— Ну что ж, начнём, как высказался намедни профессор, по новой, с чистого листа.

Если бы. Если бы мы только так могли, — тихо прошептала она. — С чистого…

Разом как-то выговорившись, они оба внезапно замолчали и оставшийся до крепости путь шли молча, не разговаривая.

Погрузившись в свои мысли, Маша никак не реагировала на красоты зимней природы, рассеянно не отвечая на редкие вопросы, которыми Корней временами пытался её расшевелить.

— Все-таки, — снова, тихим голосом, нарушила она молчание. — Какие у тебя соображения на сей счёт, — кивнула она на рёбра шпангоута, торчащие из остова высящегося рядом с ними корабля, мимо которого они как раз проходили.

Двенадцать больших речных лодий, — грустно констатировала она. — Пять обгоревших трофейных, которые тоже наверняка можно восстановить. Сколько денег, — медленно, тяжело покачала она головой, — сколько денег выброшено на ветер. Нет, Пашка, как появится, нас точно убьёт, — грустно повторила она снова.

Весной в половодье не смоет?

— Смоет, если борта доской хотя бы до половины не зашьём, не поставим на якорь и не вывезем оставшийся материал куда-нибудь на высокий, сухой берег, — мрачно проворчал Корней. — Вот тогда действительно, с таким как здесь половодьем, точно смоет. Ну а пока этого не произошло, я уже тут договорился с кое-какими ребятами, что живут здесь в окрестностях. Они нам и с консервацией помогут и материал нужный подвезут. В долг, пока деньги не появятся.

Ну а потом, когда мы всё это достроим, мы возьмём их с товаром в первый же караван, что пойдёт вниз по реке. Так что, всё по-честному, баш на баш.

Ну вот, — расстроено добавил он, из-под козырька руки рассматривая что-то в воротах речной крепости, привлекшее его внимание. — Я был прав. Профессор с Изабеллой нас уже ждут, а нам ещё топать и топать.

Несмотря на безпокойство Маши, ни Белла, ни профессор, ни словом не упрекнули обоих за то, что им пришлось долго ждать на холодном зимнем ветру, дожидаясь пока они неспешной походкой добирались к ним чуть ли с другого конца залива.

Изабелла только вздохнула, когда увидела чуть порозовевшее и разрумянившееся после прогулки лицо своей подруги и её повеселевшие немного грустные глаза.

Ни слова не говоря, они все вместе вернулись обратно в хорошо протопленную жилую комнату крепостного арсенала, где обитал последнее время Корней, утрясая вопросы, свалившиеся на него с ликвидацией учебного центра.

Там, возле большой, занимающей чуть ли не весь угол, круглой, крашеной белой извёстью печи, можно было отогреться после долгой, морозной прогулки и поговорить.

.

Всякое большое дело начинается с самого первого маленького шага.

Постоянные посиделки с банкиршей за чашечкой лимонного чая, поиски выхода из сложившегося положения и мозговой штурм, как Маша называла их тихие, вечерние беседы за жизнь, привели к закономерному результату. Они обе вспомнили странную фразу, слышанную ими обеими от сталевара Василия, в бытность их первого посещения железодельного завода.

Странная фраза о каком-то "Великом Озёрном Пути в Тысячу Вёрст".

Вот баронесса Изабелла де Вехтор и сидела теперь с задумчивым видом посреди хаоса, устроенного ею в личном кабинете Сидора и с любопытством созерцала устроенный ею самый настоящий погром. Того, что она искала, не было. И не было и малейшего намёка где бы оно могло быть. Что делать дальше, она просто не знала. Теперь она сидела, молча разглядывая то, что сотворила, и терпеливо дожидалась прихода Маши, втайне надеясь, что та подскажет что-нибудь дельное.

Убираться пока что она не спешила, справедливо рассудив, что Маша, со своей недоверчивой натурой сама захочет лишний раз перетрясти все углы и в комнате, и в землянке, чтобы самолично убедиться в правоте баронессы.

— Ба-а!

Весёлый голос, раздавшийся из открытой двери прихожей, подтвердил то, что она уже и так поняла, услышав приглушённый звук открывающейся входной двери и чьи-то тихие разговоры с наружной охраной.

