У Кристал как будто что-то опустилось внутри. Кейн, похоже, ждет от нее исповеди. У девушки вдруг пропало всякое желание разговаривать с ним.
— Я должна идти. Уже поздно.
Кейн, просунув руку под плащ, обхватил Кристал за талию и, притянув к себе, вкрадчиво произнес:
— Сначала ответь мне на один вопрос. Ответишь — отпущу.
Глаза Кристал тревожно заблестели.
— Что за вопрос?
— Пообещай, что ответишь, какой бы вопрос я ни задал. Иначе останешься здесь навсегда. — Кейн еще крепче обхватил ее за талию; губы изобразили некое подобие улыбки.
Кристал смотрела на Маколея. Он, должно быть, собирается спросить, откуда она родом или как зовут ее сестру, — в общем, что-то подобное. На такие вопросы она сообразит, что ответить. Как-нибудь выкрутится.
— Ладно, задавай свой дьявольский вопрос.
— И ты скажешь правду?
— Может, и не всю, — сухо отозвалась девушка, невозмутимо глядя Кейну в глаза.
Его улыбка не вселяла надежды на благополучный исход. Кейн усадил Кристал за стол. Заключив в ладони ее лицо, он поинтересовался:
— Скажи, кого ты любишь больше всего на свете?
Кристал удивленно вскинула брови. Такого вопроса она никак не ожидала. Ответ на него может быть только один: самый дорогой для нее человек — Алана. Ей нужно вымолвить всего два слова — «мою сестру», и Кейн немедленно отпустит ее.
Но, встретившись с ним взглядом, девушка испытала какое-то странное, необъяснимое волнение. Она безгранично любит свою сестру, но оттого ли, что они в разлуке с Аланой уже четыре года и неизвестно, когда увидятся вновь, Кристал вдруг засомневалась в том, что ответ на вопрос Кейна так уж прост. Вполне вероятно, что девушка давно позабыла ее. Алана живет в Нью-Йорке нормальной, полноценной жизнью; у нее есть муж, а теперь, наверное, и дети. Кристал порой даже задумывалась, обрадуется ли Алана ее возвращению. Прежней Кристабель ван Ален больше не существует. Дидье и Вайоминг лишили ее мягкости, беспечности, закалили характер. Она теперь чужая в аристократическом мире потомков голландских переселенцев. Может быть, вопреки всему, так чужой для них и останется. И наверное, поэтому не смеет сейчас она твердо заявить Маколею, что дороже сестры Аланы для нее никого нет. Но не только поэтому. Кристал знала, что по-прежнему горячо и беззаветно любит свою сестру, но, заглянув в глаза Маколею, девушка вынуждена была признаться себе, что на его вопрос есть и другой ответ. «Тебя», — робко нашептывало ее сердце.
Кейн явно был обеспокоен молчанием Кристал. Приподняв лицо девушки за подбородок, он ласково спросил:
— Что с тобой, Кристал?
— Я не могу ответить на твой вопрос, — не глядя на Маколея, отозвалась она.
— Воспоминания, — его голос стал хриплым, — причиняют тебе боль?
Кристал в отчаянии закрыла глаза. «Я несколько лет провела в психиатрической лечебнице для буйных душевнобольных. Ты веришь мне? Веришь?» Усилием воли выпихнув из головы мучительные мысли, она сказала:
— Я не желаю это обсуждать. И вообще, мне пора…
— Кто навлек на тебя беду? Мужчина? — продолжал допытываться Кейн с пугающим беспокойством в голосе, в котором слышалась ревность. — Если женщина приезжает в место, подобное этому, причина всегда одна — мужчина. Или он умер и оставил женщину без средств к существованию, или сбежал от нее. А с тобой что произошло?
— Я не могу об этом говорить…
— Он тебя преследует? Поэтому ты так спешно и покинула Кэмп-Браун? Может быть, он совершил преступление, а ты теперь заметаешь следы? Или пустилась в бега из-за каких-то своих грехов?
Кристал вскочила на ноги. От резкого движения стул с громким скрипом отлетел в сторону.
— Я уже миллион раз говорила, что не желаю ничего рассказывать.
— Проклятье, как я устал умолять тебя! Он гонится за тобой? В какую беду ты угодила, девушка? — неистово вопрошал он. Кристал взглянула на Маколея. Он вцепился в ее руку, до боли сжимая пальцами, так что девушка едва не вскрикнула.
