А об убийце пока мало что известно. Предполагается, что это мужчина, высокий, выше Хуньора или такого же роста. Сильный, пожалуй сильнее Хуньора. Хотя все свидетельствует о том, что удар был нанесен неожиданно. Признаков схватки или борьбы нет, а обнаруженный под трупом пепел ох сигареты позволяет сделать вывод, что труп не трогали с места даже перед тщательной уборкой комнаты. Убитый лежит в естественной позе. Кроме того, известно, что убийца — человек сообразительный, слишком многое предусмотрел, чтобы скрыть следы. Ему пришлось поработать, по крайней мере, час, чтобы убрать все, что могло его выдать. Сообразил даже, что надо убрать весы и гири. И унести черный лакированный чемодан, в котором были все пожитки Хуньора, в том числе, вероятно, и деньги, которые Хуньор снял с книжки. Около сорока четырех тысяч форинтов.

Как показал кассир, он рассчитал Хуньора предпоследним, перед самым закрытием кассы. Поэтому вложить деньги в другую сберегательную кассу тот не мог. Он, конечно, мог сдать деньги на хранение на почте под девиз или на свое имя. С того момента, как Хуньор ушел из сберегательной кассы, до отправления электрички прошло почти три часа. Если он сдал деньги на почте, тогда убийца прихватил и сберегательную книжку.

Боже мой, какой каторжный труд! Опросить все сберегательные кассы и почтовые отделения, работающие после четырех часов, сдавал ли кто-нибудь на сбережение сорок две — сорок четыре тысячи форинтов двадцать девятого числа с четырех до полшестого. Показать фотокарточку для опознания. Узнать, снимали ли вклад на следующий день. Попросить вспомнить, кто снимал. II при этом маловероятно, чтобы кассиры, работавшие вечером, на другой день могли выйти в утреннюю смену. Если, конечно, все произошло именно так. Но ведь могло произойти и по-другому. К сожалению, и тогда всю эту работу надо проделать. Бедный Еромош.

Па клочке бумаги Бела записал: «Рулон толя». И ниже вопрос: «Кто был последним клиентом в сберегательной кассе?»

В полчетвертого Бела прочищает нос, закапывает капли, откидывая голову на спинку кресла. Сопит с закрытыми глазами и мысленно видит голубое небо, чистое голубое небо с кучевыми облаками, похожими па обнаженную женщину, как па картине Синей Мерше «Жаворонок». Кругом молодые березки, листья шелестят и трепещут от легкого ветерка. На мгновенье он засыпает, но всего лишь на мгновенье. И тут же просыпается. Где открытка с зашифрованным текстом? Бела вновь перебирает фотографии в папке и отыскивает конверт.

Вскрывает. Три фотокопии. С конверта, в котором была открытка, с цветной и обратной стороны открытки. К фотографиям приложена записка Раудера:

«Бела! Хотел отдать Сёрени, но у него тоже грипп. Знаю, для тебя это будет развлечением. Расшифруй. Поправляйся. Фери».

— Без двадцати четыре, до пяти надо попробовать распутать. Если Манци увидит, прогонит в постель. А в полшестого придет эта Вильма Хуньор. Вот и поболей! — рассуждает Бела.

Но шифровке он рад. Идет на кухню, наполняет кофеварку. Кофе его взбодрит.

Он стоит в комнате Андриша, кладет на язык щепотку кальмопирина, прихлебывает из кофейной чашки, затем берет еще щепотку порошка и выпивает еще глоток кофе не торопясь.

На стене слева почти полутораметровая фотография Хемингуэя, которую Янка привезла его сыну из Парижа. Красивое умное лицо. Рядом, на другой фотографии, Хемингуэй и Фидель Кастро. Борода у Хемингуэя седая, па нем темные очки и шапка с маленьким козырьком, как у бейсболистов. Клетчатая рубашка с открытым воротником. Резкий контраст: седая борода Хемингуэя и густая черная борода Кастро. Напротив двери, у окна,— фотография Че Гевары. Характерные теневые контуры шапки, бороды, лица, глаз. Ниже — кусочек карты Южноамериканского континента.

Келемен вздыхает. Терзают отцовские заботы. «Надо бы почаще беседовать с Андришем. Эти две фотографии Бела еще не видел. Где Андриш их взял? И зачем? Что они для него означают? Это тоже модно у нынешней молодежи? Или у этой моды есть и политическая суть? Недовольны нами? Мы и сами недовольны собой, но в чем причина их недовольства?»