Пришла Маша. И едва поздоровавшись, тут же включилась в процесс исследования пыльных закромов и забытых уголков в хорошо знакомых ей углах землянки.

Когда спустя полтора часа, удовлетворённая своими неудачными поисками, Маша вошла в гостиную, там её уже дожидалась безмятежная Изабелла, сидящая возле разожжённого по случаю прихода гостьи камина и с блаженным видом пьющая лимонниковый чай. В воздухе стоял тонкий, одуряюще приятных аромат лимонникового напитка и Маше сразу страстно захотелось чаю.

С блаженным видом, устроившись на стоящем возле камина большом удобном кресле, оббитом какой-то незнакомой красной бархатистой тканью, Маша с удовольствием приняла из рук Беллы небольшую изящную чашечку из только накануне привезённого специально для Беллы чайного сервиза со стекольного завода.

Откинувшись устало на удобно выгнутую спинку кресла, она с нескрываемым наслаждением потянула полюбившейся ей за последнее время напиток из круто пережаренных зёрен шишко-ягоды с добавлением нескольких капель бодрящего лимонникового ликёра и горячего настоя сушёных листьев и ягод лимонника лонгарского.

— Балует тебя Марк, балует, — с искренней завистью посмотрела на сервиз Маша. — Мне, сколько бы я его ни просила, персональный сервиз так и не сделал. Всё времени у него видите ли нет. А тебе стоило только сказать что чай из кружек пьёшь, так он тут же буквально в лепёшку расшибся. Балует он тебя Белка, балует.

— Ну, как? — Изабелла вопросительно смотрела на Машу с ясно видимой смешинкой в глазах. — Удовлетворилась?

— Ну и выраженьица у тебя, — поморщилась Маша, тихо буркнув что-то ещё невнятное себе под нос.

— Нету! — широко разведя руками с обречённым видом, она устроилась напротив Изабеллы за столом. — Как сквозь землю провалились!

— Может, Васька сталевар напутал чего? — вопросительно взглянула она на Изабеллу. — Или мы что-то не так поняли?

— Вряд ли, — отрицательно покачала головой Изабелла. — Я с профессором потом ещё раз переговорила, и он наводил справки у ваших егерей. Было! — твёрдо сказала она, посмотрев на Машу. — И не абы что, а две, пусть и немногочисленные, но хорошо оснащённые и вооружённые экспедиции в те края, помимо той, самой первой разведочной с инженером. И о них никто, кроме Сидора с Димоном и тех кто с ними там был, ничего не знал. Даже Корнея твоего не поставили в известность, настолько всё было засекречено. Даже профессор мало что знает.

И егерей, принимавших участие в тех экспедициях, Сидор потом забрал с собой, в Приморье. Так что здесь в городе узнать что-либо — глухо, — Белла безнадёжно махнула рукой.

Но отчёты по экспедициям должны быть. Если верить тому, что выяснил профессор, это чуть ли не два огромных, тяжеленных короба пергаментов с картами и описаниями. Плюс, множество карт с топографической съёмкой местности.

Потом, проектная группа, те кто работал тогда на Сидора, говорили, что они считали что-то Сидору по его данным. Что — непонятно. Всё какое-то раздёрганное и разрозненное, словно специально перепутанное.

И все расчёты он тут же забирал с собой и у них ничего не осталось, даже черновиков. Всё изъял. Секретность Сидор развёл страшную. Говорят, что помимо того что заставил всех черновики свои сжечь, так и полевые дневники забрал себе. Все! И запретил даже во сне упоминать о том что было.

— Может, он их с собой забрал? — Маша с сомнением посмотрела на Изабеллу. — Ну, это, конечно, вряд ли. Не дурак же он, в конце то концов постоянно с собой тяжести такие таскать. Насколько я поняла, даже просто из угла в угол перетащить всю эту кучу пергаментов с картами и бумаг с описаниями, занятие весьма обременительное.

Но куда же он их всё-таки дел?

Маша, откинувшись на спинку своего кресла, с задумчивым видом окинула рассеянным взором царящий вокруг беспорядок.