— Да, — безмятежно, как будто лучшей подруге, ответила ей баронесса. — Спросить вы всегда можете. Не уверена что отвечу, — неприятно усмехнулась баронесса.

— Вокруг что-то происходит, — Полторыплётки обвела медленным, осторожным жестом галерею, битком, набитую арбалетчиками ящерами, — а мы ничего не знаем. Почему нас отпускают? Почему не платит казначейство? Почему изменились условия содержания? Или соглашение по пленным что, больше не действует?

Баронесса несколько минут смотрела на Марфу, ничего не отвечая, а потом тихим, чётким голосом промолвила:

— Почему вас не желает выкупать ваше казначейство, у нас нет ни единой мысли. Переговоры ведутся до сих пор, тянутся уже более чем полгода, а внятного ответа с той стороны всё нет. Заговор с целью оккупации города, провалился. Держать вас здесь ещё зачем-то? Зачем?

— Пленных, захваченных в этом набеге уже выкупили и даже домой отправили. Вас же словно не видят в упор.

— Может, руководство республики надеется на новый мятеж? — насмешливо заметила баронесса. — Ничего не могу сказать. Но с этого дня из города удаляются все амазонки. И дальше вы выкупаться можете исключительно свои трудом. Но, никаких больше нянь, подавальщиц в трактире, горничных, постельных грелок и прочего. Вся сумма оставшегося долга и новых платежей делится поровну на всех оставшихся, и пока она не будет выплачена, никто на волю отпущен не будет. Никаких залогов, выкупов отдельных представителей богатых семей и прочего подобного. Никаких больше дублёров — это особое требование властей. Только сами и только там, где вам может предложить пленившая вас компания.

— У нас — это на карьере. Плюс — работа на горельнике и на устройстве дороги. Всем кому там не хватит места — работы в каменоломнях, ломать камень и колоть щебень.

Баронесса медленно прошлась ещё раз вдоль строя первого квадрата, а потом, повернувшись к амазонкам, и на миг, вслушавшись в воцарившееся вокруг гробовое молчание, закончила:

— Завтра утром сорок человек на выход.

Не говоря больше ни слова она развернулась и стремительно покинула двор.

Всю ночь посреди и по периметру внутреннего, глухого двора крепости горели большие костры, освещая перемещавшихся между кострами амазонок, что-то бурно обсуждавших и горячо спорящих между собой. Затихли они только под утро.

Ранним утром, с первыми косыми лучами солнца во двор вошла мрачная баронесса, хмурая и явно не выспавшаяся. По-видимому, и ей эта ночь досталась нелегко, поэтому она, едва дождавшись построения амазонок, хриплым, усталым голосом начала:

— Сорок человек, выйти из строя, — зевая в кулак, хрипло скомандовала она.

Ответом ей было гробовое молчание, воцарившееся во дворе.

Окинув квадраты выстроившихся амазонок внимательным взглядом, Изабелла медленно прошлась вдоль передней шеренги ближнего к ней квадрата. А потом, замерев прямо перед строем и слегка постукивая себя веточкой по сапогу, негромко проговорила:

— Бунт? Хорошо. Ну? И кто будет говорить?

Медленно и осторожно раздвинув плечом, плотные ряды своих товарок, вперёд вышла давешняя амазонка, что вчера спрашивала баронессу о том, что происходит.

Не подходя к Изабелле ближе пяти метров, чтобы не спровоцировать арбалетчиков, она спокойно, глядя ей в глаза, проговорила:

— Мы тут подумали и решили, что никто не пойдёт. Вместе в плен попали, все вместе и отрабатывать долги будем. А там уж как повезёт.

— Ну, я так и думала, — равнодушно бросила баронесса. — Взаимовыручка, боевое братство и прочая лабуда. Всё понятно! Только вот вы не поняли всей серьёзности своего положения и что с вашими интересами никто не будет больше считаться. Времена изменились. Поэтому сегодня сорок бывших пленных покинут вас. Или добровольно, или принудительно.

— Короче, — усталым и равнодушным голосом бросила она, — если вы в течение следующих получаса не выделите сорок человек, то я сама, по своему хотению выберу первых попавшихся и казню, как отказавшихся подчиниться. Потом опять вам предложу выбрать. Самим. Откажетесь — казню других сорок. И так до тех пор, пока выбирать будет не из кого или вы сами не согласитесь выбрать тех, кто готов убраться вон из города.

