— Постой! Раудеру — ни слова о нашем разговоре. Мать тоже предупреди, чтобы она следила за своими словами. Я не хочу неприятностей из-за того, что ты мне племянник.

— Хорошо, дядя Бела. Законспирируемся. Все будет в порядке.

— Так-то. Спасибо за информацию. Раудеру я позвоню утром. Имей в виду; обо мне ты ничего не знаешь. До свиданья, Дюри.

— До свиданья, дядя Бела. Я позвоню тебе тоже. Тайком.

Бела кладет трубку. Сопит. Не хватает воздуха. Он капает пипеткой в ноздри, потом громко зовет:

— Манци! Манци!

— Что, дорогой? — Жена заглядывает в дверь.— Принести поесть?

— Неси.

Вряд ли это можно считать случайностью. А если и можно, то, по сути дела, крохотной случайностью. Случайность — это если во время купания в Адриатическом море человека за ногу кусает «крокодил», потом в суете расспросов и извинений выясняется, что человека зовут Бамбергером и что, нырнув, он перестал под водой ориентироваться и оказался в двух шагах от жены, которой захотелось, подобно крокодилу, укусить его за ногу. Потом выясняется также, что товарищ Бамбергер — капитан лейпцигской народной полиции и занимается расследованием уголовных преступлений и, следовательно, они коллеги; более того, его свояченица приходится племянницей Фрици Ромхани, и два года назад летом Бела не встретился с ним у Фрици только потому, что после обеда должен был отправиться в Балатонсентдёрдь по делу Розы Хумбрик. Вот это — случайность.

Если все это хаотическое стечение обстоятельств, неожиданное и непредвиденное уравнение времени и расстояний в тысячи километров можно считать случайностью, то ни в коей мере нельзя отнести к категории случайности тот факт, что Андриш знает Вильму Хуньор..

И по многим причинам. Во-первых, они сверстники — им по семнадцать лет. Во-вторых, что особенного в том, что у двух сверстников одинаковые или, по крайней мере, схожие интересы: оба они посещают один и тот же в двухмиллионном городе математический кружок. Сколько наберется в Пеште семнадцатилетних мальчиков, проявляющих интерес к математике? Не в Буде и Пеште, а только в Пеште, в двух соседних районах. Было бы скорее странно, если бы они не были знакомы или не знали бы друг о друге.

Андриш входит, жуя жевательную резинку.

— Привет, па!

— Привет. Принеси, пожалуйста, еще одну салфетку — у меня весь рот в желтке.

Он выходит, приносит салфетку, Бела вытирает рот.

— Как ты себя чувствуешь?

— Скверно,— отвечает Бела.

— Жаль. Вот жаль…

— Спасибо.

— Нет, я не потому… Вернее, и потому, что ты болен. Только сейчас это очень некстати…

— Будь добр, поставь на стол поднос.

Это умышленный маневр. Не следует выспрашивать у человека, если видишь, что он и так будет говорить — сам он расскажет больше.

— Да я о деле Хуньора,— говорит Андриш, поставив поднос на стол и усаживаясь в кресло, в котором до него сидел Раудер.— Бела молчит.— Я читал в газете, что его

убили. Очень некстати, что именно сейчас ты болен, потому что я хотел расспросить тебя… Я знаю его дочь. Мы занимаемся в одном кружке.

— Думаешь, она убийца?

Это был, конечно, недозволенный прием, но Белу интересовали эмоции сына. А чтобы выявить эти эмоции, надо было его спровоцировать.

— Вряд ли. Более того, это исключено,— говорит он с неожиданным спокойствием.

— Вы вместе «топаете»? — Бела тоже кое-что усвоил из его жаргона.

— К сожалению, нет. И поверь, не по моей вине.

— Верю. Из этого следует, что она «топает» с другим.

— Скажи, па, ты не подумывал о том, чтобы податься в детективы? У тебя отменная логика. Ни с кем она не «топает».

— А ты не задумывался над тем, как нахально разговариваешь с отцом? И над тем, что ты, кажется, не унаследовал моей отменной логики? Я как раз похвалил твои кавалерские качества.

— У меня есть предложение, па.

— Слушаю.

— Давай отбросим мелочи. Сосредоточимся на главном. Спрашивай. Это твоя профессия.

