Белла почувствовала, как горячая, молодая кровь прилила к щекам, заставив лихорадочно заблестеть глаза и сердце учащённо забиться. За всем тем, что она сегодня увидела, чувствовалась какая-то тайна. Боевой, израненный ветеран, находящийся на излечении и отдыхе у себя дома и ведущий себя столь странным образом, как будто всё время ждёт откуда-то угрозы или нападения. Который совершенно не расслабляется, находясь, казалось бы на отдыхе, и при первой же ошибке часового избивает того чуть ли не до полусмерти. Как будто в безмятежном полуденном сне уснувшего на посту часового для него таилась смертельная угроза, которую только чудом миновали.

Потом. Оружие странного ветерана, по суммарной стоимости намного превосходящее всё то, что она могла сама себе позволить без серьёзного ущерба для своего, отнюдь не маленького баронского бюджета.

Изабелла неожиданно почувствовала себя как молодая боевая кобыла, услышавшая звуки военных труб. Ей неожиданно стало страшно весело и жутко интересно. И недавняя попытка её убийства, и мятеж теперь уже не казались ей глупой случайностью и чьей-то невольной ошибкой. Да, именно попытка убийства, а не что-либо иное, не случайность, как её настойчиво пытался уверить её же собственный Советник, явно не понимающий что вокруг них что-то происходит.

Тень чего-то косого, изломанного кольнула её левый глаз.

— "О! Мама, — мысленно Изабелла длинно замысловато выругалась. — Стеновой десятизарядный арбалет, спрятанный за амбаром слева от ворот. А вот тебе ещё и парочка сторожей рядом. Судя по косым взглядам — в любой момент стрельнут.

Так вот чего подгорные ящеры на самом деле боятся. Вот почему дальше ворот больше не суются".

Изабелла почувствовала необычный прилив сил. Интрига! Бой! И в этот момент, проезжая мимо странного сторожа и поймав на себе его мимолётный, но пронзительный, внимательно настороженный взгляд, она мгновенно поняла, что всё, полоса тоски, ничегонеделания и безделья, так угнетавшие её последние полгода, кончилась.

Всё! Всё вокруг было интересно. И краски, и цвета окружающего её леса и оставшаяся уже за спиной ограда завода с захлопнувшимися за ними въездными воротами, приобрели необычную яркость и контрастность. Всё теперь смотрелось по-иному. И за всем этим таилась какая-то странность и тайна, и она была в самом её центре. Око бури! И теперь, совершенно неожиданно для себя, всё то, что произошло несколько месяцев тому назад с нею в землянке, и то, что шевелилось теперь внутри неё, уже не казалось ей таким мерзким, вызывающим лишь тошноту и брезгливость.

Теперь даже Сидор, этот непонятный, странный человек и её формальный муж, про которого она раньше не могла без содрогания, и подумать, уже не будил в ней столь острых, однозначно негативных чувств. За ним и за тем, что он делал, стояла какая-то интрига и тайна. И этот человек уже не казался ей столь пустым и однозначным. И это было необычно и снова интересно. И жизнь её уже не была столь бледной и пустой, как ещё даже пару месяцев тому назад.

С того момента, как только за последним ящером из охраны закрылись ворота стекольного завода, до того не закрывавшиеся как казалось, даже на ночь, и до того момента, когда за поворотом скрылась невысокая заводская ограда, играющая скорее чисто декоративную роль, чем имеющая какое-то серьёзное оборонительное значение, Маша не издала ни звука. Лишь только горящие нетерпением возбуждённые её глаза не сводили любопытного взгляда со шкатулки, в руках баронессы.

Наконец, видимо окончательно истощив своё и так небольшое терпение, она не выдержала:

— Ну? — нетерпеливо посмотрела она на невозмутимую баронессу, сидящую напротив неё с отрешённым видом, — Мы так и будем дальше сидеть и молчать? Или может быть, всё же посмотрим на твой подарок?

— Давай, давай, — нетерпеливо потеребила она за многострадальный рукав Изабеллы. — Быстрее открывай, посмотрим, что тебе Сидор прислал.

— А почему ты решила, что это мне, и что прислал это Сидор? — смутилась баронесса, судорожно вцепившись в шкатулку и не подымая на Машу глаз.