— Шутки кончились. Время пошло.

Баронесса, спокойно повернувшись к потрясённым её речью амазонкам, неторопясь прошла за шеренгу арбалетчиков, выстроившихся напротив квадратов амазонок, и опустилась на одиноко стоящий там стульчик. Как только она появилась в крепости, сразу следом за ней внесли этот стульчик и сразу же там поставили, вместе с небольшим круглым столиком на одной тонкой ножке. Словно заранее ожидая подобной реакции амазонок, посреди пустого стола высились большие песочные часы, перевернув которые, Изабелла запустила отсчёт времени.

Целую минуту ничего не происходило. Амазонки застыли неподвижно, потрясённые чудовищной картиной открывшейся перспективы, но не верить баронессе они не могли. За прошедшие дни они убедились, что баронесса Изабелла де Вехтор была не тот человек, что позволил бы себе так пошутить. И уже доказала это всем своим поведением. Поэтому, не прошло и получаса из отведённого амазонкам времени, а перед ней уже стояла редкая шеренга из сорока человек, готовых к отправке домой.

— Ну вот, — удовлетворённо кивнула Белла головой. — Я рада, что мы поняли друг друга. Теперь не придётся пачкать руки. Отправляйте, — кивнула она ящеру, стоявшему справа от неё.

Дождавшись, когда жидкая шеренга отбывающих амазонок покинет плац, и за ними захлопнутся въездные ворота, она повернула голову к оставшимся, и спокойно продолжила, как будто ничего до этого не произошло:

— Оставшимся на отработку, ставлю следующую задачу. Те, кто на дорогу — налево, те, кто на горельник — направо. Оставшиеся, в карьер. Построиться, — спокойно выговорила она, не повышая голоса.

Медленно и неохотно, переходя постоянно из одной группы, в другую, вся масса амазонок начала хаотично перемещаться по двору, возродив броуновское движение.

Прождав чуть ли не с полчаса результата и так не дождавшись окончательного распределения амазонок по группам, Изабелла, тяжело вздохнув, негромким голосом попросила не определившихся построиться в отдельную группу.

Тихий голос баронессы произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Все те, кто до того вальяжно фланировал из группы в группу, никак не определяясь, мгновенно куда-нибудь, да пристроился, и перед ухмыляющейся баронессой выстроились две неравные группы амазонок, слева и справа.

— Понятно, — хмыкнула баронесса, оглядев большую группу справа, выстроившуюся в неровный квадрат. — Работа на горельнике вам представляется более лёгкой, чем вполне понятные и тяжёлые земляные работы. А в карьер что-то вообще никого нет.

— Как же так? — насмешливо продолжила она, медленно двигаясь перед двумя выстроившимися квадратами. — Не нравится такая хорошо оплачиваемая работа, как колка щебня?

— Или надеетесь на побег? — неожиданно спросила она замершие квадраты. — Лес, глушь, практически никакой охраны. Зря. Даю вам своё слово, слово баронессы де Вехтор, что никто не отработав долга, не уйдёт. Живым не уйдёт, — негромко добавила она в гробовой тишине, установившейся во дворе крепости. — Надеюсь, — она обвела замершие в неподвижности две группы, — что мне вы поверите. А нет, так вам же хуже. Больше церемониться с вами никто не будет. Только паёк и работа, паёк и работа. Никаких мальчиков, никаких пряников, никакой водочки с пивком, сладких ликёрчиков, сдобы, сладкого чаю и выпечки. Только работа и похлебка. Работа и похлёбка.

— Похлёбку обещаю сытную, — нехорошо как-то улыбнулась баронесса.

— Отправляйте, — негромко бросила она стоящим за её спиной арбалетчикам и, не поворачиваясь больше к беспокойно зашевелившимися амазонками, вышла во внутренние ворота крепости.

После подавления мятежа амазонок не прошло и месяца, а отношения между исполняющей обязанности управляющего банка "Жемчужный" Корнеевой Марьей Ивановной и учредителями Банка из состава Городской Старшины стали стремительно, прямо на глазах портиться.