Сквозь мощный ливень и хлесткий ветер они прорубали мечами путь навстречу друг другу, будто сквозь дикие заросли. Рурт шел на противника не как Вспоминающий, а как принц Туании. Он чувствовал силу капитана, но не чувствовал в себе силы стать Рурту-сом. Мощь стихии словно отняла у него Способность. А может, сказалась усталость после недолгой, но напряженной схватки с несколькими разбойниками…

Ливневая стена еще разделяла соперников, но они приближались друг к другу. Мощным наскоком капитан обрушился на Рурта. Туанец успел среагировать, подставив надежный клинок, но удар был настолько сильным, что болью отдалось в ладонях, а сам принц упал на одно колено.

Их мечи, соприкоснувшись, не разошлись. Капитан двумя руками надавил, пытаясь опустить лезвие Руртова клинка ему же на шею. Принц не сдавался, удерживая рукоять.

Так прошло с полминуты.

Туанцу было значительно тяжелей, ведь противник давил сверху — силой и весом. Руки стали подрагивать, а у разбойника же, казалось, силы только прибавлялись. Поняв, что дольше не сможет удерживать меч, принц извернулся, ушел назад, ударившись спиной о землю. При этом создал себе вероятность получить клинком в живот. Но повезло: капитан, резко лишившись опоры, по инерции слегка шатнулся вперед, и меч лишь чиркнул кончиком по ребру, затем воткнулся в землю.

Жук быстро выпрямился. Рурт успел кувырком назад уйти на безопасное расстояние и поднимался с колен, когда разбойник снова устремился к нему…

Теперь быстрые и плотные удары следовали один за другим. Принц с трудом отбивался, с каждой секундой теряя силы, словно отдавая их врагу, натиск которого все увеличивался. Мрак раннего утра, усиливаемый бурей, заставлял действовать больше по интуиции.

Меч капитана мелькал уже с такой скоростью, что Рурт стал совмещать блоки с элементарными отскоками назад. Он уходил за деревья — удары обрушивались на стволы. А потом разбойник появлялся рядом, целясь уже в него. Рурт падал в месиво, которое образовалось и в лесу, пытался подниматься как можно быстрее. Ливень тут же смывал с него грязь. Грязь, но не усталость. Капитан же начинал издеваться. Не особенно торопясь прикончить соперника, он демонстрировал чудеса акробатики. Лицо его изменилось, пропала прежняя пытливость мозга, злой рассудок. Жук скорее походил на одержимого бессмысленной идеей, потерявшего себя самого, заблудившегося человека. Однако был мощен и быстр. Рурт же — слаб и медлителен. Подавлен…

Принцу показалось, что все — и эта стихия в том числе — заодно с Жуком, что мощная, непобедимая сила через капитана выражает свой смертельный призыв. Он уже не чувствовал того, что кому-то нужен. Да и живы ли те, кому он был нужен? Или канули в море под ударом могучей стихии? А он, Рурт, Руртус, бывший принц и несостоявшийся Воин Света, брошен на Диком острове умирать непонятно за что… За друзей, которые также погибли… За идею, которая ничего не стоит сейчас, когда неудержимый капитан скоро покончит с надеждой Крума на безоблачное будущее… Тучи, буря поглотят в себе все и вся!..

То были ощущения слабого человека. Так не похожего на Рурта, стерпевшего множественные удары судьбы за последние несколько дней!

Он попытался найти в себе силы и сейчас. Если физически принц мог уступить напору Жука, то воля его осталась несгибаемой!

Где-то в глубине души туанец нащупал зацепку: даже если он теперь один, до последнего вздоха останется верным своей миссии!

Он продолжал отбиваться от ударов капитана, уходить, падать, вставать, не чувствуя ног и рук, но твердил себе: «Моя вера непобедима!» И так же как мощные удары, нацеленные в голову принца, останавливал его клинок, эти слова останавливали самого Рурта от того, чтобы сдаться!..

Окончательно уверовавший в победу Жук наслаждался своей мощью, рассыпался в эффектных прыжках. Принц в очередной раз отступал. Он уходил от резкого броска, поскользнулся о мокрую кочку и взлетел ногами вверх. Упав, ударился головой обо что-то твердое. Теперь уже в глазах его вспыхнули молнии, и сознание заволокли тучи…

Рурт очнулся. Вокруг было тихо. Между узкими длинными листьями нависшей кроны снова проглядывали утренние, уже не такие яркие звезды.

