Их брак был таким: Нико работал по ночам, а она днем, и они почти не встречались. Когда же выпадал такой редкий случай, Нико становился подозрительным, контролировал каждое ее движение, придирался к внешнему виду Лауры.

Его ревность вначале развлекала ее, затем стала нервировать, становясь с каждым днем все назойливее. Он обвинял ее в неверности, упрекал в том, что она спала с другими мужчинами. Всякий раз ей приходилось оправдываться, говорить, что такого не было и в помине, что она любила только его, хотя уже начинала сомневаться в чувствах к человеку, за которого вышла замуж.

Они почти не занимались любовью. Когда же это случалось, то Нико и близко в своем поведении не походил на того нежного любовника, каким был в начале их знакомства. Все происходило быстро и яростно-грубо, иногда даже жестоко, словно она была виновата в крушении его надежд, и он желал наказать ее, обвинить в том, что не достигнут жизненный успех. Лауре не хватало той близости, которая была между ними когда-то. Но она решила, что нужно быть терпеливой. Дать Нико еще немного времени.

Она хотела серьезно поговорить с ним, но он постоянно игнорировал ее желание. Однажды утром, когда Лаура настаивала, чтобы он выслушал ее, и игриво отказалась подать брюки, когда Нико одевался, она получила синяк.

Лаура была ошеломлена, когда муж ударил ее кулаком по лицу. Нико тут же раскаялся, много раз просил прощения, по его щекам текли слезы от сознания своей вины.

В первый раз Лаура не знала, как отреагировать. Она дала Нико шанс и простила его, позволив заниматься с ней любовью. Восстановленная между ними близость заставила не вспоминать об этом случае домашнего насилия, но в ее памяти остался неприятный осадок.

Не удивительно, что за первым последовали новые побои. Каждый раз Нико раскаивался, говорил, что не имел намерений причинить ей боль, но Лаура уже понимала — это ложь: у него были такие намерения, и его насилие становилось все более и более грубым и жестоким — сломанная рука, еще один синяк под глазом, ушибы, сломанное ребро. Казалось, ему доставляло удовольствие сваливать на нее все беды, срывать на ней крушение своих надежд, обвинять ее в своих неудачах.

Лаура все больше и больше стала бояться его. Вскоре она уже укладывалась спать, закрывая дверь спальни на замок, пряча деньги, которые у нее были. Она только и думала о побеге, и чем скорее, тем лучше для нее. Но у нее не было родителей и близких, которые могли бы приютить ее хотя бы на первое время. После побега она могла надеяться только на себя.

А затем она узнала, что беременна.

Лаура не собиралась сообщать эту новость Нико. Все равно, он не поверит в свое отцовство. Он и так уже обвинял ее, что она спит со всеми подряд. Ей ничего не оставалось, как уйти от него и, по возможности, как можно быстрее. Уже три месяца она беременна, и скоро будет совсем заметно. Если Нико узнает об этом, трудно предсказать, что он может сделать.

К несчастью, она вынуждена была признаться в этом. По утрам ее мучили приступы тошноты. В тот день ей стала плохо на работе, и она рано вернулась домой, обнаружив, что Нико дома. В одной руке он держал биту для бейсбола, в другой — записку с автоответчика.

Записка была от ее врача, сообщавшего название лекарства, которое он обещал ей порекомендовать.

— Ты обманывала меня, — заявил Нико, направляя в нее бейсбольную биту.

Защищаясь, Лаура протянула перед собой руки, отступая.

— Нет, Нико! Нет! Клянусь, я не обманывала тебя!

— Тогда почему ты мне не сказала, что я скоро буду папочкой, Лаура? бита просвистела у нее над головой. — Почему ты не поделилась этой новостью со мной?

— Я боялась, — рыдая, она споткнулась и упала на пол. — Я боялась, как ты отреагируешь на это.

— Боялась своего любимого мужа? — бита упала на пол рядом с ее головой. Лаура, съежившись от страха, закричала. — Боялась, что будешь поймана до того, как сможешь скрыть это?

— Нет! — закричала она, так как поднятая бита нависла над ней снова. Нет!

Бейсбольная бита попала ей прямо в живот и ударяла снова и снова. Ее слабые мольбы о жалости и ее крики о том, что она не изменяла ему, не остановили его жестокость, а только вызвали выкидыш.