— Ну да, конечно, — фыркнула насмешливо Маша. — Это прислали не тебе, и прислал не Сидор, а безтелесный дух святого Иоанна Грозного незнамо кому и незнамо зачем.

— Давай, давай, — снова потеребила она рукав Изабеллы. — Открывай, посмотрим.

Смущённо посмотрев на нетерпеливо приплясывающую на сиденье Машу, Изабелла, обречённо вздохнув, отцепила привязанный к ручке шкатулки небольшой ключик и щёлкнула внутренним замочком.

— Ого?! — Маша, замерев от потрясения замерла в неподвижности, глядя на то, что открылось внутри.

— Однако тебя Сидор и балует, — потрясённо выдохнула она.

— Поморские изумруды, — тихо, едва слышным голосом выдохнула Изабелла, побледнев чуть ли не до синевы. — Чистейшие! Полный свадебный гарнитур. Колье, серёжки, браслет и колечко, — тихо проговорила она, в каком-то трансе перебирая ювелирные изделия, в беспорядке сваленные в шкатулке. — Редкость, практически больше не встречаемая, — тихо заметила она.

— У нас такие раньше были. У матери, — добавила она чуть погодя, вынимая колье из шкатулки и протягивая его Маше.

— Потом, нам пришлось его продать, — добавила она чуть погодя, глядя сумасшедшими глазами на то, что находилось там ещё внутри.

— Та-ак! — довольно улыбаясь, заметила Маша, беря в руки колье и примеривая его к себе на грудь. — Кто-то там что-то говорил, что это не её? Кто бы это мог быть? — насмешливо посмотрела она на красную как рак, донельзя смущённую баронессу. — А тебе ничего, — оценивающе окинула она взглядом баронессу, прикладывая ей к ушам вытащенную из шкатулки серёжку. — Под твои голубенькие глазки, чистейшие зелёные изумруды, в самый раз будут.

Значит, говоришь, поморские, — возвращая обратно колье, с задумчивым видом проговорили она. — Странно. Что-то я такое про эти изумруды слышала, — вопросительно глянула она на Изабеллу. — Может, просветишь?

— А что тут просвещать, — нехотя пожала Изабелла плечами. — Много лет назад они ещё встречались, лет этак с пятьдесят назад, а с тех пор, как там, в Приморье, из-за них была большая война между пиратами и западными баронами, так они из продажи и пропали. И никто ничего не знает. То ли копи пропали, то ли полностью выработались, то ли полностью уничтожили всех, кто что-либо знал об этих копях, неизвестно. Одним словом с тех пор в продаже были только те камни, что сохранились в чьих-либо семьях, или остались ещё у ювелиров по схронам.

— Но это явно свежие камни, — задумчиво потеребила она золотую цепочку в руках, разглядывая кулон. — Камней такой величины, да к тому же не огранённых, быть просто не должно, — недоумённо повертела она в руках кулон. — Да и остальные камни, — с задумчивым видом взяла она в руки перстенёк. — Работа явно поспешная, как будто у ювелира не было времени на достойную огранку и чтобы подобрать оправу получше.

— Под камни явно подгоняли уже сделанные ранее оправы, — уверенно заметила она, протягивая Маше колечко. — Да и с кулоном, та же история, — задумчиво пробормотала на себе под нос, внимательно рассматривая колье. — Ага, — буркнула она тихо, — и с остальными та же история.

— Это новые камни, — уверенно заявила она, протягивая кулон обратно Маше. — Совсем недавно вставленные в не совсем подходящую для них оправу. Если это заказывал Сидор, то ему явно не хватило времени, чтобы сделать работу так, как следует. Он явно куда-то торопился, и у него не было достаточно времени на то, чтобы обратиться к действительно хорошему ювелиру.

— Они нашли старые копи, — уверенно глядя Маше в глаза, тихо проговорила Изабелла.

— Да, да, да, — внимательно посмотрев на Изабеллу, зачастила Маша. — Помню, помню. Было там, в бумагах что-то про самоцветные камни.

— Точно! — хлопнула она себя по колену, возбуждённо глядя на Изабеллу. — Там, — задумчиво посмотрела она на неё, сведя к переносице брови и наморщив в глубокой задумчивости лоб. — Там что-то говорилось что-то о его доле в общем доходе, сложенной в какой-то сундучок.