— Грэхэм, я люблю тебя, — нежно шептала она. — Я так тебя люблю.

Грэхэм смотрел на Келли с не меньшей нежностью, и в его глазах было обещание любви.

По телу Келли пробежала сладостная судорога, когда Грэхэм мягко вошел в нее. Она страстно встретила его толчки, отдаваясь безудержному желанию, проснувшемуся в ней.

— Я так рада, что ты вернулся, Грэхэм. Теперь все будет так, как и раньше.

— Джинкси, дорогой, я вернулась!

— Диана, ты имеешь представление, который сейчас час? Уже за полночь.

— Дорогой, ты мой агент, — напомнила она, переключая свой телефон без шнура от одного уха к другому и усаживаясь поглубже в горячую ванну. — Ты работаешь на меня двадцать четыре часа в сутки.

Вздох Джинкси был явно слышим.

— Чего ты хочешь?

— Что у меня после «Долгой дороги домой»?

— Если хочешь принять участие в ТВ фильме, я могу тебе это обеспечить. Хотелось бы тебе сыграть с Бобом Хоупом? Ты сможешь это сделать.

Диана отказалась.

— Эти роли все одинаковые. Я и так много их сыграла раньше. Мне хочется чего-нибудь другого — из ряда вон выходящего.

— Какого рода? У тебя есть что-нибудь конкретное? Ты сыграла практически все.

— Не совсем так, — поправила его Диана. — Я не играла в дневных фильмах, и мне бы хотелось сыграть в какой-нибудь чудесной мыльной опере.

Джинкси удивился.

— Ты это серьезно? Сыграть в дневной мыльной опере? Тебе? Зачем убивать себя?

Диана возмутилась.

— Джинкси, не будь таким узколобым. Я сказала тебе, что мне нужно просто бросить вызов.

— Какое название у этого шоу?

— «Вспышки страсти», — с прерывающимся дыханием сообщила Диана. Джинкси размышлял.

— Название кажется мне знакомым. Но почему? — Последовало молчание. — А, не та ли это мыльная опера, в которой снимается твоя дочь в главной роли?

— Да. Ты такой сообразительный, Джинкси. Знаешь, если ты поговоришь с продюсерами, уверена, они с удовольствием возьмут меня.

— Почему ты так думаешь?

— Они любят играть на публику.

— Только потому, что ты мать Келли? Не думаю, что это поможет. И, кроме того, что они будут делать с тобой?

— Я приехала с прекрасным замыслом и уверена — сценаристы проглотят его. Ну, как? Готов? Я хочу вставить в сценарий образ матери Келли и хочу, чтобы моя героиня завела любовный роман с героем — мужем Келли.

— Слышно было, как Джинкси затаил дыхание на другом конце провода.

— Сенсация?!

— Еще какая. Ну, теперь, Джинкси, все будет зависеть от тебя. Ты преподнесешь им эту идею. Идет?

— Конечно! Диана, это гениально! — Джинкси дрожал от возбуждения. — Мы заставим компанию есть у нас из рук.

— Только введи меня в спектакль, Джинкси, — приказала Диана несколько испытывающим тоном.

Джинкси пообещал, что у нее будет контракт к концу недели.

— Чудесно, — довольно протянула Диана. — Не могу дождаться, когда начну работать с Келли.

Дрю Стерн был пьян. Уединившись в темноте своего дома на побережье, он сидел в гостиной с бутылкой вина в руке.

После того, как Лаура бросила его в Небраске, он сумел взять себя в руки и продолжал сниматься. Никто не знал о случившемся. Он блестяще играл перед камерой и за ее пределами, живя так, словно ничего плохого не произошло. Но как только вернулся в свой дом, он позволил себе снять маску, покрыв свое лицо горькими слезами.

Единственное, чего ему хотелось, — это забыть боль… забыть воспоминания… забыть лицо Лауры.

Он глотнул из бутылки, сморщившись от вкуса жидкости, но все-таки проглотил. Ему казалось, что сердце его разбито на миллион кусочков, а жизнь разрушена. В течение трех дней он позволил себе роскошь предаться всеобщему забвению и жалости к себе. Затем он снова наденет маску и будет работать над тем, чтобы привести свою жизнь в порядок. Так, как было до Лауры. Так, как это будет всегда. Но в одном он был абсолютно уверен — он больше не полюбит никогда.

