Я его видела однажды.

Мы с Глебом и нашими деревенскими друзьями бродили по лесу, среди мачтовых сосен с белыми стволами, собирали землянику горстями: когда опускаешь руку в земляничные кусты и словно расчесываешь спутанные побеги, а на ладони, слипшись бочками, красуются оранжево-алые ягоды, сладко-терпкие, с запахом солнца и земли. Купались в речушке: чистой и глубокой, а когда возвращались, пытались считать роднички, ручьи, источники, казалось, бьющие отовсюду; веселые и прозрачные. Они стремились к реке, становились шире, растекались, пропитывали почву… Земля уже не была надежной опорой, она сочилась коричневой жижей, опасно зыбилась под ногами; здесь лес как будто кончился – лишь изумрудная осока, словно специально посеянная кем-то, застыла под послеполуденными лучами летнего солнца.

– Болото, – сказал Глеб, – обойдем вокруг. – Мы снова углубились в лес. Здесь он и стоял, словно вырезанный из цельного угольного куска, – застывший в прыжке черный волк.

– А это для чего? – спросила я, увидев в траве, будто кто-то дерн содрал, круглые проплешины.

– Ведьмины круги, – объяснил Глеб. – Говорят, это местные колдуны для своих нужд приготовили. Если не хочешь, чтобы память отшибло или еще чего похуже не произошло, обойди такой круг десятой стороной.

Наслушавшись бабушкиных историй, я тоже полюбила рассказывать сны. Мои сны – лучше любого фильма. Цветные, яркие, сочные, а главное – сюжетные и легко запоминающиеся. Как приснится что-нибудь такое, я запомню, запишу, а потом при случае то девчонкам расскажу, то одной Дашке или Глебу. В зависимости от того, что приснилось, не каждый сон рассказывать хочется, бывает, такие кошмары разворачиваются – криком кричу.

– Ты снам не верь! – наставляет меня Клавдия. – Пророческие сны редки, чаще лукавый воду мутит, ищет твое слабое место, чтоб уязвить, чтоб сбить с толку, а еще лучше уловить в свои сети. Обман – его оружие, полуправда – главный довод. Человек слаб, бывает, так хочется ему чего-нибудь, так он страстно вожделеет, а лукавый тут как тут – навевает прелестные сны, обвевает грезами и так накрутит, такого тумана напустит, и вроде все вполне правдиво, приметы совпадают, карты обещают успех и удачу, сны – как один, все вещие. Человек и искушается. Верит, поддается соблазну. А как только он поверил, тут его и можно брать готовенького и тепленького. Подсунули ему одну обманку, он ухватился, подсунули другую – опять взял. Нашептали в уши, напели, горы золотые посулили, ах, как хорошо. Все совпало, значит, надо ждать судьбоносного решения, надо делать то-то и то-то. Успех в делах, например, ждет-пождет человек, а его нет. Или девушка уверена, что любимый женится, а он на нее и не смотрит, человек прибыли большой захотел, да незаконно подвизался, а девушка чужого парня собралась увести… Но это уж совсем простые примеры, в жизни все гораздо хитрее устроено.

– А как же твои сны? – обижалась я. – А Натусины? Почему они сбываются? Выходит, у вас сны пророческие, а у меня – нет?

– Глупая ты, – Клавдия гладит меня большой шершавой ладонью по голове, – радоваться надо, что никакого пророческого дара у тебя нет, а если и есть, то лучше бы не было, – добавляет со вздохом.

– Почему?

– Дорого платить приходится, – обычно после этого она быстренько сворачивает разговор или переводит на другую тему.

– А если сон, как наяву, и не знаешь, где ты? – допытываюсь я.

– Морок это, – безжалостно развеивает мою мечтательность Клавдия. – Чтоб не морочили тебя, как спать ложишься, перекрестись и постель перекрести. Нечистые Креста переносить не могут, вмиг весь морок рассеется.

Мы пробыли у бабушек пару дней, потом Глебу позвонили из дома, надо было возвращаться. Может, я и осталась бы, но Глеб, не особенно вдаваясь в подробности, сказал:

– У нас семейный праздник, я уеду на несколько дней. Хочешь со мной?

Я, естественно, загорелась. Во-первых, Глеб мне и раньше много рассказывал о своих многочисленных родственниках, а во-вторых, я чувствовала, что делаю очень важный шаг – вхожу в его семью.

