Привыкший к самым поразительным неожиданностям, я все равно не верил своим глазам. Пониже этих двух рамок — табличка из двадцати объектов. И в биохимии известны двадцать аминокислот, чаще всего входящих в состав белков!

Что дальше? Заставил задуматься появляющийся из колона вверх ногами гномик, которого пальцем отсылал вверх черный бог. Я решил, что этот переворот его означает, что кодон с момента трансляции на аминокислоту, а ряд кодонов — на белковую молекулу, превращаясь, преобразуясь — как бы «переворачиваясь», — перестают быть собою. Из дезоксирибонуклеиновой кислоты, ДНК, пропуская здесь промежуточные фазы, они становятся белковой цепочкой. Информация, заключенная в гене, становится белком.

Ничто, кроме цифр и красноречивой совокупности элементов этого «ребуса», не говорило в пользу моей догадки, но ведь… Если я понимал, что этого мало, то соседний рисунок в третьем ряду снизу по левой стороне демонстрировал ступенчатый узор в виде кирпичиков, а он-то, как я уже толковал, был знаком белков — продукта генов. Эту мысль подтверждали и другие рисунки, рассеянные по многим страницам кодекса, а среди них — в особенности тот, на котором такие же ступенчатые кирпичики служили опорой для человеческой головы и Древа Жизни. Оба эти символа идеально увязывались с толкованием белков как кирпичиков. Возвратившись на 52-ю страницу, я увидел в самой ее середине символ места, где возникают люди — Тамоанчана: набор перьев, или сжатых ярем-хромосом, и растение малинами, «скрученное», со струйкой крови, символизирующее преобразование «кодовой записи» двойной гелисы в тело. Далее изображена гора-организм, образованная, как я счел, этим комплектом хромосом, а рядом — ее творение: яйцо — драгоценный сосуд, наполненный живой водой. Повыше расположены по-разному составленные «белковые» структуры, обозначенные только четырьмя колерами.

Наверху слева, окруженная «белками» — она вся из них состоит, — нарисована агава. Оказывается, именно она была предметом всей этой рисованной «лекции». Да, агава, дающая сок для одного из основных напитков американских народов, была конечно же достойна попасть в священную книгу миштеков. Впрочем, на уровне клеток для миштеков не было существенной разницы между человеком и растением. Эти создания различались только «масками», только «кожей», являясь в принципе одной и той же субстанцией, но по-разному сформированной их богами.

Я снова вернулся к тому углу страницы, откуда следовало начинать ее чтение: к черным богам. У первого из уст появляется Слово — «ленты, упавшие с неба», в которых я усматривал символ генетической информации. Второй поставляет «строительный материал» — покрытое точечками вещество, которому в соответствии с «записью» предстоит стать телом. Третий, окруженный звездными глазами, олицетворяет необходимый для возникновения растения, животного и человека фактор — процесс преобразования материи. Ибо эти глаза, нарисованные на схеме клеток, наполовину белые и наполовину черные, символизируют превращение неживого вещества в живое.

Здесь следует заметить, что черные фигуры богов, вероятно, изображают Шолотля, двойника Кецалькоатля в подземельях, а также дух, душу, вообще второе «я», науаль всех живых существ.» Это идеально согласовалось и с «биологической» ролью, которую играл для меня Шолотль. Второе «Я» могло быть именно генотипом, праобразом существа, «живущим» в генетической «записи». Во всяком случае, здесь, на 52-й странице, деяния черных богов завершались как раз там, где кончалась и роль генов в образовании белков.

Всю эту страницу украшает и как бы поддерживает понизу фриз со знаками Венеры, тем самым, бесспорно, помещая все вышеназванные события на небе. Так я вновь получил серьезную поддержку в своем предположении относительно того, что «небо» для древних мексиканцев находилось внутри живых существ.

К рисованным подтверждениям генетического значения «четырех колеров» я мог добавить еще одно, со. страницы 50-й того же кодекса (рис. 87). Здесь изображенные в двух клетках, двух «колерах» — как бы записанные — идеи крови и сердца по мановению присутствующего бога Миктлана превращаются из «записи» в настоящие кровь и сердце!

И наконец, было еще подтверждение реченное. В числе ацтекских текстов сохранился и тот, который по древнему обычаю произносил перед домашним алтарем отец дочери, растолковывая ей идеи веры, этические принципы и смысл человеческого бытия. Вот так начиналось это поучение:

Конечно, сказал я себе, эти слова можно понимать как угодно, если не знаешь, что такие понятия, как «драгоценный камень», «перья кецаля», «кровь», «цвет» («колер»), «отражение» («двойственность») входили в катехизис ацтеков и имели для них строго определенные бытийные значения — те же, что и в рисованной версии их священных книг.

Вместе с тем мне казалось, что более убедительного обоснования требует моя мысль о равнозначности «трех колеров» и кодонов трех оснований. И я сказал себе, что скорее всего тот, кто знает полосчатые и спиральные объекты в качестве носителей генетической информации, должен знать и о способе кодирования этой информации — о трехбуквенном коде, тем более что он — одна из основ жизни. С того момента, как троичный код возник в виде первых репликаторов, химических частичек, способных создавать собственные копии, он стал столь же важным для непрерывности жизни, как и солнечное излучение. Вот как об этом писал S. Olmo в книге «Размножение млекопитающих»:

Из сказанного следовало, что имелись все основания найти изображения кодонов и на страницах кодексов.

Однако указание на то, что я, по-видимому, не ошибаюсь, нашлось в памятнике древности другого региона — в Перу, в той самой стране, которая уже открыла мне каменного орла с двойной гелисой на спине. На сей раз это была ткань. На древнем килиме под названием «Смеющиеся боги», хранящемся в музее Беллериве в Цюрихе, нетрудно увидеть, что темой рисунка являются не сами божества и не их смех, а соприкасающиеся пальцами трехпалые руки. Уже то, что эти антропоморфные фигуры наделены только тремя пальцами, указывает на особое значение этого числа. Сопоставление же его с действием приобретает уже глубоко не символическое, а информативное значение. «Тройки» — способ преодоления пространства и времени, перехода от левого края этой ткани к правому, или наоборот. Именно так, рассуждал я, от одного поколения к другому, переносятся кодовые триплеты ДНК. Кодон ГАА либо АГА, безошибочно копируемый, переходит от родителей к детям, внукам, правнукам. И именно поэтому каждая из таких троек, несмотря на гигантский путь, пройденный ею через неисчислимое множество тел, означает сегодня совершенно то же, что и три миллиарда лет назад.