– Но как же ты ее спас? – спросила Наташа.

– Сам не знаю, я так испугался, что бродил по берегу, искал ее и все время молился. А поздно вечером увидел, как она выходит из воды в окружении русалок.

– О господи! – Елена Васильевна перекрестилась. – И они на тебя не набросились?

– Они меня словно не видели, – ответил Виктор, – я шел за ними и звал: Анюта, Анюта… Она обернулась и узнала меня.

– Вот это да! – воскликнул Пашка. – Выходит, Ань, ты все-таки побыла русалкой! Я так и думал, там, на болотах, меня одна хотела утащить, но услышала твой голос и удрала. Значит, признала за свою.

Виктор покачал головой:

– Нет, они не успели. Ее бабке надо было, чтоб она оставалась человеком, у нее были на этот счет свои планы. Со временем, конечно, все равно утянули бы. Но не смогли. Я успел ее окрестить.

Наташа ахнула.

– Как?!

– Сам не знаю, дошло вдруг. Вспомнил, как кто-то рассказывал, или читал где-то, одним словом, есть такое поверье, если русалки утащат ребенка, и этот ребенок некрещеный, то его можно спасти, окрестив. Я схватил ее за руку и говорю: «Анюта, тебя крестили?» А она головой качает, не знает. Ну я не стал разбираться, что да как, потащил прочь, там родник есть, я его заметил, когда только приехали, вот у этого родника и окрестил. До утра у этого родника просидели в обнимку, тряслись от страха, я молился, она плакала. Чуть рассвело, мы бегом на станцию, оттуда в ближайшую церковь, я все священнику рассказал, он только крякнул. Аню уже нормально там докрестили и оставили ночевать. На следующий день священник с нами поехал, избу освящал. На могилу к Меропе ходили – могила как могила, до сих пор на кладбище, в целости и сохранности. Только Меропы там нет. Священник отпевать ее отказался, сказал, вдруг она живая. А мы и сами не знаем, живая она или нет.

– Кошмар какой, – только и смогла произнести Наташа, – как же вы ездили сюда? Давно избавились бы от этого дома и забыли.

– После того случая больше ничего не случалось, – сказала Анна, – и как избавишься от дома, где такая чертовщина происходит? Продать его – значит, каких-то людей подставить. Приезжали время от времени, то с родителями Виктора, то с компанией. Вот, Елена Васильевна нас видела. Но никогда ничего не случалось.

Елена кивнула:

– Да, видела. И была уверена, что вижу Лизу, точнее не Лизу, а русалку в обличье Лизы. Нежить, морок. Я же каждое лето сюда приезжала, слово себе дала, что буду изо всех сил бороться с нечистью. Меропа ваша хоть и кажется живой – не живая вовсе. Поднятая она. Договор у нее с нечистью такой был: пока она им жертвы человеческие приносит, они ей жизнь продлевают, силы дают. В полнолуние русалки готовили лунную воду, она приходила, набирала, пользовалась и других пользовала. Раньше действительно что-то знала, травница была, а с этой водой все забыла. Я следила за ней, много лет следила, все узнала. И как она рыбаков в омуты заманивала, особенно одиноких, а еще лучше – пьяных. Кто будет разбираться – утонул человек и утонул, меньше пить надо было. Я мешала, конечно. Гоняла их тут. Вон, ваш Илья знает.

Илья взглянул удивленно:

– Что вы имеете в виду?

– А на поле-то, забыл, как я тебя от нечисти отбила?

– Так там нечисть была? – еще более удивился Илья. – А я думал, бомжи…

– Да уж, конечно! – воскликнула она. – Девчонку вашу тоже бомжи в озере искупали? До сих пор не в себе.

Илья взглянул на Машу, щеки ее чуть порозовели, и смотрела она вполне осмысленно.

– Я русалку видела, – тихо произнесла она, – там на дереве, она качалась и расчесывала волосы. А потом хотела меня расчесать, а я не удержалась, свалилась в озеро.

– Хорошо, что Аня за тобой следом свалилась, а я вас выловил. – Он осторожно потрогал ее лоб, взял за руку, рука была теплой.

– Ам сорри, я опять че-то не понял, – подал голос Пашка, – это они че, нашу Машку хотели в русалку переделать?