— Прошу тебя… — прошептала она, понимая, что еще секунда-две, и она погубит себя, выложив ему все, что тяготит ее душу. «Меня держали в лечебнице для душевнобольных, для умалишенных, сумасшедших. Но я не виновна, честно тебе говорю… Поверь мне… Ты должен поверить…»
— Расскажи мне, расскажи…
Кристал прижала к ушам ладони, чтобы не слышать голоса Маколея, и, чуть не плача, проговорила:
— Никакого мужчины нет. Никто меня не преследует. И никого я не люблю.
Кейн с минуту изучающе смотрел на нее, словно определяя для себя, лжет она или нет. Затем, очевидно так и не решив, а может, ему это стало безразлично, он притянул девушку к себе и обжег ее губы поцелуем, который лишь подтверждал ее худшие опасения: Маколей не отступится от нее. Кристал ощутила во рту вкус виски, но это почему-то не вызвало у нее отвращения. В глубине души она жаждала этого поцелуя. Ей хотелось касаться Маколея, обнимать, вдыхать запахи его тела. Она любит его, желает близости с ним.
— Пойдем наверх. — Он грубо схватил ее за руку. В мерцающем свете лампы Кристал внимательно Разглядывала лицо Кейна. Он никогда не узнает, как хочется ей безропотно подчиниться ему. Если и есть на свете мужчина, к которому ее влечет, так это тот, что стоит сейчас перед ней. Потребность в нем терзает все ее существо тупой болью, и только он способен Унять эту боль. Она уже выдохлась, устала сопротивляться, бороться в одиночку. А он такой сильный.
— Ты ведь не воспользуешься моей беспомощностью, Маколей? — прошептала Кристал.
Она ощутила на своем виске его горячее прерывистое дыхание.
— Если тебя удерживает страх, девушка, знай: я тоже боюсь тебя. Я хотел бы освободиться от тебя, но ты — мое наваждение. И если ты — мое самое страстное желание в жизни, значит, и бояться я тебя должен больше всего на свете.
— Выходит, любовь — это наваждение? — едва слышно промолвила девушка, словно спрашивала саму себя. Заглянув в пучину его непостижимых холодных глаз, она не нашла там ответа. Наверное, и для: самого Маколея этот вопрос пока неразрешим.
Он молча взял ее за руку и потащил к лестнице. Кристал медлила, не зная, как поступить: покориться ему или вырваться и убежать. Кейн грубо тянул ее за собой, хотя в данной ситуации мог бы проявить и обходительность, — очевидно, виски притупило координацию движений. Оки будто вернулись в ту пору, когда она была пленницей разбойника Кейна: подталкивая перед собой девушку, Маколей подвел ее к лестнице и жестом приказал первой подниматься наверх.
— Нет, не сегодня, — прошептала Кристал, обрекая себя еще на одну ночь бесплодных грез и тоски.
— Сегодня.
— Нет, — противилась девушка, пытаясь высвободить руку из его цепких пальцев.
— Я хочу тебя. Ты хочешь меня. Если твои симпатии не отданы никому другому, что же тебя удерживает?
Взгляд Кристал метнулся к звезде, приколотой к рубашке Кейна. К маленькому кусочку олова о шести концах. Наверное, даже направленное в лицо дуло огнестрельного оружия пугало бы ее меньше, чем этот невзрачный значок.
Кейн проследил за взглядом девушки. Его рука потянулась к груди. Он отстегнул звезду, и шестиконечная оловянная пластинка, тихо звякнув, упала на пол.
— Ты снял звезду, но не перестал быть шерифом.
— На эту ночь перестал.
— Это только видимость.
— Все это и так одна сплошная видимость. — Он погладил девушку по волосам, по щеке, словно никак не мог насытиться ощущением ее близости.
— Неправда. Закон для тебя все. Ты сам говорил. Кейн, ты ведь не знаешь, кто я. Ничего не знаешь о моем прошлом.
Маколей схватил Кристал за плечи и встряхнул — не больно, даже как-то мягко и нежно, но в его движениях чувствовалась скрытая сила, что напоминало ей Кейна-разбойника.
— ~ Может быть, я и не хочу знать. Может быть, я все ночи напролет сижу здесь и спрашиваю себя, должен ли я телеграфировать Роуллинзу, чтобы он распространил твой словесный портрет. Я только и думаю об этом, и даже виски не помогает мне забыться. Однако я ничего не предпринял. Почему, Кристал, как ты думаешь?
