— Сплошное дерьмо. — Одинокий всадник осадил лошадь.
— Все еще злишься, что тебя чуть не повесили, Кейн? — хмыкнул мужчина с усами.
— Мне следовало бы нанять адвоката-янки и привлечь вас, синепузых ублюдков, к судебной ответственности, — проворчал Кейн. — Вы вообще посылали телеграмму? Ничего себе шуточки.
— Бунтарь, согласись, ты просто никак не хочешь смириться с поражением в войне. Разве мы виноваты, что телеграфист в Вашингтоне в самый критический момент отправился жрать?
— Чего еще ожидать от федералистов, — презрительно бросил Кейн. — Ты, Роуллинз, покажи мне этого телеграфиста. Узнаете тогда, как конфедераты воздают по заслугам. — Покачав головой, он буркнул: — Пора мне кончать с этим… того и гляди убьют.
— Вот выполнишь последнее задание и гуляй, если и вправду работа разонравилась. «Оверлэнд» заплатит тебе неплохое вознаграждение, а в Вашингтоне тебя устроят на любое место, по твоему выбору. Сам президент распорядился.
— Ну да, — опять проворчал Маколей, — Им легко быть великодушными. А какие у меня шансы выпутаться живым из этой переделки — один из ста?
Роуллинз разразился хохотом и, похлопав по шее своего коня, сказал:
— Да ладно тебе, сынок, не преувеличивай. Завтра, как только Кайнсон заберет деньги, мы их возьмем в кольцо. И твое последнее и самое впечатляющее задание будет окончено. Теренс Скотт умеет быть благодарным, Кейн. «Оверлэнд» выгадает на этой операции миллион долларов. Ты станешь героем.
— Героем, только мертвым. Скотту не удалось разделаться со мной в Шарпсбурге, так он решил здесь меня достать.
— Слушай, какая муха тебя укусила? За тобой был хвост? — Роуллинз бросил взгляд в сторону своих людей. Оба всадника, вооруженные магазинными винтовками, с каменными лицами восседали на своих конях, внимательно вглядываясь в темноту. Вокруг было тихо.
— Я не такой идиот, чтобы тащить за собой хвост. — Кейн натянул поводья, усмиряя кобылу, которая била копытами на краю отвесной скалы, рискуя сорваться вниз. — Среди пассажиров дилижанса оказалась женщина; она тоже теперь в плену. Ты же говорил, что женщин не будет. — Его лицо посуровело. — А вчера меня подстрелил пацан; очень уж он печется о чести этой женщины. От руки моей теперь почти никакого толку. Заживет не скоро.
— Кайнсон планировал захватить заложников из числа пассажиров компании «Оверлэнд экспресс». Мы проверили все списки. Даже не подозревали, что в этом дилижансе будет ехать женщина, да еще без провожатых, — Роуллинз помрачнел.
— Эта дама доставляет много хлопот. Мне с трудом удается держать мужиков в узде, когда она рядом. — И, словно вспомнив про их обязательные ежевечерние отлучки в лес, Кейн скептически покачал головой. — Мне приходится выделывать такое, ты просто не поверишь.
При других обстоятельствах Роуллинз, возможно, и пошутил бы по поводу неприятностей Кейна, но они оба были профессионалами и в данном случае думали только об операции. Никто из них не ожидал, что в дилижансе окажется женщина. Это создавало дополнительные трудности.
Роуллинз погладил усы — так он обычно делал, когда нервничал.
— Завтра придем к вам на помощь, Кейн. Ну а до тех пор тебе придется самому держать ситуацию под контролем.
— Да, работка что надо. Черт… — пробормотал себе под нос Маколей.
Роуллинз, поворотив коня, кивком приказал своим людям трогаться.
— Ну, счастливо. Встретимся завтра, в решающем бою, — почти скорбно проговорил он.
Кейн кивнул, презрительно скривив губы в саркастической усмешке.
— Замечательно. Жаль только, что я не разбойник. Так и передай в Вашингтоне, если я погибну. Пусть на моей могиле напишут, что это не самая достойная работа.
Роуллинз, расхохотавшись, начал медленно съезжать на коне вниз по склону.
— Ты лжешь, Кейн, — сказал он. — Твоя работа тебе нравится. И с тобой никто не сравнится: даже президент это знает. Разве можно поверить, что самый опасный разбойник на всем Западе, Джонни-мятежник[9], заодно с нами.
