Но Сакха был не в состоянии вымолвить слова благодарности, которых я заслуживал. Он лишь тяжело дышал и вел машину. Я решил дать ему время. В уме я уже сочинял электронное послание Руанне о подвигах этого дня. Что она сказала мне в том сне с яблоком за восемь долларов? «Будь мужчиной. Сделай так, чтобы я тобой гордилась».

Бульвар Национального Единства был запружен бронетранспортерами «БТР-70», знакомыми всем, кто смотрит телепрограммы Би-би-си. Танки охраняли стратегически важные объекты: универмаг «Бенеттон» и «Парфюмерию 718». Стройные мужчины Абсурдистана в черных джинсах с заправленными в них рубашками, вооруженные лишь мобильниками, неслись по бульвару, опасаясь пьяных солдат, выкрикивавших оскорбления в их адрес и обещавших «трахнуть их сзади».

Когда мы уже приближались к небоскребам «Хайатт» и «Рэдиссон», то застряли в огромной толпе — все эти люди что-то кричали и двигались в одном направлении. Их окружали солдаты, которые рвали их документы и дергали за кресты на шее. Они били людей по голове и, хихикая, тискали молоденьких девушек. Один молодой солдат пытался сдернуть крест с шеи матроны, угощая ее ударами. «Грабеж! — вопила эта женщина. — Спасите меня, граждане! Грабеж!» Мы с Тимофеем почему-то нервно смеялись, глядя, как сражается эта крупная женщина. Эта сцена напомнила нам что-то исконно советское: достоинство человека унижают на глазах у других.

Увидев логотип «Хайатт» на нашем джипе, солдаты махнули, чтобы мы проезжали. Местные жители стучались в бока машины, надеясь, что мы поможем им добраться в целости и сохранности в отель.

— К сожалению, нам нужно сначала спасти свою собственную шкуру, — сказал я Сакхе.

Демократ кивнул и ничего не ответил. Когда мы выруливали на подъездную дорожку к отелю «Хайатт», он выкрикнул какие-то два бессмысленных слова, резко вывернул руль влево и медленно въехал в камуфлированный бок «БТР-70». Подушки безопасности раздулись, мои щеки оцарапал вздувшийся нейлон, и я, спотыкаясь, выбрался из джипа. К нам уже бежал офицер, за ним — солдаты. Наконец я понял, что именно выкрикивает Сакха у меня за спиной. Это были два слова: «Полковник Свекла».

В романе, написанном в золотой век русской литературы, человек по фамилии Свекла походил бы на свеклу, то есть был бы темно-красного цвета. Но в эру современной литературы голова полковника Свеклы походила на гигантский генетически модифицированный персик, круглый и спелый, а кожа была сухой и жесткой. У него не было ни козлиной демократической бородки, как у Сакхи, ни усов Среднего Востока, как у его солдат. Он походил на величественных пожилых мужчин с Кавказа, которых можно часто увидеть на заднем плане в казино Санкт-Петербурга — они потягивают армянский коньяк с какой-нибудь красоткой, игнорируя суету вокруг рулетки и на танцполе.

— Миша Вайнберг, — сказал полковник Свекла, пожимая мне руку. — Как приятно! Моя мать будет вашей матерью…

Пока он беседовал со мной, солдаты вытаскивали Сакху из джипа «Хайатта». Сакха не сопротивлялся. Его просто вынесли из машины, и голова его болталась в море из камуфляжа.

— Я работал на вашего отца, Бориса, — был его местным консультантом по нефти, — продолжал полковник Свекла, ероша мне волосы. — Его смерть была ужасной трагедией. Погас главный светильник еврейского народа. Мои соболезнования.

В дальнем конце подъездной дорожки согнали группу мужчин. Они стояли с ужасающей покорностью; галстуки свисали с шеи, рубашки под мышками были темными от пота, у некоторых распухли и закрылись глаза — вероятно, от ударов прикладом винтовки.

— Была попытка путча сево, — пояснил мне полковник. — Через несколько минут мы этим займемся. Возвращайтесь в отель, Миша.

Со всей скоростью, которую мне позволял мой вес, я понесся в отель «Хайатт» и влетел в прохладный вестибюль. Алеша-Боб и Ларри Зартарьян приняли меня в объятия, и мы втроем повалились на мраморный пол.