— Предложение принято. Только спрашивать я не буру. Рассказывай. Если потребуется, задам вопрос по ходу дела. К тому же у меня насморк.

— Хорошо.

И Андриш рассказал. Полтора года они с Вильмой ходят в математический кружок. Вильма не просто красивая и развитая девушка, она талантливая, хороший математик, оригинально мыслит, и Андриш немедленно атаковал ее, но без ощутимого результата.

— Я ошибся. Я еще не разбирался в женщинах.

— Теперь уже разбираешься?

— Лучше, чем тогда,— парировал он.

Прошлым летом Вильма познакомилась с одним молодым художником и увлеклась им, но вскоре между ними все было кончено. С тех пор девушка никем не интересуется. И Андришем тоже. А он вот уже более полугода ухаживает за Кларой Видхейм и говорит, ему хорошо с ней. С Вильмой у него строго приятельские отношения. По кружку. За все время их знакомства он лишь дважды был в доме Хуньора, да и то давно. Почти год назад. Отца Вильмы он в лицо не видел, встречался только с матерью.

— Как она выглядит?

— Толстая.

— Работает?

— Она повар в какой-то заводской столовой.

— Ты знал о том, что в прошлом месяце Хуньор ушел из дому?

— Знал. Вильма сказала.

— Как?

— Вечером, когда мы шли вместе с занятий.

— Я не об этом. Как она сказала?

— Очень горевала. Но сказала, что отец прав и на его месте она давно бы так поступила.

— Вон оно что! Значит, она не любит мать?

— Не знаю. Возможно. Во всяком случае, она не восторгается ею. Сказала как-то, что если бы она была мужчиной, то не смогла бы жить с ней…

— Понимаю. Она не говорила о том, что у отца есть женщина?

— Нет. Об этом не говорила. Но она очень любила отца.

— Он не предупреждал ее, что уйдет из дому?

— Нет, но на другой день он ждал ее у школы и они о чем-то говорили.

— О чем? Может, о том, почему он ушел из дому?

— Не знаю.

— Хорошо. Ну а по разговору ты мог догадаться, из-за чего он ушел?

— Да как… Не знаю… Должно быть, из-за того, что они часто скандалили. Вернее, мать скандалила.

— Ревновала?

— Откуда мне знать… Наверное. Этого я не знаю. А врать не хочу.

— Правильно. Врать не надо. Кого ты еще знаешь из их семьи? Дежёне Балог знаешь?

— Кто это?

— Сестра Хуньора. Его убили в ее домике.

— А-а… слышал. Я знаком с ее дочерью Бориш. Только не знал, что ее фамилия Балог. Она модельерша. Хорошая женщина. Видел ее один раз в университетском кинотеатре, когда смотрел фильм Янчо. Вильма подошла к ней, и они о чем-то поговорили. На ней еще была очень уж короткая мини-юбка.

— А у тебя хорошая наблюдательность.

— Да?… Только не уверяй меня, па, что ты сам таких вещей не замечаешь.

— А разве я уверяю? Теперь скажи мне, почему моя болезнь оказалась так некстати.

— А, да… Это из-за Вильмы. Она знает, что ты мой отец, то— есть знает, что это по вашей части, что вы там занимаетесь расследованием…

— Ну и?…

— Просила передать, что хотела бы прийти к тебе.

— Но ее и без меня допросят. И уже, наверное, допросили.

— Да. Но она доверяет только тебе.

— Мне?

— Да. Я сказал ей, что ты предок очень порядочный.

— Благодарю. Это любезно с твоей стороны. Только будь добр, не делай мне больше рекламу.

— Хорошо, па. Значит, можно ей прийти?

— Сюда? На квартиру?

— Ну, раз ты не на работе…

— Как у тебя все просто, Андриш… Я ведь сейчас болею и не имею права вмешиваться в расследование.

— Да я и не думал об официальном расследовании. Только так, приватус.

— Приватус? А ты знаешь, что такое приватус?

— Латинское слово. Значит — в частном порядке.

— Спасибо за разъяснение. Хорошо, пусть приходит завтра к пяти.

— У нас до полшестого занятия в кружке.

— Тогда после занятий. Но твое присутствие необязательно.

— Я потерплю, па.

— А теперь убирайся, а то я чем-нибудь запущу в тебя… И прихвати с собой поднос!…