Маколей, явно раздосадованный, раздраженно покачал головой. Смех Роуллинза эхом покатился вниз с горы. Трое всадников поскакали прочь; в желтом сиянии, рассеиваемом фонарями, злобно поблескивали серебряные значки в форме звезд, на каждом из которых было выгравировано: «Маршальская служба США».
Кристал, прислушиваясь к храпу бандитов, с отчаянно бьющимся сердцем упорно пыталась высвободить руки. Скоро рассветет, и Кайнсон обнаружит исчезновение Кейна. Если ей не удастся сбросить путы, она окажется во власти главаря банды. Девушка глубоко вздохнула и, проклиная темноту, вновь принялась развязывать узел.
Кристал заставляла себя не думать о Кейне. Он сбежал, это ясно. И нечего забивать себе голову мыслями о нем. В конце концов он помогал им по мере своих возможностей, и даже больше. Он заслуживает того, чтобы жить. Но сколько девушка ни пыталась убедить себя, что логически поступок Кейна вполне обоснован, сердцем она никак не могла смириться с тем, что он покинул ее. Кейн оставил ее одну, бросил на произвол судьбы. И его отъезд всколыхнул в ней не только страх. Кристал, хотя и негодовала на себя, вынуждена была признать, что Кейн, очевидно, ей небезразличен. Иначе как еще объяснить ноющую боль в груди. Если бандиты выпустят ее, если она переживет завтрашний день, ее страхи улягутся. Но она всегда будет помнить, как мучительно защемило сердце, когда Маколей Кейн растворился в ночи.
— Проклятье, — тихо пробормотала девушка, злясь на то, что не видит во мраке узла. Как только она ни выкручивала свои пальцы, а узел все равно не поддавался. Наконец Кристал вонзилась в веревку зубами, но все без толку: с таким же успехом можно грызть камень. Девушка откинулась назад; ее захлестнула волна безысходного отчаяния.
Вдруг чья-то ладонь накрыла ей рот. Кристал прошиб холодный пот. Это, наверное, Кайнсон. Он пришел изнасиловать ее, воспользовавшись тем, что она связана. Вот уж он поиздевается над ней. Девушка повернулась к нему лицом, намереваясь встретить врага с гордо поднятой головой. И сразу же поняла, что возле нее не Кайнсон. Это вернулся Кейн. Она и в темноте узнала его — по дыханию, по прикосновению, по запаху.
Кейн бесшумно скользнул ладонью к ее рукам и развязал веревку. Кристал хотелось и прижать его к себе, и отхлестать это пугающе красивое лицо. Он притянул девушку к груди, но она воинственно вырвалась из его объятий. Тогда Кейн, все также бесшумно, силой уложил ее в постель. Победа, как всегда, осталась за ним; Кристал другого и не ожидала. Очень скоро они лежали вместе под одеялом; оба притворялись, что спят.
Голова ее разрывалась от вопросов, ответов на которые она, конечно же, не получит. А знать она хотела, почему он вернулся, куда ездил, о чем думает. Но девушка понимала, что, спроси она Кейна, он наверняка опять предложит ей довольствоваться отговоркой о спрятанном золоте. Может, и впрямь проверял свои сбережения. И тем не менее ярость в ней не утихала. Своим внезапным отъездом Кейн всколыхнул в ней нежеланные чувства, и теперь, когда по его возвращении страх несколько отступил, на нее опять накатила лавина этой дурацкой благодарности, которой Кейн, если рассуждать здраво, вовсе не заслужил. Кристал поклялась изжить его из своего сердца, но лежа в железном кольце мускулистых рук этого загадочного человека, не думать о нем она просто не могла. Тем более что впервые в жизни она не согласилась бы променять эти объятия ни на что другое.
И вот в ночную завесу над горами проникли бледно-лиловые сполохи рассвета. Наступил вторник.
Бандиты поднялись рано. В напряженном молчании они оседлали своих коней и проглотили завтрак. Кайнсон нервничал больше всех. Его взгляд то и дело останавливался на Кристал, словно главным трофеем этой поездки должна была стать она, а не золото компании «Оверлэнд экспресс».
Наконец бандиты сели на коней, собираясь покинуть лагерь. Кайнсон, гарцуя на пятнистом жеребце, отдавал распоряжения.