— Ты остаешься.

Похожий на кувалду кулак вождя разрубил воздух в дюйме от носа Джон-Тома, потом указал на стоящую рядом юную дикарку. Джон-Том подумал, что выглядит она не так уж отвратительно и даже довольно стройна — для профессионального борца.

— Ты остаешься и женишься на моей дочке.

Тпру!

— Боюсь, что не могу этого сделать.

Над юношей тут же нависла двухтонная туша медведя.

— Как так, моя дочка не понравилась?!

— Не в том дело. — Джон-Том выдавил бледную улыбку. — Просто, э-э, из этого не будет проку. В том смысле, что мы не состоим даже в отдаленном родстве, то есть межплеменном.

— А что ты толковал о разумных племенах, работающих вместе?

— Ну да, работающих, но не живущих же — то есть я имею в виду брак и все такое.

— Он хочет сказать, ваша чудовищность, — подхватил Мадж, когда протесты Джон-Тома выродились в неразборчивый лепет, — что и сам не ведает, чего несет. Уж я-то знаю, я-то слушаю его словесный понос уже поболе года.

— А, вот еще, — быстро вставил Джон-Том. — Я женат.

— О, не проблема! — Вождь вознес обе лапы над головой, и из уст его полилась непрерывным потоком неразборчивая тарабарщина. Потом он опустил лапы и криво ухмыльнулся. — Во! Теперь ты разведенный и вольный жениться опять.

— По законам моей страны — нет.

— А хоть бы и нет, но ты живешь теперь по закону здешней страны. Подь сюда.

Медведь схватил Джон-Тома за правое запястье и чуть ли не по воздуху поволок к дочери. Она возвышалась над женихом на добрый фут и весила фунтов восемьсот.

— Дорогой!

Девица обхватила его обеими лапами, и юноше представилась редкая возможность испытать настоящие медвежьи объятия. Результатом контакта — к счастью, кратковременного — были помятые ребра, отшибленный дух да ощущение, будто он неделю провел на столе у костоправа. Должно быть, нареченная догадалась, что синюшный цвет лица вряд ли говорит о добром здравии. Пока Джон-Том взахлеб хватал ртом воздух, вождь воздел руки и торжественно оповестил племя:

— Вечером большая свадьба, все приходят, масса танцев и песен, масса еды. Хотя не из гостей, — спохватившись, добавил он.

Уточнение было встречено несколькими огорченными возгласами, но они потонули в потоке всеобщего ликования. Сия буколическая сценка тут же напомнила Джон-Тому радостную ночь шабаша из «Фантастической симфонии» с собой в главной роли[1].

— Значица, его чудовищность милосердно отпускает нас? Какое великодушие!

— Мне кажется, даже своими едва ворочающимися мозгами он сообразил, что невежливо есть товарищей жениха, — заметила Виджи.

— Ага, до свадьбы. Вот увидишь, что будет потом. А можа, не погодишь и не увидишь, потому как нам абсолютно ни к чему слоняться тут и ждать выяснения. Как тока он отвернется — испаряемся.

— А как же Джон-Том?

— А что он нам? — В голосе Маджа не было и тени дружелюбия. — Он сам влез в эту милую западню, заливая про любовь, жисть и дружбу, про взаимопонимание меж разумными существами и прочую дребедень. Пусть сам себя отсюда выпевает. Мы не можем слоняться тут и ждать свадьбы, чтоб узнать, что с ним будет. Нам надо позаботиться о себе и надо делать ноги, пока наши милые хозяева настроены по-доброму... Как насчет тебя, старичок? — зашептал выдр стоявшему рядом еноту.

— Боюсь, на этот раз мне наверняка придется согласиться с тобой. Бедолага Джон-Том впутался в грандиозную сплошную неприятность. Тут я выхода не вижу, уж будьте покойны, — с сожалением хмыкнул Перестраховщик. — И лучше ему что-то придумать до наступления вечера. Заниматься любовью с горой небезопасно. Ежели она забудется, он может очнуться разломанным вдребезги, как его дуара.

Выдры вполне разделяли воззрения енота на перспективы супружеской жизни Джон-Тома.

Юношу и его суженую отвели в отдельную пещеру. Пол в ней был посыпан чистым песочком, имелись стол, стулья, пара шезлонгов на диво современного дизайна. Не зная, чем заняться, юноша прилег на один из них. Людоедка тут же пристроилась на соседнем, и дерево тревожно скрипнуло.

