Они вздохнули одновременно, их взгляды разошлись, словно сцепленные ладони, и они превратились в двух отдельных существ, каждая по-своему осознавая свое возвращение и анализируя свои ощущения.

Наташа отвернулась от законченной картины, даже не взглянув на нее. Ее еще колотило и мысленно она все еще была далеко отсюда, но реальность воспринимала нормально, воздух был воздухом, тепло было теплом, звук был звуком, а когда рядом прозвучал знакомый голос, ненависть оказалась ненавистью.

— Все?!

Она резко вскинула голову и взглянула на Схимника, который стоял рядом и смотрел, но не на нее, а на Виту, которая ошеломленно моргала, обвиснув на простынных веревках, и пыталась сообразить, где она и что с ней. У Схимника было лицо человека, заглянувшего в собственный холодильник и обнаружившего там чью-то отрезанную голову. Наташе в глаза сразу же бросилось полотенце, которое он сжимал в одной руке, — почти на треть пропитанное кровью, казавшейся совсем свежей, и только сейчас она почувствовала на губах соленое, провела пальцами по носу и скривилась, глядя на ярко-красное. Такое уже было в тот раз, когда она рисовала Костю Лешко, и в тот раз ее это напугало до полусмерти, но теперь Наташа отнеслась к этому достаточно равнодушно, хотя крови, судя по пятнам на полотенце, вытекло гораздо больше, чем тогда. Кровь — это ерунда, кровь восстанавливается, зато она кое-что выиграла в этой битве, и немного крови за это — право же невысокая плата.

— Да, все, — сказала она, удивившись тому, как тускло и незначительно звучит в этом мире ее голос. Наташа взглянула на еще не пришедшую толком в себя подругу с равнодушием и даже некоторым раздражением, а секунду спустя изумилась этим чувствам, и торопливо побрела к окну, вернее, попыталась это сделать — ноги слушались плохо, и все кости ломило, будто она заболела гриппом, и это почему-то тоже казалось очень важным, хотя пока и не было ясно, почему. Ее память еще хранила воспоминания о мгновениях страшной боли, и сейчас она уже нашла в себе способность удивиться и тому, что Вита, испытывавшая эту боль больше получаса, все еще жива, и тому, что она в таком состоянии еще и умудрилась в чем-то ей помочь. Объяснить это можно было только ее отчаянным желанием выжить — в отличие от нее самой Вита не относилась к собственной жизни с небрежным равнодушием, хорошо зная ей цену.

Схимник подошел к Вите намного раньше, чем Наташа, и та остановилась на полпути, наблюдая, как он, швырнув полотенце на пол, опустился рядом с батареей и принялся торопливо развязывать простыни.

— Прошло? — спросил он, и тонкая ткань трещала под его руками. Вита, тяжело дыша, кивнула. Ее глаза все еще были расширены, хотя боли уже не существовало, волосы прилипли к мокрым от пота и слез щекам, подбородок и шея в красных разводах — то ли переусердствовавший любитель томатного сока, то ли подгулявший вампир, и Схимник слегка улыбнулся, и Вита улыбнулась в ответ — с трудом, будто давным-давно разучилась это делать.

— Господи… как же это хорошо… ничего не чувствовать! — хрипло пробормотала она, захлебываясь словами. — Мне казалось, я не вытерплю, умру!..

— Ну, ведь вытерпела же! — сказал Схимник с усмешкой. — Русская баба все вытерпит! Как тебя угораздило?!

Вита мотнула головой, вид у нее был смущенный и раздосадованный.

— Сама не знаю! Как дура попалась! Я собирала бумаги с пола и просто… как-то зацепилась глазами за первую строчку, а дальше… — губы у нее дернулись, и в глазах снова появился ужас. — Наверное, больнее и страшнее мне уже никогда не будет… хотя, никогда не знаешь наперед. Господи, но какой он сильный! Если б ты только знал, какой он сильный!

— Ничего особенного, — хмуро сказала Наташа, скрестив руки на груди. Задумавшись, она расслышала только последнюю фразу, и ее смутно раздражало, что она вот так оставлена без внимания. Обе головы мгновенно повернулись к ней, и Вита с нескрываемым ужасом прошептала:

— Значит… все-таки ты?!

