— Не может быть, чтобы во всем графстве Норфолк не нашлось горстки угля, — возразила Эвис, и уголки её губ капризно изогнулись.

— Да, но его проищешь всю ночь, — ответил Кристофер. — Сейчас не настолько холодно, дорогая. Выпей чего-нибудь — сразу согреешься.

— Я хочу, чтоб затопили камин, — твердила Эвис, — неужели тебе трудно сделать это для меня?

— Да ты что, хочешь послать человека в Норидж только потому, что тебя немного знобит?! Ведь здесь даже машины нет! Что же, он должен идти в такую даль на своих двоих, что ли? — вмешалась Тони.

На протяжении всего дня чувствовалось, что отношения Тони и Эвис сложились не лучшим образом, а перепалка, невольным свидетелем которой я стал, не оставляла сомнений на этот счёт.

— Я разговаривала с Кристофером, — заявила Эвис. Её бескровные щеки порозовели от гнева. — И остальных это не касается. Кристофер, я не так уж часто тебя о чем-нибудь прошу. — Теперь в её тоне появились просительные нотки.

Кристофер недоуменно пожал плечами.

— Я готов ради тебя на все, дорогая. Но сейчас ты ведёшь себя неблагоразумно, пойми.

Эвис натянуто улыбнулась.

— Наверное, ты прав. Это все нервы, — пробормотала она. — Пойду и постараюсь согреться. Спокойной ночи, друзья.

Она поднялась из-за стола и медленной, изящной поступью вышла из комнаты, остальные проводили её взглядом.

— Она, очевидно, просто переутомилась, — как бы извиняясь, произнёс Кристофер. — Да это и понятно после такого дня.

— Этот день был одинаково скверным для всех, — заметила Тони. — Но представьте себе, что было бы, если бы мы все стали капризничать, словно избалованные прима-балерины?!

— Это мне напоминает анекдот, — вступил в разговор Финбоу. — Один старшина отчитывает новобранцев, которых поймал с нечищеными пуговицами: «Что было бы, если бы все солдаты английской армии явились на парад с такими же грязными пуговицами?» На этот вопрос существует единственный ответ, но, насколько я знаю, никто ещё не рискнул так ответить. Он напрашивается сам собой: «Тогда бы вся английская армия вышла на парад с грязными пуговицами».

Тони рассмеялась, а Финбоу продолжал:

— Пускать в ход такой аргумент — недостойный приём в споре, Тони.

Эпизод с Эвис был забыт за приготовлениями к бриджу, но у меня все же остался неприятный осадок. Мне нередко приходилось видеть её грустной или погруженной в чёрную меланхолию, но никогда прежде она так явно не проявляла своего плохого настроения. Мои мрачные предчувствия усиливались.

В подавленном настроении сел я за ломберный столик в гостиной в паре с Финбоу, машинально сдавал карты и машинально играл. К моему великому облегчению, ход выиграл Финбоу и этим хоть на время избавил меня от необходимости делать вид, что мои мысли сосредоточены на игре. На диванчике за спиной Финбоу, почти касаясь лицом друг друга, о чем-то шептались Филипп и Тони. Снова обратившись к бриджу, я увидел, как Финбоу с блеском проводит рискованную комбинацию «четыре пики». Я был плохим партнёром, но игра все же рассеяла мои страхи.

Я играю в бридж почти всю свою сознательную жизнь и без хвастовства могу сказать, что благодаря своей незаурядной памяти считаюсь игроком выше среднего уровня. Но я явно не мог состязаться со своими партнёрами в тот вечер. Финбоу слыл, как говорили в Гонконге, «карточным асом к востоку от Сингапура». С его живым умом и богатой практикой, приобретённой во время скучных, долгих вечеров вдали от родины, иного быть и не могло. Уильям и Кристофер тоже были первоклассными игроками, я бы даже затруднился сказать, кто из них троих играет лучше. Но у каждого был свой стиль игры, который сильно отличался от стиля двух других. Уильям сидел, потирая подбородок, нарушая молчание только тогда, когда того требовала игра, он с математической точностью определял все шансы и ни на йоту не отступал от того, что подсказывал ему разум. Игра Финбоу была смешением классического бриджа с рискованным покером. Однажды после очередного головокружительного блефа он сказал: «Бридж — это жалкая замена доброй беседы. Однако у меня в жизни ещё не было беседы, оставляющей такое же чувство удовлетворения, какое испытываешь после удачно проведённого блефа», Кристофер улыбнулся:

— Судя по тем немногим беседам, свидетелем которых я был, я бы не сказал, что вы испытываете от них меньше удовольствия.

