— Ну вот, о нем позаботились. — Мадж мрачно оглянулся на друга. — А теперь пора позаботиться и о нас — ежели сможешь.
— Держитесь все вместе. Не знаю, что будет, если дело выгорит.
Когда все сгрудились у его ног, Джон-Том коснулся пальцами струн суара, отчаянно сожалея о верной дуаре. Хотя бы одну-единственную приличную песню — большего от этой штамповки и не требуется. Только одну крохотную песенку!
Ничего не попишешь, придется начать.
— Приготовьтесь. Попытаюсь выпеть нас домой.
— То есть ты возвращаешься с нами, приятель? — поднял глаза Мадж. — Ты-то как? Ты ж больше всего на свете хотел вернуться. И вот ты здесь.
— Заткнись, Мадж, пока я не раздумал. Я не перенесу, если тебя, Виджи и Перестраховщика накачают наркотиками и будут обращаться с вами, как с выродками.
— Ну, ежели наркота хороша...
— Мадж! — одернула его Виджи. — Зачем им так поступать с нами, Джон-Том?
— Чтобы узнать, почему вы разумны. Чтобы узнать, почему вы умеете говорить.
— Твой мир ужасен. — Она содрогнулась.
— Не так уж и ужасен. Есть хорошие люди, есть и плохие — всякие, как и у вас.
— А теперь цыц, — сказал Мадж, прижимая к себе любимую. — Пусть человек сосредоточится на чаропении.
Джон-Том завел негромкую сладкую песнь. Его голос сливался с нежным перезвоном суара, заполнив кузов музыкой. Грузовик катил по ухабам, по гладкому асфальту, а он все пел, пока в горле не засаднило, пока не онемели пальцы, — и ничего.
Теперь машина ехала по шоссе, тряска прекратилась, скорость возросла. В конце концов Джон-Том сдался.
— Жаль! Неудивительно, но все равно жаль. Клотагорб не раз твердил, что перебросить человека из мира в мир НЕЛЕГКО, но я должен был попытаться.
— Не терзай себя, приятель! Можа, будь с тобой дуара...
— Не уверен, что было бы по-другому. Я вообще не уверен, что в моем мире волшебство возможно.
— Ну и скука ж здесь тада! За нас с Виджи не беспокойся, мы-то выкрутимся — а, милашка?
— Разумеется. Как-нибудь справимся.
Но Джон-Том знал, что это не так! Если они в присутствии людей будут хранить молчание, то рано или поздно сумеют вырваться на свободу. Но что это за свобода — в чужом мире, вдали от соплеменников, без надежды на возвращение? Изгнанники в чужом краю.
— Я слышу что-то новое, — Перестраховщик прильнул к двери фургона. — За нами гонится какой-то зверь.
— Может, собаки? — Джон-Том нахмурился. Какие еще собаки на шоссе при скорости пятьдесят миль в час? — Он еще там?
— Приближается. Завывает ровным голосом.
Завывает? Его вдруг прошиб пот.
— Это полицейская сирена.
— Местные мусора? Опля, это охренительно!
— Вовсе нет. Если они нас найдут... — Джон-Том лихорадочно искал выход. — Мы окажемся в свидетелях — если им настучали, что парни везут наркотики. Если же нет — их просто отпустят. Может, не горят габаритные огни или что-нибудь в этом роде? Превышения скорости точно не было. Нет, отсюда надо выбираться сейчас же.
Теперь сирена была слышна совершенно отчетливо. Грузовик замедлил ход и съехал на обочину.
— Тихо! Мне надо послушать.
Джон-Том взобрался на стол и привстал на цыпочки, чтобы добраться до щели под крышей. Один из полицейских потребовал у Круса документы. Потом сказал:
— Откройте.
Как и следовало ожидать, ответ прозвучал вежливо, но с натяжкой.
— Эй, офицер, в чем дело? Мы ничего не нарушали. Вы же сказали, что скорость мы не превысили, машина тоже в порядке.
— Не в том дело, приятель. Обычная проверка. Ищем беспаспортных иностранцев.
О такой возможности Джон-Том не подумал. Интересно, что скажут разыскивающие нелегальных эмигрантов полицейские при виде двух гигантских выдр и пятифутового енота? Вряд ли они к этому готовы: Мадж и Виджи не предусмотрены никакими иммиграционными законодательствами.
