— Шейн это любит, и Карн это любит, — негромко прибавил Саймон.

— Она ужасно как хорошо вела работу с иммигрантами. С ними у нее и связаны первые серьезные неприятности, — сказала Энн Сноу, слегка покачивая коньячную рюмку узкой рукой.

— Неприятности?

— Да, перед самой ее смертью. Вам не рассказывали? О ее крупной ссоре с мисс Д'Арси?

— Нет.

— Ну, понятно, что Д'Арси не стали рассказывать. А Стелла сплетнями не занималась.

— Дайте-ка я изложу, — сказал Саймон. — Историйка занятная. Когда начался шум с Годом беженцев, Доротея Д'Арси зажглась благотворительным энтузиазмом, каковым возгорелся и ректор. Доротеины вспышки энтузиазма всегда синхронизированы с ректорскими. Она занялась сбором средств и отсылкой вещей в Лондон. Все это весьма похвально, однако в городе уже проходила, и вполне успешно, кампания помощи иммигрантам, объявленная мэром. Но нет, это Доротее не подходит: Карну и благотворительность нужна своя, отдельная; с плебсом ни компанию водить, ни кампанию проводить. Думаю, что вдохновлял Доротею ее брат. Как бы ни было, но по прошествии нескольких месяцев из Лондонского центра пришел, видимо, Доротее письменный запрос — не приютит ли в Карне кто-либо двоих иммигрантов, мужа с женой. Вместо того чтобы огласить это письмо, Доротея тут же написала в Лондон, что сама даст им приют у себя. Что ж, ладно. Эти двое приехали, Доротея и Феликс встали в гордую позу благодетелей, и местная печать разрекламировала это как пример британской гуманности.

А месяца через полтора в один прекрасный день наши муж с женой постучались к Стелле. (Роуды с Д'Арси живут ведь по соседству, да и, помимо того, Стелла пыталась проявить участие к Доротеиным гостям.) Жена лила потоки слез, а муж метал громы и молнии, но Стеллу это не устрашило. Она их тут же провела в гостиную, чаем напоила. Наконец они на простейшем английском все же как-то объяснили, что сбежали от Д'Арси по причине дурного обращения. От жены требовалось с утра до ночи подвизаться в кухне, а мужа приставили в качестве бесплатного псаря к этим пакостным спаниелям, которых разводит Доротея. К безносым этим.

— Той-спаниелям, — подсказала Энн.

— Положение — хуже не придумаешь. Жена беременна, муж — дипломированный инженер, так что оба не вполне годятся на роль домашней прислуги. Они сказали Стелле, что Доротеи до вечера не будет дома — уехала на собачью выставку. Стелла посоветовала им побыть покамест у нее, а вечером пошла и сообщила Доротее о случившемся. Смелости Стелле не занимать было, как видите. То есть дело, собственно, не в смелости, а в простоте и прямоте. Доротея пришла в ярость и потребовала, чтобы Стелла немедленно возвратила «ее беженцев». Стелла в ответ заверила ее, что они не захотят возвращаться, и ушла домой. Дома позвонила в Лондонский центр и спросила у них совета. Оттуда прибыла представительница для беседы с Доротеей и ее подопечными, и в результате беженцы на следующий день вернулись в Лондон… Нетрудно вообразить, какой бы деликатес сделала Шейн Хект из этой истории.

— А она не дозналась разве?

— Стелла никому, кроме нас, не рассказала, а от нас дальше не пошло. Доротея же просто объявила, что беженцам нашлась работа в Лондоне, и на этом точка.

— И давно это случилось?

— Они уехали ровно три недели назад. Стелла в тот вечер ужинала у меня и рассказала, а ты был в Оксфорде на собеседовании, — напомнила Энн мужу. — Было это как раз три недели назад.

— Бедный Саймон теперь кошмарно перегружен, — повернулась она к Смайли. — Феликс Д'Арси нагрузил его еще и всеми экзаменационными работами, которые должен был про верить Роуд. Тут свои успей проверить, а еще и чужие — кошмар.

— Да, — заметил раздумчиво Саймон. — Неделька выдалась неважная. Ситуация отчасти даже унизительная. У Роуда в классах есть и несколько моих прежних учеников. Кое-кого из них я считал практически невосприимчивым к точным наукам, а Роуд, видимо, добился с ними поразительных успехов. Одному такому — Перкинсу — пришлось поставить шестьдесят один балл. В прошлом же семестре он получил у меня пятнадцать баллов за куда более легкую работу. Его не оста вили на второй год лишь благодаря шумному вмешательству Филдинга. Он у Филдинга в корпусе.

