя?

— Нет… — всхлипнула девушка, желая одного — чтобы он любил ее. Чтобы только любил.

— Тогда поцелуй меня. Веди в свою постель и люби, пылко, самозабвенно, как всегда. Люби, ласкай губами, обнимай, а потом я отвезу тебя туда, где ты будешь в безопасности.

Грудь Кристал сотрясалась от тяжелых прерывистых вздохов, сердце разрывалось, терзаемое жаждой выжить и непреодолимым влечением к Маколею.

Но инстинкт самосохранения очень скоро потонул в пучине страсти. Так же скоро, как его губы завладели ее губами, а руки — всем телом. Его поцелуи, глубокие, ритмичные, жадные, волновали, горячили кровь, каждое касание ладоней сладостной мукой пронзало все существо. Словно индеец на тропе войны, он постепенно, хотя и нестерпимо медленно, вытеснял из нее дух непокорности, и вот, наконец, в его объятиях трепещет слабая женщина, целующая его со всей неистовостью своей изголодавшейся по любви души.