Представляла себе большой праздник, накрытые столы, прямо на улице, во дворе, под деревьями, и много людей, которые в ближайшем времени могут стать и моей семьей тоже. Было ужасно интересно и немного страшно, вдруг я им не понравлюсь?

Я поделилась с Дашкой своими мыслями и опасениями, но моя умница-подруга, как обычно, здраво рассудила: главное, чтоб я нравилась Глебу, а он – мне. Конечно, мнение его родителей тоже важно, но не определяющее. Что же касается каких-то дальних родственников – седьмая вода на киселе, так зачем они мне нужны? И вообще – это всего лишь какая-то семейная тусовка, типа юбилея. Раз Глеб зовет, можно съездить, любопытно взглянуть на тех, с кем придется породниться.

Слово «породниться», произнесенное Дашкой с важным видом, рассмешило меня.

– Лис, а тебе не кажется, что ты слишком заморачиваешься? – спросила она. – Вам с Глебом еще и восемнадцати нету, а ты уже семейную жизнь планируешь, родственников каких-то… нужны они тебе, чужие люди. Своих, что ли, мало?

Выслушав ее, подумала: что это я и правда, как курица с яйцом ношусь со своей свадьбой. Глеб мне пока предложения не делал. Может, и не сделает вообще… А что, найдет себе какую-нибудь… или родственники ему подыщут – подходящую партию, ведь это так называется.

– Да ты просто боишься! – заявила Дашка. – Боишься незнакомых тебе людей, боишься Глеба и замужества ты боишься, как огня.

– Я?! – моему возмущению не было предела. И это моя лучшая подруга!

– Ну не я же, – рассмеялась Дашка, – кто тебе в голову вбил, что ты должна непременно за Глеба замуж идти? Мелодрам пересмотрела? Или свадебные журналы из головы не идут?

Я смутилась:

– При чем тут журналы… Просто так положено…

– Лиса, я тебя что-то не узнаю, – в голосе Дашки возникло беспокойство, – ты перегрелась, что ли?

– Ладно-ладно, поняла, – остановила я ее. Дашкины нравоучения надо вовремя пресекать, иначе весь день будет читать нотации, делать выводы и учить жизни. Сама, можно подумать, много в ней понимает.

– Что хоть за событие?

– Не знаю, что-то семейное.

– Столетний юбилей троюродной прапрабабушки? – хихикнула Дашка. Ей смешно, а я сразу перепугалась: ведь если бы такая серьезная дата, Глеб сказал бы мне, надо о подарке подумать и вообще…

– Очень надеюсь, что юбилей будет в следующий раз, – ответила я. – И, Даша, нет ничего смешного в столетней старушке, представь себя в таком возрасте.

– Да что ты! Я не доживу, – Дашка ужасно веселилась почему-то, но, заметив мое недовольство, согнала с губ улыбку, – ладно, ладно, не обижайся, лучше дай слово, что пригласишь меня на свою золотую свадьбу.

– Даш!

– Что?!

– Ничего!

– Сглаза боишься? Я не глазливая. А ты вся в оберегах, вон у тебя и булавочка приколота, и медальон заговоренный, не говоря уже о крестике. Ты же непробиваемая! От тебя любая ведьма за два километра шарахается.

– Ну пожалуйста!

– Молчу, – Дашка состроила невинную рожицу, очень смешно. – Когда едете?

– Шестого.

И тут меня осенило:

– Слушай, Даш, а хочешь с нами?

Дашка от неожиданности поперхнулась и закашлялась. Я участливо похлопала ее по спине. Отдышавшись, она помотала головой и ответила:

– Я думала, вы захотите побыть вдвоем и все такое…

Может, и захотели бы, в смысле, я захотела, но Дашка была права, я отчаянно трусила.

Мы собрались, распрощались с нашими деревенскими друзьями и уехали все вместе. Меня все время не покидало ощущение, что я поторопилась. Вполне можно было побыть у бабушек с недельку. Но я не могла оторваться от Глеба, словно меня к нему приклеили.

Как только мы вернулись, Глеб сразу же помчался домой, и я его почти не видела. Сидела в четырех стенах и злилась на него. Дашка звала меня то гулять, то в кино, то в клуб, но я отказывалась, потому что не хотела быть третьей лишней, ведь Глеба со мной не было. Я сидела одна, злилась, ругалась с Глебом по телефону и считала дни.