Чонки-лао, чтобы оставаться свободным, не должен был информировать кого-либо о своем знании. Не должен.

Наверняка труп-бутафория попал к ним не зря. Возможно, подлинный Тайф Ломи обнаружил самозаводы. Хотя дело, видимо, не только в этом. Почему бы самозаводам не уничтожить Летящего? Или изолировать? Или направить по ложному следу?

А тут ведь такое! Цель… Должна же быть какая-то цель!

— На месте разберешься, а завтра я буду тебя ждать к вечеру… — заговорил Чонки-лао. — Возьми эти скрутки вместе с минивизором. Думаю, они тебе помогут.

Имия улыбнулся и, кивнув, направился к выходу по длинному коридору, мимо двери, на которой была табличка: «Посторонним не входить!» Там находилось помещение с красными контейнерами.

— До завтра! — с опозданием воскликнул Имия Лехх и зашагал быстрее.

Чонки-лао уже не слышал его. Он думал только о Тайфе. Вернее, о копии.

Потом он извлек из запасного кармана спецраскодировщик двери конуса и через мгновение вошел в помещение.

То, что он увидел, было просто непостижимым!

На многогранной полированной подставке, прямо в центре… не оказалось трупа Тайфа Ломи. Он бесследно исчез. Испарился. Растворился. Пропал.

Невероятно!

Войти в это помещение мог только он, Чонки-лао. Ни одна душа, кроме него, не имела сюда доступа. И потом, он бы обязательно узнал об этом. Сразу.

Чонки-лао остолбенел. Страшная догадка подтвердилась.

Это говорю я, Одинокий Охотник. Я не люблю много болтать. Я предпочитаю действовать.

Но иногда, когда одиночество надоедает, я разговариваю сам с собой.

Я беседую.

Никто из живых не слышит меня. Они не могут меня слышать. Не могут, потому что не хотят. И плевать мне на это. Это не мое дело.

Меня слышат только те, кому надо. Случайно или намеренно. Чаще первое, чем второе.

Это такие же одинокие существа во Вселенной, как и я. Нас не так уж много. Но мы есть. Факт.

У каждого из нас своя форма, свои принципы, свои дела. Мы не мешаем друг другу. Мы просто делаем свои дела. Мы не пересекаем пути друг друга. В мирах много дорог — всем хватит. Просто каждому лучше идти своей дорогой и не лезть на чужую.

Хуже нет, когда лезут туда, куда не просят.

Не ищите чужих дорог, ищите другие миры. Их во Вселенной — бесконечное множество. В пространстве и во времени. В пространствах и во временах. В разных измерениях. В разных системах.

Но я не обращаю внимания на неразумных тварей.

Они меня не интересуют.

Как не интересуются ими и другие Одинокие, мои собратья.

Собратья, к которым меня не тянет. Пусть живут сами по себе. Я так живу.

Я не интересуюсь муравьями. Я не интересуюсь ими просто так. Я заинтересуюсь ими только в том случае, если они возведут муравейник под моим домом. Не люблю, когда мне мешают. О муравьях я сказал, чтобы было понятно. Я видел много миров. Я побывал в иных краях.

Иные существа обитают там, иные порядки царят, иные принципы.

Но «принцип муравья» верен и там.

Даже если там нет муравьев, этих самых распространенных существ во Вселенной, то есть подобные им. Их гораздо больше, чем кто-либо может подумать. Мне думать не надо: я просто знаю это.

Слушай себя: говорю я, Одинокий Охотник.

Я не случайно напомнил о муравьях.

Мне же напомнили о них кастеройяне.

Я видел много миров.

Но нигде я не задерживался подолгу.

Кто долго выбирает, тот не выберет ничего.

Когда-то я сделал свой выбор.

С тех пор я живу в этой Вселенной.

Я называю ее моей.

Не люблю, когда мне мешают.

Ненавижу.

Я скитаюсь от одного мира к другому, но только в моей Вселенной.

Один из этих миров — Кастеройя.

Вернее, система Кастеройи, империя Кастеройя, Великолепное Объединение невеликолепных людей. Обыкновенных смертных, из плоти и крови. Недолговечных, болезненных, слабых. Но злых. Злых настолько, что их ненависть когда-то стала одним из двигателей так называемого прогресса.

Прогресс был, пока была ненависть.

