— …помоги…
Кабан дернулся назад, молниеносно развернувшись, и камера тяжело хлопнула его по груди. Возле дверного проема теперь стояла тень, и увидев ее, он открыл рот для предупреждающего крика, одновременно рванув из-за пояса пистолет — со времен Екатеринбурга он плюнул на все строжайшие запреты Яна и с оружием теперь не расставался. Но еще прежде, чем губы Кабана шевельнулись, еще когда он только-только заканчивал свой разворот, человек у входа взмахнул рукой, словно приветствуя его, и в следующую долю секунды Кабан, так и не успев издать ни единого звука, завалился назад — нож вошел ему в переносицу почти по рукоять. И буквально одновременно с броском убийца метнулся вперед и подхватил его, уже мертвого, у самой земли, после чего осторожно, бесшумно опустил, забрал пистолет и так же стремительно и беззвучно скользнул обратно.
Вита, ничего не слышавшая и не видевшая в кромешном мраке, снова отчаянно дернулась, и Ян снова сжал ее горло и держал, пока она слегка не обмякла. Она чувствовала исходящее от него какое-то дикое, безумное веселье, и это напугало ее еще больше, хотя, казалось бы, больше было уже некуда. В провале окна на мгновение скользнул луч света от фонарика Кабана и тотчас исчез. Ян чуть передвинулся, чтобы улучшить обзор, подтащив ее следом, и рука Виты как-то сама собой скользнула в карман и потянула наружу перстень.
Несколько минут прошли в темноте и тишине, если не считать свиста ветра за стеной. А потом… ничего не изменилось, и Вита так и не смогла что-то увидеть или услышать, но Ян вдруг резко развернулся, выставив ее перед собой, и Вита чуть не выронила уже наполовину вытащенный из кармана перстень.
— Пришел-таки, — весело сказал он совсем рядом с ее ухом, и Вита поняла, что Ян пригнулся, по возможности скрывшись за ней. Ей вдруг стало смешно — сама-то она ростом не особенно вышла, а Ян высокий — верно, весь скрючился там, позади — и она поняла, что начинает сходить с ума. Впрочем, сейчас это было уже неважно. — А я-то думал, что мы тебя спровадили. Только опоздал ты, друже, ехал долго. Баба-то уже порченая, так что мы с тобой теперь типа родственники. Ну, если не брезгливый… ты ведь за ней?..
Густая темнота где-то перед ними, в дверном проеме вдруг обрела голос, знакомый, спокойно-насмешливый.
— Да в основном за тобой, Станиславыч. Красиво смотришься… И не тяжело, в такой позе-то общаться?
— А ты игрушку положи, тогда нормально пообщаемся, — весело предложил Ян и чуть поддернул голову Виты назад, так что шейные позвонки у нее захрустели и она завизжала от боли. — Стой на месте! — вдруг рявкнул он и метнулся в сторону, волоча за собой девушку. Она по прежнему ничего не видела, но теперь чувствовала на своем лице невидимый прицел. Ее пальцы судорожно крутили перстень, пытаясь нажать на пирамидку так, как надо, но у нее ничего не получалось — кольцо выскальзывало из мокрых от пота пальцев. В темноте усмехнулись.
— Тогда и ты свою — только не ножичек, а пистолет — я знаю, что ты при нем. Брось, Ян, хватит прятаться — все равно насквозь пробьет! Девок много, а ты один и я тебя не выпущу. Другое дело, что у нее своя часть работы, которую никто, кроме нее, не сделает. Так что если ее отпустишь, то, может, и договоримся.
— Ч-ч-ч, мне работа ваша поровну, мне важно, что у твоей девки в голове. Либо ты сваливаешь, а мала мне остается, либо все здесь ляжем, — предложил Ян все с тем же диковатым весельем в голосе. — Вот так и договоримся. Ну, давай, чего тут думать?! Два умных мужика всегда добазарятся, давай, ты жить хочешь, я хочу!.. Ну?!
