- Что ж вы такую себе жену выбрали? - рассмеялся Александр Петрович. Рассказ старика его позабавил.
- Та вона не була такою дурною в молодости. Любыла мене и я ии любыв бувало, на печи, - старик рассмеялся. - О, е шо згадаты. Яки мы в молодости булы. Ох, и гаряча молодыця була. Да, да, в молодости вона була инакша. А от постарила, одразу подурнила, хай ий грець. Геть клепку втратыла на старости рокив. А вот молодыцею була хороша, да, - старик поскреб подбородок, взгляд устремился куда-то вверх.
Александр Петрович не отвлекал старика разговорами, тем самым дав тому возможность вспомнить приятные моменты из своего прошлого. Какое-то время они ехали молча, старик предался воспоминаниям, Александр Петрович же принялся рассматривать лошадей в упряжи. Это были кобыла с жеребенком, довольно взрослым, но, тем не менее, все еще жеребенком, рыжей масти с белым пятном на лбу, точь-в-точь таким, как и у его матери, рыжей худощавой кобылы. Александр Петрович улыбнулся, вспомнив детство. В те далекие времена у его отца тоже была парочка лошадей. Будучи мальчишкой Александр Петрович часто ездил с отцом в лес по дрова или на сенокос. В такие часы он не раз держал в руках вишки, самостоятельно правя лошадьми. Он любил это занятие, так как в такие мгновения ощущал себя взрослым, чувствовал свою значимость, полезность. А еще старик любил лошадей, любил этих сильных и свободолюбивых животных. Мальчишкой он часто наблюдал за колхозными лошадьми, которые издавая громкое ржание, ветром носились по загону, в любой миг грозя оставить эти длинные деревянные жерди, отделяющие их от свободы, далеко позади.
- Оце, як прыиду додому, одразу в лижко, а може навить на пич зализу. Там зараз тепло, стара добре пич натопыла, - голос старика вернул Александра Петровича в настоящее. - Як вам тилькы не холодно в пальтишку. Мене мороз и через фуфайку пробырае, будь вин не ладный. Колы ж там та весна вже наступыть.
- Не скоро еще, - улыбнулся Александр Петрович. - Сегодня у нас какое число?
- Друге лютого.
- Второе уже? Ох, как время быстро бежит.
- Да, времечко бижить як навижене, хай йому грець. Так и життя проходыть. Мени вже симдесят скоро, а вам? Як вас звуть-то?
- Александр Петрович меня зовут. Недавно вот шестьдесят отпраздновал. А вас как зовут?
- А меня дед Михайло все звуть. Шейдесят говорите, молодой еще, мне в наступному роци симдесят буде. Охо-хо, симдесят, це ж подумать тилькы. А як час пройшов быстро. Ну, пройшов, то пройшов. Скилькы кому бог назначив, стилькы йому и житы... А скажить мени, а куды вы писля наших Ерковцив збыраетесь иты дали. Пизнувато вже, автобусы не издять. Чы вы у Ерковци збыралысь?
- Нет, мне в Переяслов-Хмельницкий нужно.
- Далековато до Переяслава вид наших Ерковцив. Як же вы в ночи будете добыратысь?
- Та как-то оно будет, - улыбнулся Александр Петрович.
- И не страшно вам? Люды всяки бувають. Може у мене переночуете? Моя стара проты не буде? Все одно спыть, а зранку встанете и поидете у свий Переяслав. Як вам така пропозиция?
Александр Петрович улыбнулся. Все же люди не так плохи, как могут показаться на первый взгляд, особенно если слушают свое сердце. Похоже, эта ночь пройдет в тепле, а не в холоде, как это было прошлой ночью, когда старику пришлось спать недалеко от трассы, прислонившись спиной к дереву. Трудную старик для себя выбрал жизнь, очень трудную. Но иначе он не мог, а если точнее, иначе не могло его сердце, доброе и сострадательное, активное и неустанное.
- Если я вас не сильно обременю, то с удовольствием приму ваше предложение.
- Нет, нисколько, - ответил дед Михайло, погоняя лошадей. - Нисколько.
Глава 17. Укус
- Только не шумиты, - предупредил Александра Петровича дед Михайло, когда они подъезжали к воротам его усадьбы. - А то моя стара проснеться и зробыть мени вырвани яйця, - дед Михайло хихикнул и почесал нос.
- Хорошо, не буду, - ответил Александр Петрович, рассматривая хаты, выглядывающие из-за деревянных заборов.
