Ещё раз, окинув равнодушным взглядом угрюмо молчащих амазонок, она развернулась и спокойно прошла в распахнутые настежь ворота крепости, в которых постоянно сновали вооружённые егеря и курсанты, сносившие с пристани собранное оружие.

— В этом году будет много раков, — мрачный голос, раздавшийся из глубины строя амазонок, казалось, с треском разорвал жуткую тишину, установившуюся после слов баронессы.

— Смотрите, не добавьте им корма, — полуобернувшись, и лишь на краткий миг, задержавшись в воротах, равнодушно бросила баронесса.

Больше не оглядываясь, она прошла куда-то в глубь крепости, оставив амазонок одних убираться на причале.

Зимние праздники года семь тысяч пятьсот девятнадцатого от сотворения мира в славном городе Левобережья Старый Ключ выдались в этот год на зависть всем чудо как хороши.

Затянувшееся чуть ли не на неделю чествование героев, спасших родной город от вконец обнаглевших амазонок, для Маши пролетели одним мимолётным видением. Такого душевного подъёма и буквально летящей радости, от осознания того простого факта что тебя все любят, уважают, везде, едва завидя радостно здороваются при встрече, словно с дорогим и любимым родственником, будто пьяным хмелем кружило Машину голову.

— "Слабая женская головка, — под конец шутила она сама над собой. — Как мало ей надо для счастья".

Никогда раньше, чужая на этой планете, чужая в этом городе, она даже в мыслях не могла себе представить, что подобное когда-нибудь случится не скем-либо, а именно с ней. Что все в этом городе её полюбят. Искренне, горячо, как свою, родную.

Ещё бы. Она была той, кто загодя предупредила городские власти о готовящемся мятеже и тем самым фактически сорвала захват города. Она и ещё Двести Городских Стражников, умерших в распахнутых настеж городских воротах, но так и не пустивших врага в город. Своей смертью стяжавших безсмертную славу героев.

Про гибель же в Южном заливе под стенами Речной крепости и среди сгоревших казарм Корнеевской воинской школы более полутора тысяч курсантов, своими жизнями остановивших основной вал десанта, все старались не вспоминать. Слишком высока и кровава оказалась цена, заплаченная городом за отражение набега. Павших героев тихо, с почестями похоронили и… о том что они вообще были, постарались тут же забыть. Как и про то что их было столь много. Об этом старались лишний раз теперь не вспоминать, дабы не бередить свежие незарубцевавшиеся душевные раны.

Впрочем, как и о том, что Марья Корнеева, героиня, спасшая своим предупреждением всех в городе, была не одна. На роль баронессы Изабеллы де Вехтор в деле раннего предупреждения властей о готовящемся мятеже и набеге, почему-то тоже все старались не акцентировать внимание. Наверное потому, что она до сих пор в городе была фактически чужая, дворянка, более того — баронесса одного из самых знаменитых поречных родов, хоть и заглохшего теперь, но всё равно дворянка. А с баронами, да и вообще с поречным дворянством у левобережцев отношения были весьма-а-а сложные, если не сказать откровенно враждебные. Поэтому, наверное и про то, какую роль сыграла сама Изабелла де Вехтор в деле подавления мятежа и разгроме просочившихся в город мятежниц, старательно старались не говорить. Слишком уж роль самих городских властей на её фоне выглядела откровенно неприглядной.

Да и сама Изабелла де Вехтор совершенно не лезла в герои и предпочитала лишний раз на улицах не появляться, сторонясь поздравлений и избегая устроенных городскими властями в честь победы пышных празднецств. Да и какая-то она была чужая, холодная, гордо-надменная. Какая-то… не такая!

А Маша была своя, которую все знали. Знали хорошо и давно. Настолько давно, что все уже и забыли когда она появилась в городе. К которой все привыкли и давным-давно уже считали за свою, коренную.

Потому, видать, ей и досталась львиная доля славы.