– Видимо, да, – подтвердил его догадку Виктор, – вообще, охотились на всех вас, но почему-то выбрали именно Машу.

– Гребень, – сказала Анна, – нельзя такие вещи брать. Как я сразу не догадалась!

– Все равно, – не согласился Виктор, – если не гребень, то еще что-нибудь было бы.

– Я палку подобрал, а она змеей обернулась, – похвастал Пашка. – А такая хорошая была палка, прямо настоящая трость с набалдашником.

– Это и была трость, – сказала Анна, – только не твоя, а той кикиморы, что на тебя напала.

– Почем ты знаешь, что кикимора? – удивился Пашка.

Она пожала плечами:

– Старые русалки живут обычно в болотах, их называют кикиморами.

– Ну вот, а я думал, на меня молоденькая русалочка охотилась, – обиделся Пашка.

– Какая разница, радуйся, что жив остался. – Егор отвесил Пашке шутливый подзатыльник.

– А я радуюсь. Можно сказать, полные штаны радости. – Пашка почесал затылок.

– Народ, все это очень весело и познавательно, но кто знает, как нам выбраться отсюда? – спросил Егор. – Я бы не стал здесь оставаться, уж извини, Ань, но давай лучше твой день рождения в городе отпразднуем. Можем ко мне на дачу поехать, если вас еще вдохновляет природа.

– До утра из дома лучше не выходить, – категорично заявила Елена Васильевна.

– Согласен, – кивнул Виктор, – но до рассвета – всего ничего, часа полтора осталось.

– Собираемся. – Наташа вскочила со стула и схватилась за наполовину собранный рюкзак. Но собраться им не дали.

С улицы послышались крики и хохот.

– Что там еще такое? – Наташа выглянула в окно. – Ничего не видно, – пожаловалась она. – Надо выключить свет.

Но свет внезапно погас сам собой. В дверь громко постучали, потом стали долбить в нее что есть мочи, так что изба ходуном ходила. Наташа взвизгнула и отшатнулась от окна. Оттуда лезло несусветно мерзкое рыло, потом показалось синеватое узкое лицо с черными провалами вместо глаз.

– Это она! – пискнула Маша и присела на пол.

– Русалка, – завороженно произнес Пашка.

Елена упала на колени перед божницей и быстро-быстро стала повторять «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи помилуй…».

– Эх, жалко у меня больше пуль нет, – сказал Виктор, – хоть бы одну тварь подстрелить!

Хохот и крики усилились. Их перекликал многоголосый вой, и среди этой какофонии вдруг взвился и вклинился острой иглой долгий женский визг.

Кричала женщина, в этом не было сомнения. И не просто визжала, она кричала, она звала:

– Анька-а-а!!!!

– Это же Меропа! – Анна что есть мочи бросилась к окну.

Толпа разномастных тварей катилась мимо избы, вдоль забора, пела, плясала, подпрыгивала, вопила на все лады, а среди этой толпы мелькали рыжие космы Анютиной бабки Меропы.

– Анька-а-а!!! – надрывалась она, увлекаемая толпой прочь от избы, туда, в сторону озера.

– Куда они ее волокут? – Анна припала к стеклу, с улицы в комнату лился лунный призрачный свет, вопли, хохот и визг удалялись, становились все тише…

– Почему она зовет меня? – спросила Анна.

Но никто не знал ответа.

До рассвета просидели тихо-тихо, говорить не было ни сил, ни желания.

Едва забрезжил рассвет, собрались поспешно. Закричали петухи. Значит, время нечисти кончилось.

– Можно идти, – сказал Виктор, направляясь к двери. Остальные гуськом вышли следом в утреннюю сырость. Крыльцо и двор были истоптаны множеством следов, как будто прошлось стадо кабанов. Калитка болталась на одной петле.

– Смотрите! – Анна зажала рот ладонью. У калитки кучей валялось грязное тряпье, некогда цветное и весьма живописное, а сейчас просто жалкие лохмотья. Ребята остановились, не решаясь подойти.

Каждый из них уже понял, кому принадлежали эти тряпки, словно в доказательство, чтоб не оставалось сомнений, сверху умирающим пламенем бессильно лежал пук огненно-рыжих волос.

Елена молча перекрестилась. Виктор опустил голову. Анна беззвучно заплакала.

– Что это значит? – испуганно спросила Наташа.