- Как красиво, - пробормотал Александр Петрович.
Взгляд Александр Петрович перебегал с изрезанных тропинками дворов на сады, укрытые белым одеялом. Мягкое сияние луны серебрило присыпанные снегом крыши хат, деревья, огороды. Тишина вокруг стояла невероятная. Село спало, лишь изредка его сон тревожил лай собак, ни в какую не желавших поддаваться общему молчаливому однообразию.
- Да, в нас гарно. Тихо, тилькы, он чуете, собакы гавкають, спаты не дають.
Вдалеке залаяла собака, за ней еще одна и еще.
- Шоб их, - услышал Александр Петрович. - О, чуете, чуете? Мий Султан не втрымався, сучий сын, стару розбудыть. Шоб його дидько вхопыв.
Лошади остановились у ворот небольшого, но уютного поместья, состоявшего из хаты, летней кухни, хлева, нескольких сарайчиков и погреба. За хатой раскинулся сад, а немногим в стороне виднелся огород.
- Прыихалы. Злазьте з возу.
Александр Петрович спустился на землю, после чего забрал с воза кулек с продуктами. Шарик не стал дожидаться, пока и его спустят, самостоятельно спрыгнул с воза и тут же занялся любимым занятием - обнюхиванием предметов.
Дед Михайло слез с воза вслед за Александром Петровичем, после чего распахнул ворота.
- Вы побудьте тут, а я заиду на подвирья и закрыю свого Султана, а то вин не дуже любыть чужих собак, хиба що любыть им бока трохы помяты, - дед Михайло ухмыльнулся и вернулся к возу.
Александр Петрович взял Шарика за поводок и притянул к себе, чтобы тот случаем не очутился у лошадей под ногами. Заметив у ворот лавочку, Александр Петрович направился к ней.
Дед Михайло же забрался на воз и спустя некоторое время был уже во дворе вместе с лошадьми. Александр Петрович слышал его чертыханья во дворе, когда тот закрывал в будке собаку, но не обращал на них внимания, так как снова устремил взгляд на спящие под снегом сады, испещренное звездами ночное небо и струйки дыма, поднимавшиеся над некоторыми крышами.
- Шо ж вы тут, заснулы чи шо? - услышал Александр Петрович некоторое время спустя. - Я вже и Марфу з Зиркою розпряг.
На дорогу вышел дед Михайло с бутылкой в руках.
- Це шоб стара не бачила, - дед Михайло кивнул на бутылку и ухмыльнулся, после чего прислонил бутылку к губам и запрокинул голову.
Александру Петровичу только и оставалось, что смотреть, как старый пьянчужка укорачивает себе жизнь зеленым змием. Когда бутылка опустела, дед Михайло отбросил ее в сторону и повернулся к Александру Петровичу.
- Ну, заходьте, заходьте в подвирья, не стийте як бурьян при дорози, - сказав это, старик исчез во дворе.
Александр Петрович последовал за дедом Михайлом. Тот закрыл ворота и двинулся вглубь двора. Александр Петрович ни на шаг не отставал, ведя на поводке Шарика.
- Собаку треба буде залышыты на подвирьи, бо стара мене з вамы и вашою собакою разом выжене на вулыцю.
Александр Петрович посмотрел на Шарика, с любопытством разглядывавшего двор, и сказал:
- Как же я его тут оставлю? Такой мороз.
- Який там мороз, он мий Султан у буди спыть и взымку и влитку. И ничого не здох ще. Собакы не люды, можуть и на морози ночуваты.
- Да, собаки не люди, - подумал Александр Петрович, - но это не значит, что они заслуживают худшего обращения.
Александр Петрович посмотрел по сторонам и увидел летнюю кухню.
- А если я с Шариком в летней кухне переночую?
- Ну дывна людына, - шмыгнул носом дед Михайло и ухмыльнулся. - Не шоб у хати, де тепло переночуваты. Шо за люды пишлы. Як хочете, можете и там переночуваты, але там дуже холодно.
- Та ничего страшного. Холода мы не боимся.
- Ну й дидько з вамы, - дед Михайло пожал плечами. - Хочете ночуйте у литнянци, а хочете на вулыци, мени байдуже. Я хочу спаты, - словно в подтверждение слов, старик зевнул, после чего развернулся и поплелся к хате.
Александр Петрович смотрел ему в спину и улыбался, когда же дед Михайло закрыл за собой входную дверь, Александр Петрович повернулся к Шарику.
