Но сейчас подле нее стоял другой Маколей Кейн. Этот человек мыслил совсем иначе, не так, как она, и защититься от него можно только стеной молчания.

— Ты держишься со мной так, будто впервые видишь меня, Кристал, — недовольно проговорил Кейн. — Я знаю: тебе пришлось нелегко, но…

— Но мы и вправду чужие люди, — перебила его девушка и, чтобы как-то заставить Кейна отступиться от нее, в отчаянии добавила: — Мы вместе пережили несколько тяжелых дней, но теперь все позади. Каждый пойдет своей дорогой. Как только прибудет дилижанс, я уеду. — Кристал повернулась к Кейну лицом; она не хотела кривить душой перед разлукой. — Но ты представить себе не можешь, как я рада, что ты не погиб. И… и это хорошо, что ты служишь закону. Если бы тебя повесили, я, наверное, умерла бы с горя.

— Тебе не безразлична моя судьба, — резким тоном произнес он, как бы желая встряхнуть девушку, — вот и мне дозволь проявить о тебе заботу. Не отстраняйся от меня.

— Я не…

— Не спорь. — Кейн взглянул на лицо Кристал в зеркале, потом поднес руку к ее щеке и нежно погладил бархатную кожу. — Я хочу знать о тебе все, Кристал, — откуда ты, кто был твой муж, куда ты направлялась в тот день.

— Жизнь у меня скучная. Тебе не интересно будет слушать о моем прошлом.

— Ты ведь так ничего и не рассказала…

— А рассказывать нечего.

Он сжал ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Если нечего рассказывать, почему ты упрямишься? Я думал, ты просто не хочешь откровенничать с разбойником, с человеком, который захватил тебя в плен. Теперь я начинаю подозревать, что дело тут в чем-то другом.

— Мы — совершенно посторонние друг другу люди, которым случилось вместе разделить тяготы сурового испытаний, — возразила девушка, опустив веки. Она не должна терять мужества. Нельзя допустить, чтобы он проник к ней в душу, особенно теперь, — ведь она твердо вознамерилась скрыться при первой удобной возможности. — Отныне наши пути расходятся. Я пойду своей дорогой, ты — своей…

— Нет.

Затаив дыхание, Кристал открыла глаза. Сердце кольнул страх.

— Что ты сказал?

— То, что слышала. Я сказал, наши пути не расходятся. Пока еще не расходятся.

— Ты не имеешь права задерживать меня дольше, чем…

— Имею.

Девушка смотрела на Кейна широко открытыми глазами. Кровь стучала в голове.

— Почему? — спросила она едва слышно.

— Ты знаешь почему. — Он развернул Кристал к себе лицом и провел пальцем по ее губам. — Знаешь, — шепотом повторил Кейн.

Слова замерли на ее губах.

Они стояли лицом к лицу, не желая уступать один другому, однако выиграть этот безмолвный поединок душ никому из них не удавалось. Наконец Кейн кивком указал на окно — на плацу, вздымая пыль, гарцевали кавалеристы.

— Ты вернулась в цивилизованный мир, девушка. Кэмп-Браун, конечно, не совсем то, но нормы поведения, принятые в цивилизованном обществе, здесь действуют так же, как и в Форт-Ларами, Сан-Франциско или Денвере. И поскольку ты женщина одинокая, то сегодня будешь ночевать в этой комнате, стены которой защитят тебя от докучливых мужчин… вроде меня.

У Кристал сдавило горло. Он не хотела, чтобы он развивал свою мысль. Кейн задался целью довести завязавшиеся между ними в Фоллинг-Уотере отношения до определенного логического конца, но она не должна идти у него на поводу. Если он осуществит задуманное, расстаться с ним будет трудно. Еще труднее, чем сейчас.

Кейн понизил голос; взгляд его потемнел. Кристал не знала, как заставить его замолчать.

— Меня не будет с тобой сегодня ночью, — шептал он. — Я не буду прижимать к себе твое нежное тело, не услышу твоего глубокого дыхания во сне. Я не — смею погубить твою репутацию, ведь мы теперь должны соблюдать приличия. К добропорядочной леди, миссис Смит, я обязан относиться подобающим образом. Но я хочу, чтобы ты знала: я проклинаю эти чертовы приличия. То, что произошло между нами в Фоллинг-Уотере, не должно было случиться, но ведь это произошло, и ничего тут не поделаешь. Сегодня мы должны быть вместе. И тебе это известно так же хорошо, как то, что у тебя бьется сердце… вот здесь. — Костяшки его пальцев, коснувшись ее ключицы, поползли вниз и замерли над левой грудью. Он раскрыл ладонь и положил ее на грудь Кристал; оба они чувствовали, как бьется ее сердце.

