— Где мои друзья?! — повысил голос Рурт.

— Твои друзья? — удивленно переспросила прелестница, продолжая награждать принца ненужными ему объятиями и прикосновениями. — Не знаю. Да и друзья ли они тебе?

Пусть следопыты пока не нашли его, но все же стало легче от того, что они не в плену. Однако что девица имела в виду своим вопросом?

— Откуда тебе знать, что такое дружба и вообще какие-либо чувства, кроме злости? — заметил Рурт.

— Я знаю о чувствах все, — прошептала прелестница ему на ухо и еще жарче принялась обнимать его и ласкать. — Разве не так? Ты ведь чувствуеш-ш-шь?

Она прикасалась к нему снова и снова, целовала, тяжело дыша.

— Это не чувства, а лишь твоя забава! — Рурт от беспомощности плюнул ей в лицо.

Девица не была оскорблена. Она провела рукой по щеке, а затем языком слизала слюну с ладони.

— Ты чувствуешь, — выдохнула она. — Я бы тебе показала настоящие чувства, если бы не твой оберег. Он не дает мне…

Да, обруч действительно был на месте. Возможно, поэтому боль в голове стала не такой ощутимой, как поначалу.

— Он мне мешает, — продолжала прелестница, — но и снять его с тебя не могу.

— А ты попробуй. — Рурт вспомнил, как во время ожесточенной схватки с прелестницами он расколол одной из них голову — ударом этого обруча.

— Нет! — сказала девица со злостью. Глаза налились кровью. Открывшийся рот обнажил хищные клыки, на пальцах, касающихся живота принца, выступили длинные когти. — И все равно будешь моим!

— Что же ты медлишь?!

— Нет!.. — Девица отошла от него на шаг и приняла нормальный вид. — Нет, — повторила она, подняла с пола накидку и снова ушла в темный угол. — И все равно будешь…

Глаза уже привыкли к полумраку, и Рурт увидел, как прелестница нацепила свое прозрачное одеяние и присела на скамью у стены.

— Мы уже закончили? — спросил принц.

— Что еще?

— С тиграми это вы устроили? Она промолчала.

— Мстите мне за Пейринду?

— Была Пейринда — и нет. Чего за нее мстить?

— Кто же у вас теперь главный?

— Не твое дело! — Судя по недовольному тону, не ей досталось счастье стать первой среди прелестниц.

— А в потертом балахоне, этот, что не любит показывать лицо, кто он?

— Много вопросов! Помолчи лучше! — прорычала девица.

— Но ты ведь знаешь его? — продолжал Рурт.

— Заткнись! — крикнула девица довольно громко.

«Молодец, сама себя выдаешь», — про себя похвалил ее принц. Возможно, его товарищи были где-то рядом.

— Ты хочешь, чтобы нас услышали? — догадалась прелестница. — Я тебе кляп в рот засуну. — Она сбавила тон.

— Ты сама сказала, что они мне не друзья. Значит, меня никто не ищет, — слукавил Рурт. — Я задаю вопросы, потому что интересно. Ведь перед смертью-то можно узнать, кому я мешаю и почему?

— Молчи, иначе я сделаю то, что сказала.

— Расскажи мне! — не успокаивался Рурт.

Слайрия вскочила с лавки и решительно направилась к нему. Она оторвала кусок рукава от его голубой рубашки, валявшейся здесь же на полу вместе с сапогами, и плотно скрутила.

— Ты сам напросился.

Она была прелестницей. Прежде чем сунуть обещанный кляп, Слайрия не могла отказать себе в удовольствии в очередной раз подразнить принца. Когда она оказалась достаточно близко, Рурт что было сил кивнул, ударив обручем прямо ей в голову. Не издав ни звука, прелестница повалилась на устланный соломой пол.

— Это ты напросилась, — заметил принц, глядя вниз. — Не зря боялась моего оберега…

Она уже не слышала. Там, у ног Рурта, булькнуло и вокруг проломленной головы оборотня образовалась лужица крови…

В подвале так никто и не появился. Значило ли это, что в доме была только одна прелестница? Или другие просто не слышали шума? Не ожидали от Рурта такой прыти и рассчитывали, что, намертво привязанный к колонне, он будет смиренно ожидать своей участи?..

На улице темнело. Свет, и днем почти не поступавший из крохотного проема окна, вовсе перестал попадать в комнату. Появился лишь слабый отсвет — где-то недалеко зажгли уличный фонарь. Но этого было недостаточно. Подвал погрузился во мрак.