— Знаю, знаю — рыжеволосый, староста.

— Вот как! — изумился Саймон. — Неужто знаете?

— Филдинг нас познакомил, — туманно пояснил Смайли. — Кстати, об этом инциденте с иммигрантами вам, кроме Стеллы, никто не рассказывал? Не подтвердил случившегося, так сказать?

Энн Сноу странно посмотрела на Смайли.

— Нет. Только Стелла. Разумеется, Доротея Д'Арси и не заикнулась об этом. Но зато уж и возненавидела же она Стеллу!

Смайли проводил гостей к автомобилю и, несмотря на их протесты, дождался, пока Саймон не завел мотор рукояткой. Наконец машина тронулась и угромыхала по тихой улице. Смайли с минуту еще стоял на тротуаре — странная, одинокая фигура, глядящая в пустую даль дороги.

Пес, не кусавший почтальона; дьявол, которого мчал ветер; женщина, знавшая, что умрет; озабоченный человек в пальто, стоящий в снегу близ отеля; и тягучий перезвон курантов на башне Аббатства, говорящий, что пора спать.

Поколебавшись, пожав плечами, Смайли пересек улицу, поднялся на порог отеля и вступил в желтый, скаредный свет вестибюля. Не спеша взошел по лестнице.

«Герб Солеев» был ему глубоко противен. Заабажуренный свет в холле типичен для всего тут: плох, старомоден, чопорен. Как официанты здешние, как приглушенные голоса в диванной, как этот однокомнатный отвратный номерок с позлащенными и голубыми вазами и с гобеленами в рамках, изображающими сад в Букингемшире.

В комнате стоял ледяной холод: должно быть, горничная открывала окно. Он сунул шиллинг в щель счетчика, зажег газ. Пламя брюзгливо вспузырилось и погасло. Смайли оглядел комнату — не найдется ли где писчей бумаги. К его немалому удивлению, таковая отыскалась в ящике письменного стола. Смайли переоделся в пижаму и халат и, ежась, полез в постель. Посидев там зябко минут пять, он встал, принес пальто и постлал поверх стеганого одеяла. Пальтом от холода спасаюсь…

Как там у нее в показании? "И мне спасибо скажут, моя голубка скажет, а бусы я взяла для святых, а пальто взяла — пальтом от холода спасаюсь…" Пальто это дали Стелле в среду, для беженцев. По смыслу показания резонно бы предположить, что Джейни и пальто из теплицы, и бусы с тела похитила в одно время. Но ведь в пятницу утром Доротея Д'Арси побывала там — да-да, с мистером Кардью, — и вот что она говорила сегодня: «Ни вещички не валялось — все запаковано в посылочный мешок, увязано, адрес написан… Чертовски дельная работница, скажу вам…» Но тогда почему Стелла и пальто не вложила в посылку? Если все прочее запаковала, то почему пальто оставила?

Или же Джейни украла пальто еще днем, прежде чем Стелла упаковала вещи? Если так, то как будто лишний довод, что не Джейни убила. Но нет, не так. Ибо совершенно невероятно, чтобы Джейни днем украла пальто, а вечером того же дня вернулась снова. — Начни сначала, — пробормотал Смайли не то себе в поучение, не то листку бумаги на коленях, украшенному гербом Солеев. — Джейни украла пальто одновременно с бусами, то есть когда Стелла была уже мертва. Отсюда следует, что либо пальто не было упаковано с прочей одеждой, либо же…

Либо что? Либо же кто-то другой — не Стелла Роуд — запаковал вещи уже после смерти Стеллы, но прежде, чем Доротея Д'Арси и мистер Кардью пришли утром в пятницу к Роуду домой. Но за каким бы дьяволом, подумал Смайли, понадобилось кому-то заниматься этой упаковкой?

В проводимых Смайли изысканиях — будь то среди инкунабул безвестного поэта, будь то среди кропотливо собранных обрывков разведданных — одним из кардинальных его принципов было не заходить за пределы четко доказанного. Не придавать фактам, логически раскрытым, не свойственного им значения. Поэтому Смайли не стал распространяться и расширять сделанное им примечательное открытие, а занялся самым неясным из всего — мотивом убийства.