— Интересно, куда нас ведут? — пробормотал Джон-Том.

— Разве не ясно, кореш? — Мадж буквально источал сарказм. — На местный матч по трензельболу. Вишь, у этих занюханных джентльменов не хватило нескольких парней до полного состава, так что они завербовали нас в команду.

— Насколько я понимаю, нас ведут в деревню, — предположила Виджи.

— Не волнуйтесь. Я использую против этой банды простаков суар, и мы, как всегда, выпоем себя из передряги.

— Парень, а тебе не приходило в голову, что всякий раз, когда мы вывертываемся из лап враждебных туземцев или других опасностей, растут шансы на новую стычку? Мы испытываем судьбу уже больше года, и не настал ли для нее час покинуть нас?

— Не может быть, Мадж. Ведь мы почти в Стрелакат-Проса-де! Успех так близок!

— Во-во, вечно ты со своим бессмертным оптимизмом. Чтоб я сдох, ежели он не переживет тебя!

— Эй, красавчик! — К Маджу, оглядывая его с головы до пят, подошла горбатая, кривая на один глаз норка. — Тебе чего-нибудь принесть? Может, хочешь чего?

— Хочу? Еще спрашиваешь, чурбачка ты моя. Хочу уйти. Хочу миллион золотых. Хочу, чтоб дюжина миловидных гурий-выдрочек чесала мне шерсть.

— Попридержи свои желания, — наподдала ему сзади Виджи, — а то они могут рано или поздно стать навязчивыми идеями.

— Чушь. — Мадж поглядел на дикарку. — Я не против узнать, что ваша компашка хочет сделать со мной и моими друзьями.

— Это по части вождя, — буркнула норка и неделикатно плюнула в ближайший куст.

— Ну, хоть намеками!

Норка наморщила перекошенный лоб, потом ее осенило:

— Еда.

Она радостно улыбнулась и перебросила утыканную шипами палицу с одного плеча на другое.

— Эй, как тебе оптимистичная оценка наших шансов, шеф? Знакомый разговор, а?

— Выпутаемся. — Джон-Том споткнулся, но удержался на ногах. — Вот увидишь. Всегда выпутывались. Мы от пиратов ушли, от болотного народца ушли, от нормальных каннибалов ушли, а от ненормальных и подавно уйдем.

— А шансы, приятель, какие шансы? Они не в нашу пользу. Нельзя же вечно выбрасывать в кости двенадцать.

— Мне нужен только шанс сыграть. Всего несколько минут и суар.

— Знаешь, — задумчиво протянул выдр, — я почти рад попасть в жаркое. Меня так тошнит от наших блужданий по свету от одного кризиса к другому, что мой энтузиазм почти сошел на нет. — Тут он оглянулся на Виджи, и голос его смягчился. — Конечно, появилось кой-что новое, без чего мне было бы фигово.

— Расслабься, Мадж. Они не кажутся мне такими уж опасными. У них наверняка нет сверхъестественных способностей.

— У них стока зубов, что никаких способностей не требуется.

Людоеды вели настолько примитивную жизнь, что даже не удосужились выстроить что-либо мало-мальски похожее на дома и жили в пещерах на склоне большой скалы. Завидев приближающихся охотников, оттуда гурьбой высыпали детеныши. Окружив пленников, они с интересом заурчали и зачмокали, а двое смельчаков начали швырять в Маджа камешками. Тот уклонялся как мог, а потом очень ласково сказал:

— Детишки, чего б вам двоим не сходить поиграть в птичек? — И кивнул на скальный карниз футах в двадцати от земли.

К счастью для него, недоразвитый интеллект местных отроков не был в состоянии оценить ни само предложение, ни вытекающие из него последствия.

Пленников выстроили перед самой большой пещерой, чтобы вождь мог рассмотреть их. Этот медведь-мутант семифутового роста был достоин звания вождя монстров. Вдобавок к сверхъестественному росту он обладал массивной нижней челюстью с комплектом дополнительных зубов, рудиментарными рожками, выступающим гребнистым хребтом и явно добился своего положения отнюдь не силой слова. Его могучую грудь украшали заплетенные косичками лианы и ожерелья из разноцветных камней и костей. Головной убор был под стать наряду — черепа и перья многочисленных жертв.

Оглядев четверых пленников, он презрительно фыркнул на каждого по отдельности, а потом, обернувшись, вопросительно рявкнул на предводителя охотников.

