Но, это всё лирика, и воспоминаниями настоящего не исправишь.
Теперь же ему приходилось частенько среди ночи вставать ни свет ни заря и куда-то тащиться, чтобы там на месте в очередной раз разобраться с очередной привычной проблемой.
И так день за днём, утром, днём, вечером и ночью. С самого первого дня, когда Паша натуральным образом выкинул его со своей лодьи, сказав что воинскую славу себе он пусть добывает на суше, а таких безбашеных идиотов, как некий влюблённый дурак-Сидор, готовый развязать хоть мировую войну, лишь бы понравиться своей красотке, ему не надо. И всего-то из-за чего? Только из-за того, что он, не подумав, ляпнул ему будто ему надо обязательно прославиться. Чтобы на него более благосклонно взглянула некая белокурая особа с красивыми голубыми глазами.
И этот мерзавец при первой же удачно сложившейся возможности просто пинком под зад выкинул его с ушкуя, отправив возглавлять перегон. Гад!
Возглавлять! У Сидора, от всплывших в голове матерных эпитетов на сей счёт, в тот же миг сбились в кучу все мысли. Это он-то возглавляет?
Ха! Расскажите кому другому эту глупость.
Он, владелец этих тысячных табунов — банальный пастух со слабыми задатками лошадиного психолога и толстым, длинным кнутом, которым он совсем недавно лишь наловчился неплохо пользоваться, а никак не начальник.
Начальник — сидит себе в какой-нибудь кибитке, или там — в юрте, и только и делает что раздаёт всем указивки, которые его помощники тут же бросаются бегом исполнять. А не носится сам, как наскипидаренный, разрешая словно из рога изобилия сыплющиеся на голову проблемы.
Начальник — бездельник, что ничего не делает, и лишь пьёт водку и собирает со всех бабки… Или прекрасный организатор, у которого всё идёт как бы само собой.
Ни тот, ни другой, ни третий случай не соответствовал случаю Сидора. Он был… пастух… этого… стада.
У него даже в мыслях были одни лишь матерные слова для точного описания своего настоящего положения. Всё о чём он мечтал, о чём думал, к чему мысленно готовился — всё пошло на этом перегоне прахом…
Сидор про себя повеселился собственным, пришедшим в голову мыслям.
— "Придёт же в голову такая дурь, — подумал он, позёвывая. Под бочину ему впился какой-то корешок и он с недовольным ворчанием лениво перевернулся на другой бок.
Да нахрена оно ему нужно, начальство это! Есть Корней! Пусть этот дурак, умудрившийся купить на три тысячи лошадей больше чем им было нужно, и тем фактически сорвавший тщательно подготовленную Сидором за долгую зиму операцию, пусть он и возглавляет этот перегон. Причём купивший то, что им в принципе то и не надо было.
Захотел элитных лошадей завести? Так пусть бы теперь покорячился.
Ага! Как же!
Сидор недовольно поморщился. Корячиться-то, как раз пришлось ему. Корней, скотина такая, ничем кроме своих военных побрякушек заниматься не хотел. И как только у него под рукой появился Сидор со своей дурацкой жаждой воинской славы, как у Корнея почему-то на всякие хозяйственные нужды тут же не оказывалось времени. И в результате всё это огромное хозяйство по обеспечению перегона пришлось тащить на своём хребте удачно подвернувшемуся ему под руку Сидору. Хорошо что хоть помошников он себе постепенно подобрал толковых, из тех купцов, что остались с табунами охранять своих лошадей. Иначе бы точно зашился.
— "Элитное племеноводство!" — чуть не выплюнул из себя ненавистные слова Сидор. Как же он теперь ненавидел этот простой, научный термин.
Собранные в один табун элитные жеребцы отказались сами разделяться по своим, отдельным, элитным признакам, и тут же бросились в борьбу за неожиданно оказавшихся у них в прямом доступе чужих кобыл. Захотели тут же порушить всю элитную работу, проведённую до них несколькими поколениями животноводов амазонок.
— "Боже! Каких трудов ему стоило всех их развести по своим отдельным табунам. Да чтоб они не пересекались, да не переопылялись"…
Сидор замер в раздумьях. Наверное плёток с десяток он поистрепал всего за один какой-то паршивый месяц, препятствуя подобному переопылению.
— "Нет! Переопыляться — это из другой области", — чуть не расхохотался он над собственной шуткой.
— "Дожил, — посетовал он сам себе. — Теперь даже шучу сам с собой".
