Кугуар наклонился и шепнул хозяину:

— Сдается мне, это очередной фокус хитроумных пришельцев, они пытаются смутить нас и задержать.

Он вытянул из ножен тонкую, как иголка, рапиру.

— Нет, предоставь это мне.

Манзай отодвинул в сторону опешившую охрану и позволил своей шипастой палице сползти с плеча. Крепко сжав ее обеими лапами, он двинулся к загадочному существу.

— Уж не знаю, что за магией ты вооружился, но поглядим, как она справится с холодным железом.

И он поднял грозное оружие.

Над головой жесткотелого пришельца дрогнули стебельки антенн, членистая конечность сорвала с поясного ремня на среднем сегменте туловища цилиндрик. Манзай испустил рев, вогнавший в дрожь мох на ближайших деревьях, а безымянное существо направило на него цилиндр и вдавило кнопочку. Вспышка чуть ярче полуденного солнца в разгаре лета — и самозваный повелитель Верхнего Карракаса исчез. Верные слуги, никак не ожидавшие столь внезапной пропажи своего господина, оценили ситуацию и быстро достигли молчаливого соглашения. Каждый решил, что в осиротевшей усадьбе у него осталось как минимум одно безотлагательное дело. Поскольку для этого оружия не требовалось, владельцы усеяли им путь своего спешного возвращения.

Одинокий зритель стоял перед садящимся облаком пыли, равнодушно глядя на брошенное оружие и доспехи. Верхняя половина его туловища съежилась — возможно, это был жест, равносильный пожатию плечами или тяжелому вздоху. А может быть, и тому и другому.

— Больше ничего не остается, как попытаться еще раз.

Он прикоснулся к контактам на большой коробке и окутался мерцанием искаженного пространства. В один миг атмосфера приобрела цвет и консистенцию ртути. А в следующую секунду он очутился совсем в другом месте.

На холодном полуострове в безмерной дали от дельты Карракаса пространство-время на миг искривилось и засеребрилось, потом втянулось в себя, как вода в дренажную трубу, оставив позади шатающегося Манзая. У гризли отпала челюсть при виде совершенно нового окружения: увенчанные снегом горы, карликовый, точно в тундре, кустарник, колышущиеся на студеном ветру пучки травы, разбросанные там и сям грозди крошечных розовых и желтых цветов.

Поблизости шумела быстрая речка, на берегах корчились деревья — Манзай таких отродясь не видел. В просветах между их толстенными стволами сражалась за жизненное пространство черника. В вышине пичуги чирикали друг дружке всякую чепуху.

Манзая охватила дрожь. До чего же студен воздух! До костей пробирает.

Раздалось кряхтенье на ближнем берегу реки. Манзай напрягся, поднял палицу, но в следующий миг успокоился — перед ним стоял представитель его собственного племени. Этот медведь, как и его спутники, не носил одежды и ходил на четырех конечностях. Что было простительно, так как косолапые шумно резвились на воде.

«Что ж, — с некоторым облегчением подумал Манзай, направляясь к ним, — хоть будет с кем поговорить».

Тут взрослый медведь молниеносно погрузил лапу в стеклянистую поверхность. В воздухе закувыркалась большая рыба непривычной расцветки и упала на прибрежную траву. Очень впечатляющая демонстрация ловкости лап, но к чему столь расточительный расход энергии? Тщетно Манзай высматривал сети или удочки.

Между прочим, где он очутился? И куда запропастились слуги? А что случилось с дерзким созданием, которое он собирался размозжить ударом палицы? Может быть, эти отсталые рыбаки что-нибудь знают? Он поманил их, надеясь, что этот жест невозможно ни с чем спутать.

Ближайший медведь застыл на месте, принюхался, а потом глянул на Манзая и нечленораздельно фыркнул.

«Подумать только, — изумился гризли. — Они же немые! Не умеют разговаривать. Невероятно!»

Судя по всему, в нем признали своего, но этим все и кончилось. Узколобые существа не интересовались ничем, кроме рыбной ловли. Должно быть, задались целью выбросить из реки всю рыбу без остатка. На каком бы диалекте ни обращался к ним Манзай, ответом было разве что бессвязное ворчание.