Покой жениха и невесты, хмыкнул он. Все равно что приемный покой хирурга. Ему не было позволено выходить, но мимо входа то и дело мелькали его товарищи — очевидно, им была предоставлена полная свобода передвижения. Это заставило мысли Джон-Тома заработать быстрее. Мадж не станет болтаться здесь до бесконечности, ожидая, пока приятель выпутается из очередного затруднения. Выдр ему друг, но не дурак; Джон-Том знал, что если в ближайшее время что-нибудь не предпримет, то останется сам по себе. А тем временем людоедка, лежа в шезлонге, со страстью взирала на него.

Устав от затянувшегося молчания и бесполезных раздумий, он подал голос:

— Знаешь ли, толку от этого не будет, я уже говорил твоему отцу.

— Откуда знаешь? Еще не пробовали.

— Да ты приглядись получше. Я вижу тебя, ты видишь меня. Я вижу различия.

— Я вижу двоих. Чего еще надо?

Да, с такой зубодробильной логикой разговор затянется.

— Ты уже была замужем?

— Однажды. Здорово было.

— Но сейчас ты свободна?

— Ага.

— А что случилось с первым мужем?

— Сломался.

— О-о?

Лучше бы закруглить беседу, лихорадочно соображал Джон-Том, но его обычно молниеносная, пусть и не всегда точная смекалка на этот раз отказала. Поскольку в эту ситуацию его вовлекли суар и песни, то вряд ли удастся выпутаться с их помощью. Эх, была бы цела дуара! Если бы да кабы... А может, другому людоеду его суженая покажется привлекательной? «И что она во мне нашла?» — ломал голову Джон-Том. Ну конечно же, дело не в его личном шарме, а в очаровавших все племя сладостных напевах.

— А как тебя зовут?

Не то чтобы ему было интересно, но молчание становилось нестерпимым.

— Апробация.

Джон-Том едва не улыбнулся: хорошенькое прозвище для не очень хорошенькой леди!

— И что будем делать дальше?

— Что хотишь. Ты будешь муж, я буду жена. Если хочешь чего, скажи мне. Жена должна угождать мужу, даже если он еще не муж. Так заведено.

— То есть как? — Сверкнувшая в мозгу догадка начала понемногу проясняться. — Ты хочешь сказать, что если я от тебя потребую что только в голову взбредет — ты обязана выполнить?

— Кроме как помочь тебе удрать.

Тупик. А может, и нет?

— И по обычаю все женщины твоего племени должны вести себя именно так?

— Именно. Так заведено. Так правильно.

Он сел, повернувшись к медведице лицом.

— А что, если я скажу, что это не только неправильно, но и противоестественно?

Массивная челюсть невесты съехала на сторону в недоуменной гримасе.

— Не понимаю, чего толкуешь.

— Предположим, я скажу — а ты должна мне верить, ведь я твой будущий муж, не забывай, — что мужчины и женщины равны, и не дело, когда одни все время угождают другим.

— Но это неправильно! Так всегда было заведено.

— Понимаю. Хотелось бы мне, чтоб тут оказалась какая-нибудь феминистка вроде Кэйт Милле или Глории Стайнем и прочитала тебе лекцию.

— Я не знаю этих имен. Они — волшебные богини?

— Кое-кто считает именно так.

Джон-Том встал и подошел к людоедке. Ее габариты внушали трепет. Исполинские лапы с длинными мощными когтями могли бы разом переломить ему хребет. От одного взгляда на жуткую морду в сердце закрадывался страх, но в глубине больших, в общем-то даже привлекательных глаз ощущались незаполненный вакуум и стремление к знаниям. Откликнется ли она на новые идеи, тем более провозглашенные чужаком?

— По-моему, я тебе нравлюсь, Апробация, хоть мы и несхожи.

— Сильно нравишься.

— Но это не означает, что ты должна жить как раба. Это не означает, что каждая женщина твоего племени должна жить как раба любого мужчины. Эта истина ничуть не меняется, говорим мы о выдрах или о людоедах. Пришли другие времена, Апробация, и настал час тебе и твоим сестрам измениться вместе с ними.

— Как это измениться?!