— Городское племя, — ответил тот.

— Чертовски хорошо. — Медведь понимающе кивнул. — Городское племя не такое сытное, но вкус добрый.

Мадж дерзко шагнул вперед. Его макушка едва доставала вождю до паха.

— Эй, ты, вдохновенный уродище, погоди-ка чуток! Нас нельзя есть.

— А на спор?! — зарычал главный людоед.

Джон-Том шагнул вперед и встал рядом с Маджем, демонстрируя если не превосходство в размерах, то хотя бы солидарность. Во всяком случае, глядя гиганту в глаза, ему не приходилось задирать голову.

— Мадж прав, черт подери! Я сыт по горло тем, что каждый встречный-поперечный вместо приветствия стремится сожрать нас. Где же ваша благовоспитанность и традиционное хлебосольство?

Вождь озадаченно поскреб низкий лоб.

— Это ты чего толкуешь?

— Не лучше ли нам подружиться?

— Дружбу не едят.

— Если половина вашего племени вместо попыток скушать соседей научится сотрудничать с другой половиной, — расхаживая взад-вперед перед вождем и его приспешниками, назидательно начал Джон-Том, — то проблем у вас станет гораздо меньше и не придется то и дело драться друг с другом.

— Я люблю драться, — ухмыльнулся во всю пасть волк. — И кушать тоже.

— Кушать все любят. Но у цивилизованных народов не принято есть тех, кто хочет дружить с вами. Это ведет к напряженности.

— Нужны витамины и минеральные соли, — вставил окончательно сбитый с толку вождь.

Джон-Том кивнул на окружающую их зеленую стену джунглей.

— Здешний край богат, тут масса пропитания. Вам незачем есть случайных прохожих. — Он погрозил медведю пальцем. — Хватать и пожирать всякого, кто вторгнется на вашу территорию, — это дикость, недомыслие и нелепость. А в доказательство я спою вам об этом песню.

Мадж возвел очи горе и мысленно скрестил пальцы.

То ли нежданный град обвинений довел дикарей до оцепенения, то ли их заинтересовало, что же споет речистый обед, но никто не помешал Джон-Тому взять суар. Мадж тем временем попятился и зашептал на ухо своей даме:

— Он хочет попытаться напеть этой банде лапшу на уши. Я уж видал это прежде: порой помогает, а порой тока хуже становится.

Джон-Том постарался на славу — вряд ли со дня появления в этом мире он пел более сладостные и дивные напевы. И они делали свое дело: невооруженным глазом было видно, что людоеды подпали под их власть, хотя магия была тут вовсе ни при чем. Просто Джон-Том пел о любви, о жизни и дружбе, о повседневной всеобщей доброте к ближнему и о том, что между разумными существами должно царить взаимопонимание. Он изливал в песне противоречивые чувства, которые питал к этому миру, он размышлял, как можно его улучшить, как обуздать насилие и анархию и как сплоченными усилиями превратить его в рай для всех и каждого.

По искаженным гримасами переживаний щекам и расширенным ноздрям побежали слезы. Даже вождь тихонько хлюпал носом. Наконец Джон-Том опустил суар и посмотрел ему прямо в глаза.

— Таким я вижу идеальный ход событий. Может, я чересчур наивен и оптимистичен...

— Сработал что надо, вот так. — Мадж ткнул Виджи локтем в бок.

— ...но мир должен стоять именно на этих принципах. Я уже давно это чувствовал, только не было случая излить это в песне.

Вождь всхлипнул и утер глаза кулачищем.

— Мы любим музыку. Человек, ты поешь красиво. Нельзя терять такую прелесть, потому мы не едим тебя.

Джон-Том обернулся и торжествующе ухмыльнулся друзьям. Вождь указал налево — из пещеры по соседству с его собственной вышла медведица-людоедка ростом почти с него.

— Моя дочка. Любит музыку тоже. Слушала ты?

— Слушала, — ответила она, сморкаясь в кусок дерюги, которого хватило бы на целый мешок.

— Такие добрые мысли должны быть с нами всегда. — Вождь поглядел на Джон-Тома. — Я верю в то, что ты поешь. Ты остаешься с нами и поешь все одинокие дни и ночи.

— Эй, погодите-ка! Я не против поделиться с вами мыслями и музыкой, но боюсь, что не смогу заниматься этим на постоянной основе. Видите ли, мы с друзьями выполняем миссию огромной важности и...