Никаких признаков бушевавшей секундами ранее стихии не было: земля суха, ветер теплый, чистое небо и беспечный спокойный лес, — бури будто и не случалось вовсе.

Такая перемена обрадовала принца. Словно это Враг ушел вместе с бурей, которую с собой приносил, д теперь все было так безмятежно. И друзья, наверное, живы, и он, Рурт, легок, готов взлететь к небесам!

А почему бы и не взлететь! Если позволяют силы! Если позволяет мысль! Если дух и тело могут ей подчиниться!

Здесь будет так, как захочет он. Неважно, Рурт Дер Валерон или Руртус. Теперь неважно.

— Я! — провозгласил молодой человек, проносясь над морем с чудесными волнами, играющими отблесками утренних звезд и луны. К ночным светилам он может подняться с такой же легкостью, с какой способен пронырнуть через все морское пространство, коснувшись соленого дна.

— Я! — Он рассыпался в воздухе, оказавшись одновременно во всех уголках Крума, заглянув в самые тайные тайны, познав самые истинные истины.

— Я! — Он сошелся воедино и устремился к звездам, почувствовав, как в одно мгновение стала мала для него родная планета, где уже не осталось ничего неизведанного, все постижимо, все обыкновенно.

Полет был прекрасен, он чувствовал, как огромные расстояния преодолеваются его новой сущностью в считаные секунды. Да и само время перестало иметь для него значение. Он просто наслаждался полетом, никуда не смотрел, ничего не видел и не слышал. Он плыл, невесомый, счастливый, вдохновенный!

И тут он почувствовал, что ему одному этого счастья много…

Были те, кто шел с ним к цели. Кто готов был отдать за нее жизнь. Кто уже отдал и теперь ничего не чувствует…

Рурт захотел вернуться назад, увидеть их, этих людей, полных любви к нему, доверия. Трудно было отыскать родной Крум взглядом, слухом, но он нашел его сердцем!

И вернулся!..

На лице Бризы, прекрасном лице, был испуг. Она бежала по тропе со стороны лагеря разбойников как раз к тому месту, где Жук высадился накануне со своими подельниками и где позже состоялась схватка. Она бежала, сбивая в кровь свои трогательные ступни. Волосы были собраны в косу, но коса растрепалась, платье, то же, в котором она была с принцем у Одинокого Сварта, было изодрано, на руке — ссадина.

Уже светало. Но девушка очень спешила. Поэтому не замечала камней, сучьев, кустов. Она спешила к возлюбленному, зная, что он в опасности, и не думая о себе. Выскочив из зарослей, оступилась, перекатилась по песку, остановившись почти у самых волн. И еще не успела выпрямиться, поднимаясь, а уже бежала вдоль берега, ища глазами Рурта.

Она кричала в истерике, снова бросилась к зеленому массиву зарослей, понимая, что на берегу возлюбленного нет. Только ступив на траву, врезалась в кусты, продралась сквозь них, оставляя последние лоскуты юбки на жестких ветках.

Она готова была углубиться в лес, когда чей-то голос окликнул:

— Эй!

Она остановилась в смятении. Осмотрелась.

К ней вышла другая девушка.

— Ты Бриза?

— Да, — растерянно ответила она.

— Я Рора, — представилась утолианка. — Ты ищешь его? Не ищи.

— Почему? — удивилась Бриза. Надежда, страх и удивление сменяли друг друга на ее лице.

— Я тоже его знаю, тоже люблю…

— А я тебя помню. — Бриза внимательно всматривалась в ее лицо.

— И я тебя.

— Мы были обе с ним тогда…

— Ты по одну сторону, а я по другую…

— Но я на тебя не злилась.

— И я на тебя не держу зла.

— Я просто люблю его. И пусть с ним рядом будут хоть сотни других девушек — я буду любить его…

— …и жить этим, — закончила за Бризу утолианка, кивая. Она чувствовала то же самое.

— Этот человек не принадлежит нам.