Ее пальцы наконец-то легли на пирамидку правильно, и Вита нажала на уступы, одновременно зашедшись в кашле, чтобы Ян, не дай бог, не услышал щелчок. У нее не было какого-то конкретного плана, ей просто хотелось хоть что-нибудь сделать. Эти двое говорили так, словно ее здесь и не было, и Вита решила, что хуже она уже вряд ли себе сделает. Из пирамидки выскочило лезвие, и в тот же момент Схимник холодно сказал:
— Нет, так не пойдет! Если…
В эту секунду Вита, сжав зубы, вскинула руку и со всех оставшихся сил полоснула Яна по запястью той руки, которая вжимала нож в ее горло. Лезвие вонзилось в запястье на всю глубину, скрежетнув по кости, и Ян взвыл — не столько от боли, сколько от бешенства и неожиданности удара. Его пальцы на мгновение ослабли, и Вита, тут же выронив кольцо, вцепилась в запястье, отводя нож от своей шеи и в то же время падая вниз, задрав подбородок и повернув голову в сторону. Тотчас же из темноты оглушительно грохнуло. Ян всхлипнул, его вторая рука сжалась, удерживая Виту, нож резко дернулся обратно, чтобы в последнем усилии все же перерезать ей горло, но тут ее схватили другие, более сильные пальцы, отдернули, и в следующее мгновение Вита, уже свободная, упала на колени, судорожно зажимая ладонью шею, по которой текла кровь. Рядом что-то тяжело рухнуло, и она вскрикнула, отдернувшись и чуть не повалившись на живот куда-то в темноту. И когда из этой темноты возникла вдруг ладонь, прижавшаяся к ее шее, она вскрикнула снова.
— Тихо, — щелкнула зажигалка, и Вита зажмурилась, ослепленная яркой вспышкой. — Убери руки, убери. Ну, ерунда, царапина, сейчас уже подсохнет. Посиди чуть-чуть, хорошо? Посиди, я сейчас…
— Ян… — прошептала она, захлебываясь сухими рыданиями.
— Сдох Ян. Побудь тут… а то я наскоро все делал.
На этот раз Вита услышала быстрые шаги и, тяжело вздохнув, повалилась на бок, прямо на грязный пол, по-прежнему прижимая ладонь к шее — теперь уже к тому месту, где Ян прокусил кожу — там все горело огнем, словно у Слещицкого была ядовитая слюна. В голове у нее мутилось, и она все еще не могла окончательно осознать, что жива, кошмар закончился, Ян мертв. Слово Схимника «наскоро» не нужно было домысливать — он пошел добивать тех, кто там, снаружи, мог остаться в живых, и по этому поводу она не испытывала ничего, кроме мрачного удовлетворения. Правильно, так и надо, всех под корень, всех! Вита жалела только об одном — что у нее нет с собой зажигалки — убедиться, что Ян действительно мертв, казалось, из темноты вот-вот протянется рука и схватит ее. Закашлявшись, она начала кое-как отползать в сторону, одновременно шаря по полу в поисках перстня, но тут в темноте, возле входа, метнулся луч света и поплыл, быстро приближаясь, и Вита замерла, беззвучно ловя губами воздух. Схимник подошел к ней и опустился рядом, положив фонарик Кабана на пол, так что луч уткнулся в грязную стену. В полумраке его лицо было белым, напряженным, и глаза казались черными дырами. Пальцы и щеку пятнала чужая кровь.
— Ну?.. — негромко и невыразительно сказал он, протягивая к Вите левую руку — в правой был пистолет. Вита приподнялась, держась за эту руку, а потом вдруг резко дернулась вперед и обхватила Схимника за шею, вцепившись в нее мертвой хваткой, дрожа и стуча зубами. Он осторожно обнял ее и прижал к себе, гладя по волосам.
— Молодчина, умница, не растерялась… Теперь все, совсем все, понимаешь, никогда больше…
Она попыталась что-то ответить, но из-за стука зубов все слова превратились в малоразборчивую кашу. Схимник чуть качнул ее из стороны в сторону.
— Ну, давай, успокаивайся. Уходить надо. Все потом. Хлопнешь водки — все пройдет. Водки хочешь?!..
— Х-хочу!.. — выдавила из себя Вита, вжалась щекой в его ухо, и слова полились из нее непрерывным потоком: — Вот брехло… ни хрена он не успел, только кофту порвал, урод, шею мне прокусил, боже мой, его рот… его грязная, поганая пасть… зуб мне выбил… больно так… Господи, ну ведь дар-то этот у Наташки, так почему же все лупят-то все время меня-а-а! — она наконец-то от души разревелась, и в голове у нее тут же начало проясняться.
— Пошли, — тихо сказал Схимник, и Вита чуть отодвинулась, но не отпустила его.
— Я только заберу свое… твое кольцо. И я хочу посмотреть…
— Вон твое кольцо, — Схимник поднял фонарь, и свет упал на перстень, обрадовано засиявший золотом и испачканной в крови сталью. — А смотреть не надо, Вит, пошли.
