На обратной стороне Билл записал карандашом имя лошади, сумму своей ставки и дату. Он всегда был методичен. Я унес билетики в свою комнату и проверил по справочнику даты скачек. Я припомнил обрывки разговоров, случайные фразы, и очень многое мне стало ясно.

Хотя не все, далеко не все.

В Бристоле шли ливни, и холодная, упорная, безжалостная сырость портила все удовольствие от скачек.

Кэт известила меня, что не приедет из-за погоды, это было непохоже на нее, и я пытался представить себе, какого рода давление оказала на нее тетушка Дэб, чтобы оставить дома.

Главной темой сплетен в весовой был Джо Нантвич. Администрация расследовала его поведение во время последних скачек и, согласно официальной версии, «строго предупредила на будущее». Все считали, что ему здорово повезло и что, принимая во внимание его прошлые проступки он дешево отделался.

Сам Джо петушился почти так же, как прежде. На его круглом розовом лице не было и тени страха, ни малейших следов тупого пьянства, которое в Челтенхэме превратило его в тряпку, А между там говорили, что прошлую пятницу, субботу и часть воскресенья он провел в турецких банях, не зная, куда деваться от страха. Накануне он напился до бесчувствия и весь конец недели выпаривал из себя хмель, со слезами уверяя банщиков, что чувствует себя в безопасности только у них, отказывался одеться и идти домой.

Рассказывал эту историю, наслаждаясь и всячески ее расписывая, Сэнди. По его словам, он в воскресенье утром зашел в турецкие бани, чтобы сбросить к понедельнику, дню скачек, несколько фунтов, и видел все это собственными глазами.

Я застал Джо за чтением объявлений. Он насвистывал какой-то мотивчик.

— Что тебя так веселит? — спросил я.

— Все.

Он усмехнулся. Я разглядел легкие морщинки у него вокруг рта и слегка воспаленные глаза, других следов пережитых волнений не было.

— Меня не дисквалифицировали. И я получил деньги за то, что проиграл эту скачку.

— Что?! — воскликнул я.

— Мне заплатили. Ты же знаешь, я говорил тебе. Пакет с деньгами. Пришел сегодня утром. Сто фунтов. Я уставился на него.

— А что? Я просто сделал, что мне велели, и все! — сказал он заносчиво.

— Должно быть, — промямлил я.

— И еще, насчет этих угрожающих записок. Я надул их, понимаешь. Я весь конец недели проторчал в турецких банях, они не могли до меня добраться. Я им всем утер нос! — закончил он торжествующе, как будто на будущей неделе они не смогут с ним рассчитаться, если захотят. Он явно не понимал, что его уже наказали и что, кроме физических страданий, на свете есть кое-что похуже. Он целую неделю переживал острую тревогу, последние три дня — дикий страх, а ему казалось, что он вышел сухим из воды и всем утер нос.

— Блажен, кто верует, — сказал я кротко. — Джо, ответь мне на один вопрос. У этого человека, который звонит тебе, ну, когда ты должен «придержать» лошадь, какой у него голос?

— Ну, так не определишь, по голосу. Это может быть кто угодно. Мягкий такой голос, вроде сиплый или приглушенный. Иногда почти шепотом говорит, будто боится человек, что его подслушают. А какая мне разница? Лишь бы подбрасывал на горючее, а там пусть хоть квакает, как лягушка. Мне наплевать.

— Ты что, хочешь сказать, что «придержишь» любую лошадь, если он тебя попросит?

— Может, «придержу». А может, и нет, — сказал Джо, сообразив, видно, что очень уж он разоткровенничался со мной. Он бросил на меня искоса хитрый взгляд и ретировался в раздевалку. Его увертливость была просто фантастична.

Пит и Дэн обсуждали распорядок дня, и я подошел к ним. Пит проклинал погоду и говорил, что она испортит нам, к черту, всю обедню на скачках, во что Палиндрому и это не помеха.

— Бери голову сначала от полкруга, и точка. Это все дерьмовые ездоки. Насколько я понимаю, твое дело верняк.

— Ладно, — ответил я механически и вдруг мысленно вздрогнул, вспомнив, что Адмирал тоже был верняк в Мейденхеде.

Дэн спросил меня, хорошо ли я провел время с Кэт, и был не слишком обрадован моим восторженным ответом.

