Пашины ушкуйники ещё по привычке иногда шутливо посмеивались над ним, глядя на его такую поглупевшую, лучащуюся счастьем влюблённую физиономию, но уже практически оставили в покое, видя совершенно не от мира сего, счастливого человека.

А то, что Сидор был просто безумно влюблён в свою собственную жену, не видеть не мог разве что слепец. Но ни тех, ни других на битком набитом пассажирами судне, возвращавшемся обратно в Старый Ключ, не было. Здесь были лишь пара егерей, Пашины ушкуйники, да неполная сотня корнеевских курсантов, истинным чудом оставшихся до сих пор в живых после всех последних приключений в баронстве де Вехторов. И ни для кого из них не являлось тайной истинная причина постоянно блуждающей по лицу Сидора блаженной улыбки и мечтательности, поселившейся в его глазах.

Единственный, кто ничего не видел, или, точнее будет сказать, не хотел ничего видеть, была сама баронесса.

Вынужденно покинувшая собственный мятежный город, в котором её чуть не отправили непонятно за что на костёр, она единственная на корабле не желала видеть влюблённости Сидора и испытывала жуткое раздражение от одного лишь его присутствия рядом. Поэтому, появление её этим ранним утром рядом с камбузом было удивительно. Сидор даже на миг подумал, что она изменила своё к нему отношение и что возможно, всё ещё будет хорошо.

Впрочем, она быстро развеяла его заблуждения.

То, что баронесса его не любила, для него было очевидно. Как он ни был в неё влюблён, но слепцом или дураком он не был никогда, и истинное отношение к собственной персоне со стороны красивой молодой девушки для него не составляло ни малейшего секрета.

После той, первой встречи с баронессой, когда он понял что влюбился сразу, с первого взгляда, единственное что его последнее время занимало, так это чем бы привлечь к себе её внимание или чем побаловать. Даже если она ему за это и не скажет ни одного доброго слова, и он не дождётся от неё ни малейшей благодарности.

Ему хотелось для неё, как это ни банально прозвучит, луну с неба достать. Только вот чем дальше, тем всё больше и больше он понимал, что из его рук луна ей была не нужна.

И когда этим утром он вспомнил, что у них на камбузе завалялся последний мешок с ещё оставшейся после зимы несъеденой картошкой, овоща, крайне редко встречающегося в западных баронствах и наверняка неизвестного баронессе, он подумал, что это прекрасная возможность привлечь её внимание.

Жареная картошка с луком была его любимым блюдом. В приготовлении его у Сидора не было равных и поэтому он с самого раннего утра весело насвистывая какой-то лёгкий мотивчик чистил бульбу, собираясь устроить для Изабеллы шикарный завтрак. Тем более, что как он только вчера вызнал у её Советника, та любит плотно позавтракать с утра. А ничего лучшего на свете чем жареная на сале картошка с луком и зеленью, Сидор просто не знал.

— Чем это вы тут заняты? — звонкий, мелодичный голосок Изабеллы, раздавшийся у него над головой, заставил заколотиться сильнее его сердце, так что он чуть не выпустил из рук недочищенную картофелину.

— Да вот, — смущённо глядя на неё заметил он. — Захотелось вас угостить редким в ваших краях блюдом. Жареная картошка с луком и шкварками называется.

— Вкуснотища! — расплылся он в радостной улыбке.

Радостно улыбаясь Сидор махнул рукой с зажатым в ней ножом в сторону здоровенного кухонного казана чищенной картошки, которую он за своими мечтами умудрился за утро уже начистить.

— 'О, как? — удивился он про себя, глядя на здоровенный артельный казан, полный чищенного картофеля. — Да тут на весь Пашин экипаж хватит, раза на два, а то и на три. И когда это я успел столько настрогать? М-да? Замечтался!'

— Вы что, барон, думаете что я лошадь? — баронесса с исренним потрясением смотрела на здоровущий казан. — Или свинья, чтобы меня кормить этими отбросами? Да ещё в таком количестве.

— Что? — растерялся Сидор.

— У нас этой дрянью кормят свиней, — брезгливо ткнула баронесса пальчиком в казан.

— И, кстати, — чуть скривив губы, насмешливо добавила она. — Для этого совсем не обязательно её чистить. Сойдёт и так. Не чищенная даже лучше идёт, меньше отходов.

