— Её здесь нет.

— Скажите мне на милость, — произнесла миссис Тафтс, снова обретая дар речи, — что творится сегодня в этом доме? Это же форменный вертеп. Куда девалась та, рыжая, сбежала… или ещё что-нибудь почище? — Она выпятила нижнюю губу и стояла, приземистая и тучная, уничтожающе глядя на Финбоу.

— Далеко уйти она не могла, — рассудительно заметила Эвис. — Ведь она не одета. Все её вещи на месте.

— Если она в доме, она от меня не скроется — все равно найду, — буркнула миссис Тафтс. — А если её нет, то она останется на улице на всю ночь. Здесь две двери, и обе будут заперты, уж я позабочусь об этом.

Щёлкнули шпингалеты на дверях гостиной, опустился засов на входных дверях в холле, и миссис Тафтс, вернувшись к нам, заявила:

— Так вот, в кухне её нет. Когда вы разбудили меня своим шумом, я подумала, что это на кухне. Я заглянула туда, но там никого не было. Посмотрим теперь спальни. Мистер Финбоу, постучитесь-ка в дверь к тому молодчику.

Финбоу выслушал тираду экономки с невозмутимым спокойствием. Он громко постучал в дверь Филиппа. В ответ — ни звука. Он постучался ещё раз, вошёл в комнату и чиркнул спичкой. На кровати Филиппа царил беспорядок, и она была пуста.

— Так, — пробормотал Финбоу.

Со свечой в руке в спальню вошла миссис Тафтс, а вслед за ней и мы с Эвис. Мы представляли препотешную группу… четверо взрослых людей, тупо уставившихся на пустую постель: высокий, элегантный, благодушно улыбающийся Финбоу; миссис Тафтс в пальто и торчащей из-под него ночной сорочке — сама оскорблённая добродетель; изящная, как китайская статуэтка, Эвис — бледная, усталая, но с искрящимися от смеха глазами; и, Наконец, я сам, с блуждающим взглядом, старательно обходящим миссис Тафтс, немолодой, солидный джентльмен в выходном костюме.

— Они убежали вдвоём, и один бог знает, чем все это может кончиться! Только он! — взорвалась миссис Тафтс. — Если их нет и в соседней комнате, то они останутся на улице, клянусь!

Я собрался возразить ей, но Финбоу остановил меня.

— Правильно, миссис Тафтс. Оставьте их за дверью, если они действительно ушли из дому.

Мы вернулись в гостиную, и Финбоу тихонько постучал в дверь комнаты Уильяма и Кристофера. Спустя минуту оттуда послышалось невнятное бормотание, и Финбоу сунул в дверь голову.

— К вам случайно не забрели Филипп и Тони, а?

— Что вы, конечно, нет, — ответил хриплым со сна голосом Уильям. — С какой стати?

— Я и сам думаю, что им здесь делать нечего, — ответил Финбоу.

— А зачем они вам понадобились? — Сон постепенно улетучивался, и Уильям начинал проявлять недовольство.

— Мне они, собственно, не нужны, — отозвался Финбоу. — Это миссис Тафтс хочет их видеть.

— Передайте ей, пусть она катится ко всем чертям! — сказал Уильям. — Спокойной ночи.

Финбоу прикрыл дверь и обернулся с улыбкой к миссис Тафтс, которая была вне себя от злости. Но прежде чем она двинулась с новыми силами на поиски, он сказал:

— Итак, миссис Тафтс, теперь все ясно. Они, должно быть, на улице и попадут в дом только утром. Обещайте мне, что вы ни словом не обмолвитесь о наших ночных похождениях, когда встретитесь с ними за завтраком.

— Ничего я не обещаю… — начала было миссис Тафтс.

— Сержант Беррелл вам за это спасибо не скажет, — тихо заметил Финбоу.

— А это ещё почему? — воскликнула в ярости миссис Тафтс, но, подумав, добавила: — Ну ладно, так и быть, буду молчать, пока сама не увижу сержанта Беррелла, но учтите, я иду против своей совести.

— Вот и хорошо, — ответил Финбоу. — А теперь — все спать.

Через несколько минут мы уже были в нашей комнате. Финбоу снимал воротничок, а я наблюдал за ним.

— Может, поговорим? — предложил я.

— Ну что ж, поговорим, — откликнулся он. — Перед отъездом в Лондон я проверял нашу комнату. Она единственная в доме, где можно разговаривать, не боясь быть услышанным. Стены между нею и другими комнатами ни такие тонкие, как везде.

— Значит, наша лодочная прогулка вчера ночью не была вызвана никакой необходимостью, — начал я брюзжать.