— А ты думала! Сам он с тебя ссыпался что ли? — произнесла Наташа с нескрываемой иронией, которой тут же испугалась, и глаза ее стали несчастными, но и Вита, и Схимник успели уловить то мгновение, когда они были другими — жесткими, осознанно мудрыми и какими-то хищными, словно из них выглянул кто-то другой — злой и намного старше ее — то ли на несколько десятков лет, то ли на пару веков.

— Зачем ты ей позволил?! — Вита хотела крикнуть, но голоса не было, и получился только надрывный шепот. — Неужели ты ни слова не понял из того, что я тебе рассказала?! Как ты мог ей позволить?! А ты?! Какого черта ты это сделала?! Ты же мне обещала!

— Парень оказался чертовски убедительным, — сказала Наташа с кривой усмешкой и подошла ближе. — Очень уж ему хотелось посмотреть, как я работаю, — все для этого приготовил!

— Теперь все, что мы делали, полетело к черту! — пробормотала Вита и мотнула головой, потом взглянула на Схимника. — Ну зачем?!

— А что мне было делать?! — ответил он с неожиданной злостью, потом, прищурившись, положил ладонь на ее шею, нащупывая пульс, нахмурился и сказал уже ровным голосом: — Все еще хреново. Как ты себя чувствуешь?

— Ты знаешь, еще не поняла. Руки болят сильно. Наручники-то снимешь?

— Да, конечно, — сказал Схимник с несвойственной для него поспешностью, наклонился, чтобы снять наручники, настороженно глядя в сторону Наташи, лицо которой теперь было растерянным и даже испуганным, и она словно прислушивалась к чему-то внутри себя. «Да нет, не прислушивается, — вдруг подумал он. — Приглядывается». Схимник отложил наручники, и Вита со страдальческим стоном повела руками.

— Ох, наверное, я плечо вывихнула. Поможешь мне встать?.. а то я что-то… — она, тяжело вздохнув, склонила голову и прижалась лбом к его плечу, покачнулась. Схимник резко обернулся и подхватил ее.

— Ты что?..

Он отвлекся от Наташи всего на мгновение, но той, давно выжидавшей момента и стоявшей достаточно близко, этого хватило. Она гибко скользнула вперед, выдернула пистолет у него из-за пояса и отскочила прежде, чем он, повернувшись, успел схватить ее. В то же мгновение Вита вывернулась из-под его руки и метнулась в другую сторону так стремительно, что его пальцы сомкнулись только на спинке халата. Тонкая ткань затрещала, Вита рванулась, оставшиеся застегнутыми пуговицы брызнули в стороны, и халат остался в пальцах Схимника, а Вита в одних трусиках отскочила к Наташе, машинально закрываясь руками. Схимник тоже вскочил, но Наташа, сняв пистолет с предохранителя, быстро передернула затвор, и он остался стоять, с усмешкой глядя в ее суженные, злые, твердые глаза, снова казавшиеся невероятно старыми. Ситуацию он оценил сразу — Наташины руки не дрожали, и, хотя пистолет она держала неумело, но с такого расстояния не промахнулась бы. А еще хуже было то, что сейчас перед ним стояло не растерянное или негодующее существо, не человек в состоянии аффекта, а нечто холодное и спокойное, как он сам, — то, что знало свою цель и видело ее, не отвлекаясь на все прочее.

— Стой на месте, гад, — спокойно сказала она. — Стой, не подходи. Я знаю, как с ним обращаться, — она мне показала.

— Извини, Схимник, — сказала Вита, поспешно натягивая брюки и свитер и морщась от боли в руках, — никак нельзя недооценить способность мужчины недооценить женщину.

— Выстрел услышат, — заметил он, внимательно наблюдая за Наташей. Ее губы раздвинулись в отрешенной и какой-то внутренней улыбке.

— Думаешь, меня это волнует? Нет. Вот тебя это волнует, правда? Каково это быть по другую сторону, а? Страшно? Я хочу, чтоб тебе было страшно. Такие равнодушные твари привыкли давить людей, как тараканов, вот и их надо…

— Не болтай с ним! — перебила ее Вита, перекинув через плечо ремень сумки, подходя к Наташе и шаря глазами по комнате, в которой сейчас трудно было что-либо отыскать. Она остановила Наташу не только потому, что та могла отвлечься и сыграть этим на руку Схимнику, но и потому, что интонация, с которой она выговаривала слова, напугала ее. Вита уже поняла, что, нарисовав ее сегодня, Наташа очень дорого за это заплатила, хотя теперь эта Наташа вряд ли сожалеет о такой плате.