— Ну! — хмыкнул Сидор, глядя на раскрасневшуюся от гнева баронессу. — Может для свиней и сойдёт, а вот для людей желательно почистить.

— Хотя?… — кончиком ножа он задумчиво почесал висок. — Некоторые считают, что в кожуре самые витамины.

— Но я не отношусь к их числу! — тут же рьяно бросился он её убеждать, заметив вспыхнувшие от изумления глаза баронессы.

— Изабелла, вы…

— Баронесса! — холодным, ледяным тоном перебила его баронесса. — Для вас, барон, я баронесса Изабелла де…, - неожиданно замялась она с какой-то бессильной злостью глядя на него.

Яду в её голосе было наверное на десяток змей. Впрочем, ослеплённому любовью Сидору было всё равно. Он даже этого не заметил.

— Белла! — улыбнулся он ей.

— Жареная картошка! — мечтательно закатил он глаза. — С лучком! На подсолнечном масле! Со шкварками! С зеленью укропчика и петрушечки. С кусочком белого, свежего, только что испечёного пшеничного хлеба!

— А если ещё и парным молочком запить…

— М-м-м! — мечталельно закатил он глаза.

— Белла! Это божественно!

— Стоит вам только один раз её попробовать и вас потом за уши от неё будет не оторвать.

— Что-о-о? — глаза разгневанной баронессы, казалось полыхнули ледяным сполохом.

Впрочем, для влюблённого, ослеплённого страстью Сидора, как для тетерева, было всё равно. Он и того бы не заметил, если бы рядом взорвалась атомная бомба. Единственно он видел стоявшую рядом и разговаривающую с ним Изабеллу, и ради одного этого чудного мгновения он готов был сделать для неё всё!

Всё, что угодно, любой каприз. Даже почистить и пожарить столь любимую им картошку. Даже не обращая внимания на то, что ей этого совсем было не надо.

Сидора просто несло по волнам! И ничего вокруг себя он не видел и не хотел видеть.

Поэтому, когда буквально через час он постучал в дверь своей бывшей крохотной каютки, где ныне обитала баронесса, с огромной, пышущей жаром, скворчащей свиными шкварками, полной сковородой жареной с луком картошки, и миской с зеленью, в другой руке, он поначалу даже не понял что произошло.

Наверное только чудом можно объяснить то, что выбитая у него из руки горячая сковорода не попала ему в лицо и он не получил тяжёлых ожогов от взлетевшей высоко в воздух тяжеленной сковороды, горячей жареной картошки и разлившегося вокруг горячего масла.

— Гонористая, — тяжело и обречёно вздохнул он, глядя на рассыпанный по палубе завтрак и на захлопнувшуюся дверь каюты у себя перед носом. — Трудно мне с ней будет.

— Эх, — тяжело и обречённо вздохнул он, глядя на большие жирные пятна на палубе. — И тяжело же мне, бедному придётся….

— Убирать всё это, — мрачно уточнил он.

Следующие полчаса он под управлением кока и дежурного палубного матроса отдирал от разлившегося жира палубу ушкуя перед запертыми наглухо дверьми каюты баронессы и стоически выслушивая насмешливые комментарии команды, весело скаля зубы вместе с ними в шутках над самим собой.

Так для него и прошёл весь оставшийся путь до города в постоянных попытках привлечь к себе внимание баронессы и в ежедневном изобретении с утра какого-нибудь очередного кулинарного чуда. Почему он для себя решил, что путь к сердцу Изабеллы лежит через её желудок, неизвестно, но за всё время пути домой, Сидор даже на миллиметр не сдвинулся с мёртвой точки абсолютного нуля в их отношениях.

Впрочем, он не отчаивался, будучи решительно настроенным продолжить завоевание неприступной крепости в лице баронессы, искренне надеясь на старую мудрость, что капля и камень точит.

Тем не менее, при всей его занятости с баронессой, того, что Пашины лодьи уже прибыли к устью Каменки, и пора было выполнять собственноручно предложенные им условия договора с княжной и с амазонками, не заметить было практически невозможно. Не настолько у него оказались запутаны любовью мозги, чтоб пропустить столь важные вещи.