И снова приходит мысль, что надо бы поговорить по душам с Андришем. Только вот все некогда. Левая стена сверху исписана математическими решениями, большая ее часть чиста. Андриш сам выкрасил стену желтоватой масляной краской, чтобы на ней было удобно писать. «Это он у меня перенял,— бормочет Келемен, и в его голосе звучит нотка гордости.— Мне нужен обзор. Мне тоже больше нравится работать на доске».

Он ставит на стол Андриша чашку, выбирает в глиняной карандашнице черный фламастер, подходит к стене и начинает с увлечением копировать знаки шифровки, изображенные на открытке.

Тайнопись несложная. Более того, на первый взгляд она кажется наипростейшей. Таким шифром пользуются в школах мальчишки и девчонки в своей секретной переписке. Без особых загадок и уловок. Каждая буква обозначается отдельным знаком. В детстве Бела тоже пользовался подобным шифром. Четыре знака под текстом, несомненно, означают подпись. На восемьдесят процентов вероятно, что открытку писала женщина, значит, и подпись означает женское имя.

«Дух языка, логика языка! Костяк слова составляют согласные, и этот костяк обрастает гласными. Равномерно. Венгерские гласные повторяются в тексте в определенном ритме. Эта ритмика гласных тоже облегчает задачу. Повторяющиеся в одном слове знаки, по-видимому, и есть гласные. Таких знаков два. В венгерском языке чаще всего повторяются гласные «е, «а» и реже — «о». Заменим ими повторяющиеся знаки и попробуем применить метод исключения.

Прежде чем приступить к расшифровке, следует определить тему текста. Ею может быть: поздравление, извещение, сообщение. Этими тремя темами и следует ограничить рамки поиска.

Составим сетку, впишем в нее предполагаемые гласные».

Келемен с головой ушел в работу, он даже высунул кончик языка, как это делают дети, когда они чем-то увлечены.

Нашел! Наконец нашел! Он разглядывает испещренную знаками стену. На лице — пятна от фламастера. «Пожевывая рыбу, шлю миллион поцелуев. Эдит» — именно так написано в открытке. Нехорошо, Эдит.

— Бела! Господи! Что ты тут делаешь? Почему не в постели?

В дверях жена.

Келемен медленно поворачивается, показывая ей лицо в пятнах, с обалделой улыбкой.

— Расшифровывал открытку.

Он подчиняется Манци, которая ведет его в ванную, умывает теплой водой, стаскивает с него телогрейку, натягивает ему чистую пижаму и выпроваживает в комнату.

Он стоит у дивана, пока жена меняет постельное белье, потом ложится. Без десяти пять.

— Принеси телефон.

— Нельзя, Бела. Ты болен!

— Принеси телефон.

Манци хорошая жена, а этого понять не может. Келемен набирает номер, ждет.

— Прошу товарища Раудера. Это Бела Келемен. Он прикрывает глаза, но тут же вздрагивает.

— Расшифровал. Да. Кустарно, но расшифровал. Да. Записывай, диктую: «Пожевывая рыбу, шлю миллион поцелуев. Эдит». Нет, не биллион, а миллион. Меньше, меньше. Да не могу я — у меня насморк. Да, да. Точно.

— Как ты думаешь, кто эта Эдит? — спрашивает Раудер.

— Понятия не имею. До свидания. Он кладет трубку, закрывает глаза.

— Я посплю немного. В полшестого разбуди. Придет эта девушка.

— Какая девушка? И куда она придет?

— К нам. Зовут ее Вильмой. Она дружит с Андришем. На его лице счастливая улыбка. Он лежит с закрытыми глазами, как святой в саркофаге. Он благодарен Эдит за доставленное ему удовольствие. Она не лишена чувства юмора. Жевала рыбу и шифровала открытку. Бедовая девчонка эта Эдит. Кто она?

«Погибну!» На дороге через Сахару — тут, собственно, и дороги-то нет, кругом пески — он поворачивает налево, включив сигнал поворота. Край этот совсем необитаем; теперь самум справа и спереди бьет машину — потрепанное серенькое такси с брезентовым верхом. Он помнит, что в Алеппо ему надо попасть к половине шестого, а в Сахаре еще полдень — только бы выбраться из этой песчаной бури, только бы не забило песком радиатор и не закипела вода от адской жары. Толстый шерстяной шарф защищает носи рот от песка, он нажимает на педаль, не хватает воздуха. Хорошо бы глотнуть немного воды, но воду надо беречь. «Ничего, выдержу! Нет, пожалуй, не выдержу. Надо бы прикрыть радиатор газетой, но теперь никак не вылезу из машины, дверь не открывается, и воздух…»