— Будь ты проклят, дружище, если ты отбил у меня Кэт, — сказал он шутливо-свирепым тоном, но у меня осталось такое ощущение, что он говорит это всерьез. Может идти речь о дружбе между мужчинами, влюбленными в одну девушку? Я усомнился, потому что увидел мелькнувшее на лице Дэна незнакомое выражение вражды. Я стоял в замешательстве, как будто утес на моих глазах вдруг превратился в сыпучий песок.

Я пошел искать Сэнди.

Он стоял в раздевалке у окна, глядя сквозь завесу дождя, струившегося по стеклу. Он оделся в цвета своей первой скачки и смотрел на паддок, где конюхи в плащах водили двух лошадей. И лошади и конюхи выглядели жалко.:

— Не мешало бы нам сегодня поставить дворнички на скаковые очки, — заметил он, не теряя хорошего расположения духа, — Кто-нибудь хочет получить грязевую ванну? Ну и льет, чтоб мне провалиться, вот уж в такую погодку ни один гусь сухим из воды не выйдет.

— Ну, как тебе понравилось в турецких банях в воскресенье? — спросил я, улыбаясь.

— А, так ты слышал об этом!

— Земля слухом полнится, — сказал я.

— Так и надо этому ублюдку, — сказал Сэнди, широко улыбаясь.

— А как ты разузнал, где его искать? — поинтересовался я.

— У маменьки спросил… — Сэнди вдруг осекся на полуслове, и весь его вид говорил, что он сморозил какую-то глупость. — Так, — сказал я. — Значит, это ты посылал ему угрожающие записки насчет Болингброка?

— Откуда ты знаешь? — спросил Сэнди добродушно.

— Ты любишь грубые шутки и не любишь Джо, — сказал я. — Первую записку, которую он получил, ему сунули в пиджак, в раздевалке в Пламптоне, ее мог подложить или жокей, или служащий ипподрома, или прислуга. Это не мог быть ни букмекер, ни тренер, ни владелец лошади или кто-либо из публики. Вот я и подумал, что человек, который положил записку в Карман Джо, и тот, кто платит ему за нечестную игру, — разные люди. Тот человек, как это ни странно, не отомстил Джо. Я спросил себя, кто же тогда заинтересован в том, чтобы мучить Джо Нантвича. И подумал о тебе. Ты знал, что он должен проиграть. Когда он выиграл, ты сказал ему, что потерял на этом кучу денег и что рассчитаешься с ним. Ты ходил за ним по пятам, чтобы насладиться видом его страданий.

— Месть сладка и так далее? Ну что ж, ты поймал меня с поличным, — сказал Сэнди. — Одного в толк не возьму, откуда ты знаешь обо мне такую уйму вещей?

— В основном от самого Джо, — сказал я.

— Вот болтун! Когда-нибудь язык доведет его до беды.

— Безусловно, — сказал я, вспомнив пьяную болтовню Джо.

— Ты ему сказал, что я посылал эти записки? — спросил Сэнди, впервые проявляя тревогу.

— Нет. Это только бы осложнило дело, — сказал я.

— Ну, хоть на этом спасибо!

— В награду за эту маленькую услугу, Сэнди, скажи мне, откуда ты знал, что Болингброк не должен выиграть?

Он широко улыбнулся, покачиваясь на носках, но не ответил.

— Давай говори, — сказал я. — Я ведь немногого прошу, и это, может быть, даст мне ключик к другой загадке — насчет Билла Дэвидсона.

Сэнди покачал годовой.

— Это тебе не поможет. Мне Джо сказал.

— Что?! — воскликнул я.

— Он мне сам сказал, в душевой, когда мы переодевались перед скачкой. Ты же знаешь, он должен побахвалиться. Ему хотелось хвастнуть, а я был под рукой. Кроме того, он знал, что я, случалось, сам «придерживал» лошадей.

— Что он тебе сказал? — спросил я.

— Он сказал, что, если я хочу поучиться у умных людей, как измотать лошадь, я могу понаблюдать, как он пойдет на Болингброке. Ну что ж Сэнди Мэйсон умеет понимать с полуслова. Я нашел игрока, который поставил пятьдесят соверенов на Лейка, тот по моим расчетам должен был выиграть, если Джо «придушит» Болингброка. И знаешь, что произошло? Этот дурень не выдержал и обошел Лейка на два корпуса. Я готов был сам задушить его. Пятьдесят фунтов — это, брат, для меня не маленькие деньги.