Человек медленно, крадучись, двигался по больничному коридору. В час ночи здесь было темно и пустынно. Узкая полоска света падала только из комнаты, где находилась дежурная сестра.

Неспешные шаги остановились, достигнув цели. Человек приложился глазом к стеклу в дверях и пальцами дотронулся до таблички с именем пациента.

В палате 514 находилась Габриэль Фонтано Моор. Бедная Габриэль лежала без сознания, с подсоединенным к ней прибором, поддерживавшем дыхание. Что произойдет, если прибор отключить? Результат мог быть только один.

Дверь приоткрылась, и человек угрем проскользнул внутрь, взглянув сначала на больную, а затем на ее телохранителя, спавшего на своем стуле.

У вошедшего на губах заиграла довольная улыбка, когда он, шаг за шагом, осторожно продвигался вглубь комнаты.

Человек благополучно добрался до нужного ему прибора и дрожащими пальцами стал нащупывать кнопки, ища выключатель. Всего один щелчок, и дни Габриэль Фонтано Моор будут сочтены. Если не получится на этот раз, то найдутся и другие возможности покончить с этим делом.

Капли пота выступили у него на лбу, когда он мельком взглянул на телохранителя. Тот мог проснуться в любой момент. И тогда у него опять не получится. Он задержал взгляд на лице Габриэль, лежащей без сознания. Выражение абсолютной невинности на нем вызвало у него нервозность и гнев.

Ради этого стоило рисковать. К чертовой матери последствия. Габриэль должна умереть. Она получит то, что заслужила.

Наконец, кнопка, которой отключался прибор, была найдена и нажата, и человек исчез до того, как машина должна была подать сигнал тревоги на медицинский пост.

Грейс перечитывала статью на первой странице «Голливудского вестника». То, что она прочитала, было немыслимо. Совершенно немыслимо, и этому требовалось хоть какое-нибудь объяснение.

Но его не было. Статья на первой странице была обычной и простой. В ней сообщалось, что «Трийити Пикчез» только что купила права на последний сценарий Харрисона «Опасные люди» за шестизначную сумму. И Мел Гибсон, и Джулия Робертс проявили к нему интерес. Возможно, что постановкой займется Марк Бауэр. Кредит на написание «Опасных людей» представлялся исключительно Харрисону Моору. Нигде не упоминалось ее имя. То же самое она прочитала и в другой газете.

Грейс стала просматривать остальные издания, и с каждой новой, прочитанной ею статьей, гнев ее все больше нарастал. Выскочив из квартиры с зажатым в руке «Голливудским вестником», она направилась прямо к своей машине с одним намерением. Она не дурочка. Она найдет выход из этого положения.

Мысля Грейс лихорадочно метались. Как она не заметила этого раньше? Как могла не заметить! Ведь признаки были, но она не обратила на них внимания и теперь попала в такую ситуацию.

Заведя мотор, она нажала на газ, и машина с ревом выскочила на проезжую часть бульвара Олимпик. Управляя машиной, Грейс припоминала последний разговор с Харрисоном.

— Харрисон, — это Грейс. Где ты прячешься? — она распростерлась на своей пустой кровати с телефоном в руках. — Я одинока.

— А я занят.

— Это ни о чем не говорит, — сказала она, раздражаясь его уклончивым ответом. — Уверена, что ты можешь найти для меня хотя бы час времени. Уже две недели мы не занимались с тобой любовью.

— Скоро у меня будет для тебя время. Обещаю. Может быть, на этой неделе. Она немного успокоилась.

— Хорошо. Я не собираюсь ныть. Знаю, что тебе приходится изображать в больнице преданного мужа. Послушай, как обстоят дела с «Опасными людьми»?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты их отдал своему агенту?

— Нет еще. Я работаю над поправками.

— Поспеши, дорогой. Я хочу разбогатеть.

— А кто этого не хочет, Грейс? Кто этого не хочет?

Они не провели этот уик-энд вместе. Харрисон отказался, ссылаясь на занятость, а она, конечно, простила ему. Но вот этого она не могла простить. Если Харрисон думал, что она позволит ему присвоить себе ее сценарий, то он был безумцем. Она так много работала над ним. Слишком много. И не собиралась отказываться от него так легко, после всего, что сделала.