Он безвольно опустился на землю, привалился спиной к колоде и попытался трезво обдумать свое будущее. Ничего путного из этого, разумеется, не вышло.

Утро застало его у реки, он наблюдал за своими безмозглыми сородичами. К сонму проблем добавилась новая: у него постоянно урчало в животе. Но не топтались поблизости верные слуги, дожидаясь малейшего жеста, чтобы принести на золоте разнообразные деликатесы. Приняв решение, он снял с себя тяжелые доспехи, смело вошел в воду и начал орудовать любимой палицей. Но нахальная рыба оказалась слишком увертливой, легко уходила от ударов.

К вечеру он бросил дубину, сочтя за лучшее перенять у других медведей примитивное ноу-хау. Надо было вглядываться в зыбкую воду, а когда рыба подплывет поближе, поддеть ее лапой и выбросить на берег. Медведи, похоже, видели в нем умственно неполноценного родственника. Ему дали достаточно места, где он и плескался без малейшего успеха до захода солнца. Он почти выбился из сил, но никто ему не сочувствовал. Пока не стемнело окончательно, удалось собрать несколько горстей черники, но они не утолили чудовищного голода. В гневе на свою нелепую судьбу Манзай царственной поступью приблизился к паре самок, что спали под купой высоких стройных деревьев.

— А ну, дурищи, подъем! — Он дал ближайшей пинка и был вознагражден недоуменным ворчанием. — Я знаю, вы в состоянии меня понять, так что хватит притворяться безмозглыми идиотками. Мне нужна еда, и вы ее добудете.

Самки уже совершенно проснулись и теперь пристально следили за ним.

— И почему это вы на четвереньках? Я пищи требую, а не плотских утех!

Позади раздался гортанный раскатистый рев — словно спустя века пробудился вулкан.

Манзай повернулся и очутился мордой к морде с матерым самцом, который превосходил его ростом на целую голову.

— И твоей наглости, дурак, я не потерплю! Хватит с меня этой бессмыслицы! Я милостив к слугам, но если вы не прекратите абсурдный розыгрыш, приму крутые меры!

С ревом, потрясшим деревья, самец атаковал чужака, который вторгся в его владения и вздумал угрожать его самкам. А те напали на пришельца сзади. Изумленный Манзай отбивался как мог когтистыми лапами — палица осталась на каменистом берегу. Боец он был хоть куда, но безоружным устоять против трех разъяренных диких бестий, конечно, не мог и с воплем обрушился под их объединенным весом и первобытным бешенством.

И до последнего своего вздоха не услышал от них ни единого слова.

Мадж так и застыл на месте, оглядываясь.

— Чувак, по-прежнему не вижу ни малейшего намека на погоню. Уже больше часа грязных педиков нет как нет. — Выдр растерянно покачал головой, но было ясно, что неожиданной поблажке судьбы он рад. — Если б не твои прыг-скоки, нас бы уже наверняка догнали.

— Что-то вынудило Манзая изменить планы.

Джон-Том протирал дуару сухой тряпицей.

— А можа, этот ублюдок на змею наступил? — с надеждой предположил Мадж. — Или так допек наконец своих верных прихвостней, че они сказали, куда ему топать?

Джон-Том покосился на друга:

— Мадж, дареному коню в зубы не смотрят.

Выдр поглядел на него в упор и прищурился:

— Чей-то я не помню, кореш, чтоб мне кто-то дарил коняшек или хотя б собирался это делать. А ежели и подарит, с чего это вдруг у меня возникнет желание пялиться копытному в хавало? Коня сеном не корми, дай почесать языком, да к тому ж у всех моих знакомых лошадей сильно воняло изо рта.

— Ну, у тебя тоже не цветочный аромат, — заметил Джон-Том.

— Да? Между прочим, смешно такое услышать от человека. Ваше племя не больно-то разборчиво в жратве. Все подряд метете.

— Если наши преследователи действительно отстали, почему бы нам не передохнуть?

Квиквелла опустилась на поваленное дерево рядом с дорогой.

Найк, напрягая зрение, глядел в сторону усадьбы.

— Либо мы каким-то чудом их обогнали, либо они действительно прекратили погоню. Передышка нам не повредила бы. Надо воспользоваться такой удачей.