И Маша буквально купалась в её жарких, обжигающих лучах. Жадно впитывая то, чего всю жазнь была лишена, всеми фибрами своей истосковавшейся по вниманию и человеческой любви души, на впитывала всеобщую любовь и славу.

Лишь одно слегка, чуть-чуть, портило её радость. Вмешательство Изабеллы в её дела. И те неисправимые теперь глупости, что та умудрилась наворотить за один только первый день после изгнания амазонок. Даже не за день, а за вечер.

Впрочем, Маша была за то на неё не в большой обиде. То что они, пожертвовав немногим, получили взамен, если честно и перед собой не лукавить, того стоило. Да и то как лихо баронесса провернула ту операцию по обмену, ей понравилось. Раз, два и нет у них больше наглых и навязчивых компаньонов.

— "Да, Белла была права. Именно так быстро и стоило это сделать. Пока они не опамятовались и чувствовали свою вину за то что прос…ли нападение", — Маша мысленно, в который уже раз за последние дни, перебрала в памяти последнюю сделку, окончательно оформившую достигнутое Беллой во время мятежа устное соглашение с городскими властями.

Придраться можно было ко многому, но… это как посмотреть.

Обмен уставной доли Головы в винном заводе на реке Рожайка, на долю компании в подобном же, но только что отстроенном водочном крепости-заводе на реке Мочве, возле Хрусталей, где были славные на весь край источники чистейшей, хрустально прозрачной воды…

Может быть и не стоило так торопиться. Может стоило подумать, получше подсчитать что теряем, что приобретаем и там, и там?

Хотя…, что там смотреть. Четыре больших земельных участка в городе, площадью до полудесятины каждый, где до мятежа располагались сгоревшие во время мятежа трактиры Старосты, как бы в подарок, безвозмездно, в вечное владение и пользование переданные городскими властями компании… Может, оно того и стоило. Тем более подкреплённое официальными бумагами, теперь уже окончательно закрепляющими права конкретно Сидора Вехтора на занятый им в южном посаде на Кривой улочке небольшой участок земли, бывший фактический самозахват.

Даже название безымянной до того улочке официальное дали — Кривая, с явным ядовитым намёком на историю её происхождения и кривые пути получения благ. Пусть и заслуженных.

— "Ну и ладно, — окончательно выбросила она из головы все думы о произошедшем. — Главное, Сидору с профессором мы оформили земельку под официальный дом и усадебку в городе. Вот и хорошо. А то, что свою половину нового винокуренного завода продали за какие-то головешки и за сидорово поместье, чем и так фактически владели, но как бы неофциально, так и хрен бы с ним. Зато теперь всем владеем официально, теперь не придерёшься.

— А то что завод на Рожайке сгорел? Так ихрен бы с ним, заново отстроим. А то и ещё один построим. У нас их в плане вообще было несколько.

Тем более что знаем, что и где надо строить, в отличие от Головы.

Всё же удачно получилось с этим набегом, и с тем что в тот момент на винном заводе дежурила именно смена дружинников Головы. Хорошо что он нам с Беллой так и не поверил, что будет набег. До тла сожжённая мельница на Рожайке, сгоревшие нах амбары с зерном и пара обрушенных угловых башен — прекрасный довод для понимания насколько эфемерны его вложения в нашу водочную промышленность. Наконец-то он понял что у любого предприятия должен быть один хозяин. И совсем не обязательно что именно он.

И вырезанная за одну ночь немалая охрана из ленивых, наглых бездельников, его же собственных дружинников, прекрасное средство для вразумления мозгов таких идиотов".

Больше всего ей в той истории понравилось как собравшиеся на встречу с хозяевами сгоревшего завода окрестные мужики набили морду Голове и всей его немалой охране, сопровождавшей их в ту поездку.

Как оказалось, местных хуторян, у которых сгорело всё их завезённое на завод зерно, уже к их приезду кто-то неизвестный известил, что городские власти накануне нападения и на завод, и на город оказывается были подробно извещены о том, что оно готовится. Извещены даже по срокам. Но никаких выводов и телодвижений властями сделано не было.