После того как он до потери сознания избил подвернувшимся под руку дрыном заснувшего на посту дежурного пастуха, который своей безалаберностью чуть не привёл дело к тому, что вот один… такой чересчур активный жеребец меклекбургской породы чуть не "переопылил" вдруг оказавшихся доступными кобыл лонгарских тяжеловозов… С тех пор разговаривать ему стало практически не с кем. Если не считать немногих своих помощников из купцов. И так не слишком то хорошие его отношения с курсантами окончательно испортились.
Прилюдное его обещание после этого случая убить любого, кто по неважно какой причине допустит порчу элитных кобыл, окончательно разорвало бывшее ещё ранее внешнее подобие нормальных отношений между ним и курсантами.
Впрочем, Сидору было на это откровенно плевать. Ему вдруг стало совершенно безразлично чужое мнение, кто там что о нём чего думает. Ему стало крайне важно сохранить чистоту породы и не допустить никакой порчи. А пустить прахом труды нескольких поколений животноводов Амазонии, веками занимавшихся селекцией лошадей, из-за какого-то разгильдяя, кто собственный сон ставит превыше всего, он был не намерен.
И видимо в тот момент он был по-настоящему убедителен, раз таких случаев со стороны курсантов больше не было. Курсанты прониклись. Ему поверили. Он действительно теперь был готов убить любого, кто допустит подобное разгильдяйство, настолько он сам уже проникся идеями племенного животноводства, ещё совсем недавно буквально навязанными ему Корнеем.
К слову сказать, который сам теперь отнюдь не спешил заниматься тем делом, которому был единоличным инициатором, полностью сосредоточившись на своих военных игрушках. К которым категорически теперь не подпускал Сидора: ни к охране табунов, ни к совместным с курсантами тренировкам, ни к вольтижировке. Ни к разгону и показательному уничтожению бродячих шаек случайно попавшихся им навстречу конокрадов-амазонок, пожелавших сдуру поживиться за их счёт. Ни к чему тому, к слову сказать, к чему из-за дикой усталости теперь совершенно не стремился и сам Сидор.
Ну и, как говорится — на сладкое, Корней теперь полностью сосредоточился на разгроме перегородившей им дорогу целой армии каких-то молоденьких амазонок, непонятко как вдруг оказавшихся прямо перед ними. Словно спецально ждали.
Что, опять же, очень было на то похоже.
— "Боже! Как же я всё-таки устал!" — подумал Сидор, с силой пройдясь лёгким массажом по кончикам и фалангам пальцев, тщательно разминая суставы.
Он устало потянулся, вытянув на брошенной им под телегу кошме до сих пор гудящие от дикой усталости ноги. Прошедшая, на удивление спокойная ночь, так и не смогла окончательно восстановить ему силы.
Как всё же он устал за всего лишь один какой-то месяц перегона. Ему казалось что прошло целых полгода, а не каких-то тридцать дней. Сил на что-либо не было вообще.
Он поймал себя на мысли что доволен. Действительно доволен тем что какие-то шальные соплюшки перекрыли им проход сквозь "Бутылочное Горлышко" и он имел целых семь дней тишины и спокойного отдыха, и смог наконец-то хотя бы первый раз за прошедший месяц выспаться. Относительной, конечно, тишины и спокойствия, но всё же.
То что при этом ему приходилось решать тысячи постоянно возникающих вопросов и с лошадьми, и по хозяйственной жизни лагеря, было не в счёт. По ставнению с тем что творилось во время перегона это был чистый курорт, санаторий.
— Хоть выспался. — порадовался он сам себе, опять сладостно потянувшись.
— Трофим! — радостно заорал он, увидав спешащего куда-то знакомого корнеевского сотника. — Совещание уже началось?
— Ага! — довольно кивнул он сам себе. — Судя по кривой роже Трофима ещё не началось, но уже скоро. Пожалуй, схожу ка и я туда, — довольно ухмыльнулся он, поняв что не проспал назначенное на утро совещание. — Пора подёргать за усы этих воинственных тигров, по чьёму-то недомыслию названных курсантами, а то что-то они за последнее время слишком много возомнили о себе, и совсем мышей перестали ловить. Пора дать им хорошего пинка, — нагло ухмыльнулся он. — Я отоспался и готов двигаться дальше. Нехрен сиднем сидеть на одном месте. Лично мне это уже надоело и меня дома красавица жена ждёт.