— Никакой, — рассмеялся Финбоу. — Но тогда я не знал этого. Кроме того, благодаря прогулке мы оба окунулись в атмосферу таинственности.

— Подумаешь! — воскликнул я. Он задумчиво продолжал:

— Весёленькая ночка, ничего не скажешь.

— Весёленькая?! — повторил я возмущённо.

Я мечтал поскорее добраться до постели, но знал, что не смогу заснуть, пока не выясню, что нужно было Финбоу узнать от Эвис.

— Зачем ты мучил Эвис своими бесконечными рассуждениями? Ты же видел, что она еле держится на ногах.

— Именно поэтому я и затеял этот разговор, — ответил Финбоу.

— Не очень достойный приём, — заметил я, — пользоваться слабостью другого.

— Дорогой Иен, — мягко ответил Финбоу. — Такие развлечения не в моем духе. Я затеял разговор с Эвис, потому что хотел узнать кое-что о ней самой… ну и, разумеется, потому, что это гораздо легче сделать в беседе с человеком уставшим. Ты, наверно, знаешь, что чаще всего у людей развязываются языки тогда, когда они валятся с ног от усталости или когда пьяны. Это свойство весьма полезно использовать, если интересуешься процессами человеческого мышления, но, к сожалению, его не всегда по достоинству оценивают. У выпившего человека уже после нескольких рюмок развязывается язык, потому что у него притупляется чувство самоконтроля. Предрассветные часы оказывают на психику человека такое же действие, что и алкоголь. Вспомни только, сколько сокровенных тайн поверяли тебе после полуночи! Вспомни, сколько секретов ты сам рассказал! И как стыдно обычно бывает на следующее утро, когда трезвый рассудок заставляет критически оценить свои поступки! Финбоу продолжал:

— К сожалению, мы редко отдаём себе отчёт в том, каким образом протекает последовательность наших умонастроений на протяжении одних суток. По-моему, это происходит потому, что большинство людей плохо разбирается в психологии и просто не способно заметить колебаний собственных умонастроений. Я в своей жизни встретил единственного человека, который умел тонко использовать способность человеческого мышления к трансформации. Это один мой знакомый писатель. Он всегда садится за работу поздно вечером, когда в психике господствует подсознательное «я». А утром, когда пробуждается способность критически мыслить, он правит написанное накануне. По его словам, он каждый раз делает тройную работу. Правда, это ему не помогает — он все равно пишет из рук вон плохо.

Тут моё терпение лопнуло, и я взмолился:

— Ради всего святого, будь другом, прекрати свои туманные словоизлияния. Скажи мне толком, зачем тебе понадобился этот разговор с Эвис? Что ты из него вынес? Неужели ты не видишь, что я извёлся вконец от этой неизвестности?! Что она искала в доме, когда мы неожиданно вошли? Что все это, в конце концов, значит?

— Прости меня, Иен, — сказал Финбоу, присаживаясь на край моей кровати. — Я вижу, как ты нервничаешь. Но ты должен набраться терпения ещё на пару деньков. Кто совершил преступление, я до сих пор» ещё не знаю. И не знаю, почему Эвис бродила ночью по дому. Могу только предположить, что она хотела что-то сжечь… Вспомни, как она настаивала, чтобы разожгли камин вчера вечером.

Я сразу насторожился:

— Ты думаешь, это значит… Финбоу оборвал меня:

— Это может означать все, что угодно, и ровным счётом ничего. Не забывай, что в этой милой компаньице полно всевозможных душевных драм, однако совсем не обязательно все они должны иметь отношение к убийству. Преступницей может оказаться и Эвис и Тони, но не обе. Однако и та и другая ведут себя так, будто им есть что скрывать — и немало. Вот я и пытаюсь разобраться во всех этих хитросплетениях. Поэтому я и беседовал с Эвис сегодня ночью. А ловко я расставил ей сети! Впрочем, ты этого оценить не способен. Начал исподволь — с театра, по опыту знаю, что любая девушка типа Эвис в какой-то период своей жизни втайне мечтает о сцене. Затем потихоньку подвёл её к любовной мелодраме, что, с моей точки зрения, должно было ей импонировать, как это импонирует почти всем в её возрасте. Если бы я знал, что она увлекается музыкой, я бы завёл речь об опере. Мне хотелось создать атмосферу романтики, любви… я прозрачно намекнул на лично пережитое… после этого оставалось лишь сидеть и слушать историю жизни Эвис из её собственных уст, помнишь, как она рассказывала о своих поклонниках, о том, как она ни в одного из них так и не смогла влюбиться!