— Вы должны… Вы должны… — говорил я, цепляясь за них, и руки мои совершали такие движения, словно я плыл к далекому маяку.

— Мы ничего… Ничего… — ответили мне оба. — Мы ничего не можем сделать.

Я заметил Джоша Вайнера среди группы нефтяников. В руках у них были кружки пива.

— Джош! — закричал я. — Джош, помоги мне. Они забрали Сакху.

Дипломат внимательно изучал свои собственные ладони. Затем перевернул руки ладонями вниз, не поднимая на меня взгляда.

— Джош! — повторил я. Тимофею наконец-то удалось из-под меня выбраться, и он помог мне подняться на ноги.

Прихрамывая, я подошел к Джошу, но он молча от меня отвернулся.

— Мы уже направили протест, — сказал он.

— Люди, которых они собираются расстрелять… Это не повстанцы. Все они демократы!

— Ты слышал, что я сказал, Вайнберг? — процедил сквозь зубы Вайнер. — Мы направили протест.

Я повернулся кругом и направился к выходу, на солнце.

— Миша, нет! — заорал Алеша-Боб, бросаясь ко мне, но я оттолкнул его своим огромным кулаком.

Я вышел на подъездную дорожку, откуда доносились сердитые мужские голоса.

— На землю! — кричали солдаты Сакхе и его соратникам. Я чувствовал их. Чувствовал солдат с их теплой этнической кровью и верностью клану, с их юношеской развязностью и врожденными психозами, с их искусственной геральдикой, состоявшей из бараньего пирога, сливового бренди и волосатой девственницы на свадебном пиру.

— На колени! — приказали солдаты.

Некоторые из этих мужчин были грузными, другим не хватало гибкости, как интеллектуалам, привыкшим к сидячей работе, поэтому им трудно было выполнить приказание. Кто-то из них завалился на бок, и их поднимали за шиворот. Солдаты выстроились за ними в цепочку, по одному на каждого, и это не предвещало ничего хорошего.

Взгляд Сакхи был прикован ко мне. Лицо было залито слезами. Я не видел слез, но знал, что это гак.

— Миша! — закричал он мне. — Мишенька, пожалуйста! Скажите, чтобы они остановились. Они послушаются такого человека, как вы. Пожалуйста! Скажите что-нибудь!

Я почувствовал, как Алеша-Боб тащит меня за рукав, а его маленькое тело прижимается к моему.

— Голли Бертон! — завопил я. — «КБР»!

Солдаты посмотрели на полковника Свеклу, он кивнул. Они выстрелили пленникам в затылок, и тела их жертв одновременно дернулись, а потом повалились на подъездную дорожку и вокруг них закружилось облако пыли.

Стреляные гильзы подкатились к моим ногам. На земле остались лежать двенадцать тел.

Сорок этажей отделяло нас от войны, и мы очутились над ней. Вокруг нас была цивилизация «Хайатт».

В небоскребе жужжали генераторы, и возникала иллюзия, будто мы на американском космическом корабле, плывущем над танками и бронетранспортерами, над поддельными ирландскими барами и голландскими нефтяными платформами «Шелл» — к какому-то замечательному, хитрому голливудскому финалу. «Все в бассейн! Сейчас начнется вечеринка!»

Я снова и снова набирал номер доктора Левина. Наконец добрый доктор отозвался, кашлянул, чихнул (снова сезонная аллергия) и поздоровался со мной.

— Доктор Левин, катастрофа, — сказал я. — Я в Республике Абсурдистан. Мне грозит большая опасность. Все ужасно. Пожалуйста, проконсультируйте меня…

С большим терпением и аналитической уравновешенностью доктор Левин попросил меня, на хрен, успокоиться.

— Итак, где это место? — спросил он.

— Вы смотрите новости?

— Я видел новости вчера вечером.

— Значит, вы слышали о гражданской войне.

— О какой гражданской войне?

— В Абсурдсвани. В столице. Они закрыли аэропорт. И выстрелили моему другу в затылок.

— О’кей, давайте начнем с самого начала, — вздохнул доктор Левин. — Что такое этот Абсурдсвани?

— Абсурдсвани находится на Каспийском море.

— А где именно оно находится? У меня туговато с географией.

— Каспийское море? Оно находится на юге России, возле Туркменистана…

— Где?