Девушка отвела взгляд от лица Кейна; глаза наполнились слезами. Конечно, он прав, и сознавать это Мучительно. Кейн высказал то, что она надеялась никогда не услышать. Ее душа рыдала от тоски. Расставание с ним станет для нее невыносимой пыткой.

Горячая слезинка, первая за многие годы, покатилась по щеке Кристал. Когда они познакомились, она была в траурном платье, и на то были вполне объективные причины. Шесть долгих лет она оплакивала свое утраченное детство, свою прежнюю безоблачную жизнь. Но горше всего скорбела она о том, что одинока. Одиночество обратилось для нее в сущее проклятие с тех пор, как она стала женщиной, потому что теперь уже ночные фантазии не могли утолить голод тела. В Фоллинг-Уотере у нее зародилась надежда, что, возможно, она нашла себе спутника жизни. Порой, глядя на Кейна, она воочию представляла, как живет с ним под одной крышей. Кейн, конечно, не соответствовал идеалу мужчины, который в мечтах рисовало ей воображение, но ведь позволить себе мечтать могут только глупые юные девушки. А разбойник, с которым она спала под одним одеялом, разговаривала, целовалась, был невыдуманный, настоящий — живой человек, а не смутный образ грез. Да к тому же он находился по другую сторону закона и наверняка не стал бы осуждать ее.

Но того разбойника больше не существует. Для нее он погиб, сражен пулей Кайнсона. Маколей часто спрашивал ее о муже. Кристал вдруг поняла, по ком она носила траур. Она оплакивала Кейна.

— Зачем ты это делаешь? — наконец прошептала девушка, злясь на Кейна за безжалостную настойчивость.

— Я хочу тебя, — прямо заявил он.

Закрыв глаза, Кристал, по-прежнему шепотом, с такой же взаимной откровенностью поинтересовалась:

— Ты надеешься, что, переспав со мной, как с обычной проституткой, сможешь освободиться от меня?

— Нет, мне нужно не это. Я давно мог бы с тобой переспать. За то время, что мы были вместе, я раз десять мог овладеть тобой.

— Но тогда это было бы изнасилование.

— Но ведь я получил бы, что хотел. Кристал затрясло, словно в ознобе. Кейн притянул девушку к себе и обнял.

— Расскажи мне о своей жизни. — Он приподнял ее ладонь, ту, на которой была выжжена роза, и пальцем обвел каждый впечатавшийся в кожу изогнутый лепесток. Его прикосновение обжигало, как пламя пожара. — Что ты скрываешь, девушка?

Ответом ему был тихий стон.

Кейн нежно обхватил ладонью ее подбородок, и Кристал встретилась с его суровым взглядом.

— Ответь мне, — потребовал он. Девушка отвела глаза.

— Чего ты боишься? — допытывался Кейн.

— Ничего, — выдохнула Кристал.

Кейн вновь повернул к себе ее лицо и долго смотрел в глаза, словно оценивая ее ответ. Затем с внезапной горячностью оттолкнул Кристал.

— Ты лжешь.

— Нет, — порывисто возразила она.

— По глазам вижу, что лжешь. Они такие красивые, такие голубые, как небо… — В его голосе зазвучали зловещие нотки. — Но небо это затянуто тучами. Ты лжешь.

Кристал была вне себя от страха. Она устремила свой взор в окно. Грудь ее тяжело вздымалась, на лице — показное негодование.

— Ты упрекаешь меня во лжи, но лжец — ты. Кто ты на самом деле? Боец шестьдесят седьмого полка Джорджии или сотрудник маршальской службы? Янки или конфедерат? Бандит или законопослушный гражданин?

Лицо Кейна окаменело.

— Если я и лгал тебе, так только для того, чтобы спасти твою жизнь. Но все, что я рассказывал о себе, — чистая правда.

— Как удобно жить с такими гибкими понятиями о долге и чести. — Кристал понимала, что втаптывает в грязь священные идеалы Кейна, но, одурманенная страхом и гневом, она забыла всякую осторожность.

— Если ты имеешь в виду мое участие в захвате заложников, так это моя работа. Но, — он понизил голос, заговорил сердито; слова разрубали воздух, как далекий грохот боевого барабана, — если мадам намекает на мое участие в войне, то, смею заверить, я — конфедерат и останусь таковым навсегда. И чтобы ты не заблуждалась на этот счет, добавлю: будь моя воля, и вами, и всей этой проклятой страной правила бы Джорджия.