После того как Лаура выписалась из больницы, Нико арестовали. Когда полиция попросила ее подтвердить заявление Нико о том, что они были в постели с ним, когда произошел угон машины, Лаура сказала, что ее муж лжет: он не спал с ней; его не было дома; она не знала, где он был. Когда Нико попал за решетку, Лаура воспользовалась этой возможностью, чтобы навсегда убежать от него. Она полетела в Санто-Доминго получить развод, полная решимости начать новую жизнь. Но она никогда не забывала слова Нико, которые он произносил, жестоко и бессмысленно избивая ее.

— Ты принадлежишь мне, Лаура! Мне! И никому другому. Если ты хоть когда-нибудь попытаешься уйти к другому, я убью вас обоих.

Слова Нико надолго запали в душу Лауре. Она забыла их только тогда, когда полюбила Дрю. И сейчас, глядя в лицо Нико, искаженное еле сдерживаемым гневом и жестокостью, Лаура поняла, что он так и сделает.

— Ты сможешь любить меня снова, Лаура, — тихо пропел он, расстегивая ее блузку и хватая за грудь. Он больно ее сжал, укусив за сосок.

Лаура стояла, не двигаясь, позволяя ему хватать себя, желая только одного — оттолкнуть его, но боялась.

— Нет, не смогу. Прошло много времени. Мы изменились. Мы уже не те люди, которыми были когда-то.

— Разлука только укрепляет любовь, — он схватил ее за волосы, жестоко скрутив их, и притянул ее лицо близко к своему. — Скажи, что ты меня любишь.

— Нет! Отпусти меня!

— Скажи! Скажи, что любишь меня! — настаивал он, скручивая ее волосы еще сильнее. — Мне не нравится твое молчание, — отреагировал он, швырнув Лауру на кровать. — Думаю, что тебе нужно побыть одной и подумать. Если ты не станешь хорошо вести себя, то твоему дружку не быть больше такому красивенькому. — Нико показал на свой кастет.

— Не смей бить Дрю! Нико пожал плечами:

— Ты знаешь меня, Лаура. Я ревнив. Я способен выскочить из-за кустов и ударить его. Выбить его ослепительно белые зубы и сломать его совершенный нос. Если у меня будут хоть какие-то доказательства твоей прежней преданности…

— Чего ты от меня хочешь? — рыдала она. — Хочешь, чтобы я сказала, что люблю тебя? Чудесно! — резко произнесла она. — Я люблю тебя, Нико!

— Это уже лучше, гораздо лучше. Но нужно поработать еще над интонацией. Вложи побольше чувств в нее. Мы попробуем утром еще, — сказал он уходя.

Дверь спальни была закрыта и заперта на замок. Лаура осторожно пробралась к телефону через всю комнату и обнаружила, что шнур оборван. Она подавила приступ отчаяния — она в капкане, узница по милости Нико. Никто не знал, что она вернулась в Голливуд.

Затем она вспомнила, что оставила записку Дрю. К ней вернулась искорка надежды. Если она завтра не придет к нему, он поймет, что что-то случилось. И спасет ее. Она знала, что спасет.

Завтра к вечеру этот кошмар кончится.

Авиарейс 208 подходил к концу.

Самолет приземлился, и Дрю развязал ремни, надел мягкую фетровую шляпу и очки от солнца. Его будет ожидать целая толпа парижских поклонников, и у Дрю совсем не было желания раздавать автографы или позировать для фото. Ему хотелось поскорее попасть в отель, что-нибудь поесть и браться за изучение текста новой роли. С сегодняшнего утра он начнет работать в новых короткометражных сериях Дэвида Вулпера.

Дрю обычно не работал на телевидении, но роль, которую ему предложили в посвященных французской революции короткометражных сериях, он не мог отклонить. Вдобавок, у него образовался свободный промежуток времени, перед тем как начать сниматься по новому сценарию, и нужно было чем-то заняться, чтобы забыть Лауру.

Лаура. Мысль о ней вызывала в сердце острую боль. Он пытался забыть ее за ликером. Теперь ушел в работу, но ее лицо преследовало его. Он не мог ее забыть, понимая, что это нужно постараться сделать. Она разбила его сердце. Сказала, что он ей не нужен. Он должен проще на это реагировать. Проще.