Принц в очередной раз проверил на крепость ремни — бесполезно. Холодные пальцы поверженной прелестницы касались его босых ног, но он не мог даже оттолкнуть ее от себя. Ступни были крепко стянуты вместе.

Послышались шаги. Кто-то нетвердо ступал под окном. Людей было двое. Один затянул туанскую народную, а другой подхватил. Дуэт получился не очень слаженный, — со слухом у ребят были проблемы.

По шагам Рурт предположил, что веселые и разгоряченные напитками гости Суниша идут в обнимку, помогая друг другу не упасть. Перспектива проверить носом булыжник их не прельщала, а потому, не ощущая особой твердости в ногах, они все же пытались добраться до ночлега, для чего и поддерживали друг дружку. А запели, наверное, чтобы не уснуть на ходу.

Позвать на помощь? Шанс, что они смогут помочь, равен нулю. Если в доме есть хотя бы одна прелестница, убить двух пьяных мужчин для нее не составит труда. Но если даже принца сторожила только Слайрия и больше оборотней в доме нет, смогут ли еле стоящие на ногах гуляки освободить его? Заснут прямо у порога, вернутся прелестницы, и опять же им смерть.

Рурт не стал подвергать смертельному риску соотечественников.

Меньше всего принц хотел втягивать мирных жителей в эту кровавую разборку. Если он и ждал от кого помощи, так только от товарищей по Походу. Но пока помощи не было. Возможно, следопыты сейчас бьются с остальными прелестницами за жизнь Рурта. Или уже спешат освободить его.

А может, случилось плохое?.. Может, их уже нет среди живых и принц — единственный из отряда, кто еще может дышать и наслаждаться последними минутами?..

Нет! Рурт не верил в поражение. И не собирался обреченно ожидать кончины.

Неровные шаги медленно удалялись, затем стихли. Вместе с ними — и нестройная песня туанцев.

«Думай!» — заставлял себя принц.

Что он мог предпринять?

Руки, ремнем стянутые за колонной, двигались вверх-вниз лишь на пару сантиметров. При такой амплитуде можно перетереть плотную кожу о дерево колонны. Но на это уйдет уйма времени. Или руки сотрутся в кровь гораздо раньше.

Попытаться сбросить с себя оберег и применить для освобождения Способность, которая в таком случае должна проявиться? Это был единственный шанс.

Рурт ожесточенно замотал головой, резко и быстро, как только мог. Обруч сидел настолько плотно, что даже не сдвинулся с места. Принц сделал еще несколько рывков, но избавиться от оберега не смог. Собственное бессилие разозлило его. Он даже зарычал от бешенства.

От частых рывков голова закружилась, и принц решил на время прекратить попытки. В борьбе за свое будущее, за то, чтобы оно было, он почему-то вспомнил о прошлом.

Да, он обещал себе больше не предаваться воспоминаниям о былой жизни — жизни принца, наследника престола Туании, сына Арта и Ливиры, возлюбленного Бризы. Еще он был в той жизни порядочным гражданином своей страны, прилежным учеником своих наставников, бакалавром словесности, веселым малым и другом многих. Еще…

Девять дней назад он был Руртом. А теперь — Руртус. Хотя до конца так и не принял новое имя. Рурту в его жизни никогда ничего не угрожало. Руртус же обязан был привыкать к ежедневному подвигу по сохранению духа в своем теле. Это теперь как новый образ жизни, сформировавшийся за девять дней и, наверное, пришедший навсегда.

В случае Рурта понятие «навсегда» очень относительно: его «навсегда» может закончиться в любую минуту…

Он не боялся смерти. И сейчас сокрушался в своей беспомощности не потому, что хотел еще надышаться воздухом, нажиться вволю, повеселиться, погрустить, встретить старость с любимой женой и детьми, — от этого всего он сам отказался и готов нести ответственность за свои решения.

Но он не хотел умирать так нелепо… Конечно, Рурт вместе со следопытами уже избавил мир от кучи кровожадных тварей. Множество жизней потеряно, но еще больше спасено!.. Однако есть ведь и главный Враг, ради уничтожения которого туанец был призван Домом. И поэтому еще стоило жить, попутно избавляясь от таких вот прелестниц и копя силы, набираясь умения для решающей схватки. В последней можно и умереть, но только зная, что Враг умирает с тобой и тебе не стыдно оставить этот мир. Оставить с чувством выполненного долга, знать, что Круму больше ничего не угрожает, что Воин Света выполнил то, для чего покинул родительский дом и близких сердцу людей, а значит, покинул не зря. В таком случае можно было бы расстаться с жизнью без сожаления!