У Кристофера, как я заметил, тоже было чутьё игрока, которого я лично лишён начисто.

Пока шла игра, я забыл о своих тревогах. Даже ни разу не вспомнил о нашем напряжённом ожидании в темноте. К слову сказать, несмотря на то, что все три моих партнёра были в этот вечер в ударе, я выиграл фунт стерлингов — мне шла хорошая карта.

Около половины двенадцатого закончился третий роббер, и мы разошлись по комнатам. Я уже начал снимать пиджак, как вдруг Финбоу остановил меня.

— Постой, — сказал он, — пойдём покатаемся на лодке. Нам надо поговорить.

В другое время я бы стал возражать — у людей определённого возраста привычки, как известно, становятся второй натурой, а я даже в молодости не питал пристрастия к полуночным прогулкам на лодке, — но при последних словах Финбоу все мои смутные догадки и опасения ожили снова. Возраст не властен над такими чувствами, как волнение и тревога, и я довольно искренне ответил:

— С удовольствием!

— Только нам нужно подождать полчасика, — тихо сказал Финбоу, закуривая сигарету, — пока наши молодые люди не заснут. А ты пока почитай что-нибудь — не стоит начинать разговор в этих стенах.

Я пытался читать «Дизраэли» Моруа — я сунул эту книгу в чемодан, собираясь в дорогу, — но пламя свечи дрожало и мигало, буквы сливались в сплошное жёлтое пятно… а драматические события, развёртывающиеся в романе, казались далёкими и малозначительными по сравнению с событиями, в водоворот которых попал я. Волей-неволей мой взгляд устремился к Финбоу, в его профиле было все-таки что-то лошадиное, впрочем, это не лишало его своеобразного благородства. Он сидел у туалетного столика и что-то строчил на листке бумаги. Я пытался снова читать, но мне это удалось ещё меньше, чем прежде.

Наконец Финбоу бесшумно поднялся и шёпотом произнёс:

— Выйдем через веранду.

В одних носках мы прокрались к двери, стараясь производить как можно меньше шума, открыли её и вышли на веранду.

— Жди меня где-нибудь здесь, — сказал Финбоу. — Я схожу за лодкой.

Его длинная тень исчезла за кустарником в правой половине сада. Луна заливала светом все вокруг, и мне пришлось укрыться в плотной тени дома. Подождав с минуту, я двинулся не спеша на берег реки, к тому месту, где меня мог подобрать Финбоу. Вдруг я услышал какой-то шорох и, холодея от страха, увидел, что в кустах маячит чья-то тёмная фигура.

Трудно сохранять хладнокровие, если живёшь под одним кровом с убийцей. Одного вида этой тёмной фигуры в освещённом лунным светом саду было достаточно, чтобы привести меня в трепет, я почувствовал, что сердце готово выскочить из груди. Но я стиснул зубы и не произнёс ни звука, боясь сорвать затею Финбоу. Я заставил себя идти, не прибавляя шага, к берегу реки, но сам все время чувствовал, что за мной по пятам движется позади кустов чья-то тень.

Дойдя до берега, я обернулся и стал ждать неизвестного — будь что будет! Я был напуган: утром этого дня я уже видел человека с пулей в сердце. Тёмная тень отделилась от кустов и направилась ко мне. Я приготовился к обороне.

Но тут лунный свет упал на моего преследователя, и я чуть не расхохотался. Это был Алоиз Беррелл. Подойдя ко мне вплотную, он спросил:

— Куда это вы собрались, мистер Кейпл?

— Покататься на лодке.

— Вот как? — удивился он, глядя на меня с вызовом.

— С мистером Финбоу, — невинно добавил я. Лицо Беррелла вытянулось.

— О, тогда другое дело, — нехотя согласился он. Тут я услышал тихий всплеск, и вскоре Финбоу пристал к берегу.

— Добрый вечер, сержант Беррелл, — приветливо сказал он.

— Добрый вечер, сэр.

— Прошу тебя, убеди сержанта Беррелла, что я не собираюсь никуда бежать, — попросил я Финбоу.