И тут в голове всплыла старая песня группы «Дженезис», и
Джон-Том незамедлительно начал первый куплет, не тревожась, что его могут услышать Крус, держиморды или еще кто-нибудь, и жалея лишь о том, что нет здесь Фила Коллинза, чтобы поддержать его вокалом и ударными. Заслышав песню, все сбились в кучу у его ног.
— Э-эй, тут не до смеха — ты на чужбине-е-е да вне закона-а-а...
— Валяй, панчо, открывай.
Патрульный переминался с ноги на ногу позади грузовика, а Крус возился с замком, выигрывая время, чтобы придумать, как объяснить присутствие похищенного человека. Можно твердить, что этот псих подсел автостопом. А может, он просто рванет прочь вместе со зверьем, на радостях, что унес ноги.
— Ну правда, офицер, я не,представляю, в каком состоянии весь этот хлам. Мы с бедняжкой Консуэлой трудились на загрузке много дней. Если все поехало, то вывалится на дорогу.
— Мы поможем, если что. — В голосе полицейского слышалась усталость. Этот патрульный, с фигурой футбольного полузащитника, был явно не настроен беседовать ночью на дороге с двумя подозрительными типами. — Открывай, или откроем в участке.
Крус понял, что больше тянуть не удастся.
— О нет, офицер, обойдемся без этого! Просто замок заело, заржавел, что ли... — Затаив дыхание, он откатил дверь. — Сами видите, только мебель и один...
Он осекся.
В фургоне была только мебель — ни гигантских выдр, ни енотов-переростков, ни болтливого молодого англезе. Все исчезли.
Полицейский посветил фонариком. В фургоне что-то зашевелилось. Луч света выхватил большого пестрого попугая со связанными крыльями и кляпом в клюве. Он изо всех сил вырывался и пытался возмущенно пискнуть, но был связан чересчур крепко.
— Разве можно так обращаться с домашними животными? — осуждающе спросил патрульный.
— Знаю, друг, — запинаясь, пролепетал Крус. — Но Консуэ-ла не слушала и...
— Ладно, пустяки. До птиц нам дела нет. Если бы вы, парни, занимались перевозкой вымирающих животных, то захватили бы не одного, а побольше.
Выглянув из-за кузова, полицейский крикнул в сторону перегородившего дорогу патрульного автомобиля:
— Можешь отпустить их, Джей, у этих парней чисто! — И неохотно подарил Крусу профессиональную улыбку. — Извини, что задержал, приятель.
— А, ничего страшного, мон. У каждого своя работа.
Крус подождал, пока патрульный сел в машину и скрылся в теплой техасской ночи, а потом крикнул коллеге:
— Манко, мон, вали сюда! Мальчонка и его зверье удрали, но коку легавые не нашли.
Заметив на лице босса смешанную с недоумением радость, Манко заглянул в фургон.
— Ты уверен? В сундук кто-то лазил.
— Что-о-о?! — Крус запрыгнул в кузов, не обращая внимания на бьющегося в путах, брызгающего слюной попугая. — О, mierda!
И они вдвоем принялись расшвыривать мебель, нимало не тревожась, что та может разбиться об асфальт.
Через два часа, поневоле признав свое поражение, они присели у двери.
— Не понимаю, — безутешно бормотал Крус. — Дьявол, как они выбрались из будки? Когда мы с легавым открыли ее, замок был на месте. Как этот костлявый ублюдок вылез?
— Может, звери прогрызли дырку?
Крус уронил голову на руки.
— Там нет никакой дыры. Что мы скажем в Вегасе? — Он взъерошил волосы длинными пальцами. — Что какой-то студентик и его дрессированные зверюшки сделали ноги с сорока килограммами коки из запертого фургона?
— У мениа в Чили есть родниа, которую я не навещал с детства.
— Потрясающе! Вот только у нас нет денег на самолет, а возобновить свою «визу» я забыл. А у тебя как?
— Чуток «зеленых» на расходы. Но они не знают, когда нас ждать, так что есть шанс ускользнуть.
— Без денег-то?
— У нас осталсиа говориащий попугай. — Манко махнул в сторону кузова. — Можно проскользнуть в Вегас, продать его задорого, и приамиком в аэропорт.
Крус немного приободрился, оглянулся на пернатого пленника.
Тот уставился на человека до ужаса умным взором.
— А что, если нам не удастся заставить его говорить? Мы ж не дрессировщики.
— Диавол, он заговорит. Я чуток знаю таких птиц. Дай им поесть — и не сможешь заставить заткнутьсиа. Этот должен стоить целое состоиание.