Когда была ненависть, была и сила.

Была сила — было и движение вперед.

Потом произошла остановка.

Люди создали самозаводы, а самозаводы остановили прогресс людей. Это хорошо.

Зачем кастеройянам прогресс?

Прогресс нужен только мне, Одинокому Охотнику.

Плевал я на кастеройян.

Правда, я видел и других людей, настоящих.

Они живут.

Они идут вперед.

Они сильны.

Но с ними я предпочитаю не связываться.

Трудно одинокому.

Хотя не всегда.

Есть и преимущества.

И не одно.

Например, самозаводы. Это значительное преимущество. Они помогают мне в работе с кастеройянами и им подобными.

К счастью, самозаводы не одиноки во Вселенной.

Поэтому Одинокие не одиноки.

Не люблю углубляться в философию.

Но часто это происходит непроизвольно.

Вероятно, я привык думать так, не по-другому.

В этом все дело.

Иногда мне приходится появляться на той самой Первой Планете. На Кастеройе. Хотя я так не люблю делать это!

Проклятые эмоции!

Я полностью так и не лишился их!

Люди, населяющие Кастеройю, примитивны.

Они верят, будто бы мое появление приносит им беды. Вера в приметы должна быть обоснованной. Не всякая примета отражает суть вещей.

Они не понимают формулы: мой враг есть мой друг.

Да, я ненавижу кастеройян.

Но я вовсе не желаю их уничтожить физически.

Я просто хочу направить их жизнь в другое русло.

В то русло, которое устраивает меня.

Разве сможет пахать Земледелец, если муравьи и черви и всякие твари не обработают почву, не взрыхлят ее? Если земля станет камнем, что тогда?

Так и я.

Так и я: ненавижу кастеройян, потому что они слишком медленно становятся тем, кем мне надо. Еще не все глупы, еще не все подчинены, еще не все запутаны. Еще не все направили диктуемые самозаводами человеческие стремления в диктуемое самозаводами русло. Еще не все выполняют волю и желания самозаводов. Еще не все считают подчинение себя самозаводам, пусть даже неосознанно, своими собственными величайшими целями. Целями, которые сливаются в обществе в одну Единую Цель.

Я ненавижу кастеройян, но уничтожать их не буду.

Я подчиню их самозаводам.

Я подчиню их себе.

Целиком и полностью.

Бесповоротно.

Окончательно.

Иногда мне приходится посещать Кастеройю.

Теперь понятно, почему мне это необходимо.

Я бываю там в кризисные моменты.

Когда от общества или же от его членов исходит какая-то опасность.

Опасность для самозаводов, для меня.

Я прихожу к тому или иному человеку и натягиваю тетиву. По моей традиции, стрела смотрит ему в грудь. Я делаю вид, будто хочу убить.

Мне не надо разговаривать с ними.

Я свободно читаю все их мысли.

Я знаю их настроения.

Я чувствую их эмоции.

Я приходил ночью к Эллее Тис. Это Женщина из Соединения.

Эллея испугалась меня. Она подумала, что у меня в руках арбалет, бухна или лук. Потом она увидела мои горящие глаза. Именно потом, потому что сначала она обратила внимание на лук. И ей показалось, что мои глаза были добрыми. Она не видела в них зла. Впрочем, в них нет зла. Действительно. Разве борьба за существование — это зло? И разве могу я ненавидеть одну Эллею, если причина вовсе не в ней? Я ненавижу их всех, целиком. Но по отдельности — люблю. Странно? Такое противоречие? Ничуть. Я уже говорил, что без них мне не жить. Но мне надо, надо их изменить! Надо!

Эллея испугалась. Да. Так и было. Потом я повернулся и выстрелил. Стрела рассекла ночь, будто молния. Потом я спроецировал на сетчатку Эллеи изображение пространствера. В нем отправился этот их агент, Летящий, он же Тайф Ломи. Он напал на след самозаводов. К сожалению, сначала мне хотелось его как можно скорее вернуть. Назад, на свою планету. Пусть сидит себе на своей Кастеройе, пусть, в крайнем случае, летает на планеты своей империи, обитаемые планеты… Но ему нечего делать в мозговом центре самозаводов. Совершенно нечего. Иначе самозаводам конец. А значит, и мне. Этого допустить нельзя.