— Ну, конечно! — воскликнул юноша. — Они делают предметы больше, как капля росы увеличивает травинку, на которой висит!
— Совершенно верно, молодой человек! Это называется окулярусы. Их смастерили специально для меня, ибо мое зрение, увы, недостаточно остро. — Человек встал, протянув маленькую и очень чистую ладонь. — Позвольте представиться, Маггиор Тот, наставник принцессы Фиррины.
Оскан почтительно пожал руку.
— Я Оскан, также известный как Ведьмин Сын… э-э… друг Фиррины, точнее, друг принцессы Фиррины Фрир из рода…
— Друг Фиррины вполне сойдет, — мягко перебил его Маггиор. — Рад познакомиться. Должен заметить, мне очень приятно, что она завела знакомство со столь сообразительным юношей. Еще никто не догадался, зачем нужны мои окулярусы. Я впечатлен.
Оскан почувствовал, что краснеет от удовольствия и смущения. И все же от него не ускользнуло, что его новый знакомец говорит с сильным акцентом.
— Вы ведь не из этих мест, верно? Это ясно по вашему имени, и особенно… по тому, как вы разговариваете. Вы как будто… поете.
Маггиор улыбнулся.
— Верно, я с северного побережья Южного континента, где солнце щедро одаривает всех своими лучами, а лед можно увидеть лишь в прохладительных напитках. Кстати, скоро я уезжаю обратно, как только у принцессы лопнет терпение и она откажется учиться дальше. — В его голосе послышалась тоска, и глаза за стеклышками окулярусов рассеянно уставились в пустоту.
Должно быть, перед внутренним взором учителя предстал его родной край, где росли оливковые деревья и нежились на солнышке маленькие горные деревушки.
Наконец он очнулся от грез и добавил:
— Хотя, по правде говоря, не знаю, смогу ли я добраться до дома в ближайшее время. Из-за этих слухов о войне порты, наверное, закроют, и путешествовать по морю станет небезопасно. Поживем — увидим…
Фиррина с одобрением наблюдала, как беседуют Оскан и Маггиор. Они были в чем-то очень похожи: оба очень многое знали об окружающем мире, и оба восторгались его хитроумным устройством. Принцесса не сомневалась, что они найдут о чем поговорить. Удостоверившись, что ее два главных гостя не скучают в обществе друг друга, она смогла обратить внимание на «высокий» стол и поговорить о надвигающейся войне. Однако, прежде чем Фиррина успела что-то сказать, снова зазвучали фанфары, и залу наполнила дивная мелодия праздничного гимна.
Гам прекратился, и все взоры обратились к дверям. В залу медленно входил хор из мальчиков и женщин, за ними шествовали десятки слуг с подносами, кастрюльками и блюдами, на которых лежали всевозможные яства. А во главе процессии гордо вышагивал Гримсвальд, главный королевский ключник, с большим караваем хлеба на вытянутых руках. Фиррина не могла не заметить, что в хоре не хватает басов, которыми обычно пели солдаты из королевской дружины. Словно прочитав ее мысли, Редрот тут же вскочил на ноги и принялся подпевать хористам своим зычным голосом. Процессия миновала очаг, где позднее предстояло сгореть йольскому бревну, и все так же медленно поднялась на помост. Там певцы выстроились неровным кругом, и еще несколько минут старинный гимн Йоля звенел в тишине, чудесная мелодия взлетала под своды, отдаваясь эхом. Наконец гимн стих, последние его отзвуки робким вздохом пронеслись по зале, и король вскинул меч, чтобы разрубить поднесенный Гримсвальдом каравай.
По зале пронеслись одобрительные возгласы, и слуги рассыпались вдоль столов, чтобы подать угощение. А со стороны дверей появлялись все новые и новые поварята, нагруженные праздничными яствами. Галерея для менестрелей, расположенная над входом в залу, наполнилась музыкантами, которые грянули заводную плясовую.
Фиррина терпеливо дождалась, пока гости за «высоким» столом насытятся, и, когда поварята унесли грязные тарелки, спросила:
— Что слышно об ополчении? Все ли идет гладко?
— Без сучка без задоринки, — ответил Редрот, запросто перекрикивая шум многочисленной толпы. — Я и не надеялся, что все будет настолько гладко. Йоль — неподходящее время для сбора армии, людям не хочется оставлять родных в праздничные дни, но все в полном порядке и идет по плану.
Фиррина откинулась на спинку трона и стала внимательно слушать. У каждого из лордов и леди нашлось что добавить, однако по сути все доклады были одинаковыми: все шло как надо. Расположение и силу каждого полка, готового перехватить противника, принцесса и так знала, так что когда Редрот начал просвещать на этот счет остальных, она позволила себе немного отвлечься и оглядеть залу.
Между столами уже вовсю резвились акробаты, гости щедро осыпали их мелочью. Один трюкач залез на плечи товарища и оттуда сиганул ввысь, прямо под потолок. Он запрыгнул на балку и теперь сидел там, покрикивая на толпу и проворно хватая кусочки съестного, которые ему подбрасывали снизу.
Фиррина улыбнулась. Она всегда любила самое начало праздника. Сейчас гости еще веселятся и полны сил, но уже после полудня будут храпеть вповалку или вести доверительные беседы с едва знакомыми людьми. Ее глаза блуждали и остановились на Оскане и Маггиоре Тоте. Да, эти двое, похоже, уже скатились до доверительных разговоров. Старик и юноша оживленно беседовали, перегнувшись через стол и почти соприкасаясь лбами. Некоторое время девочка наблюдала за ними, пытаясь понять, о чем они говорят, но тщетно. «Небось, обсуждают, сколько живут дождевые черви», — подумала Фиррина и бросила свои попытки. Однако она продолжала смотреть на Оскана с учителем еще несколько минут, отчаянно борясь с растущим желанием покинуть «высокий» стол и присоединиться к ним. Оскан почему-то ее сильно раздражал, но, поразмыслив, откуда взялось это раздражение, девочка поняла: дело в том, что за все время, пока она наблюдала за юношей, он ни разу не посмотрел на нее. Королевское достоинство не позволяло Фиррине бросить в него булочкой, поэтому она подманила слугу и отправила к столу Оскана.
— Ее королевское высочество требует, чтобы вы вспомнили о ее присутствии, — объявил он двум болтунам.
Оскан удивленно поднял голову. Они как раз обсуждали природу лесов, и он так увлекся, что почти забыл, где находится.
— Э… передайте принцессе, что мы не посмели бы забыть о ней.
Только слуга успел сдержанно кивнуть, как Маггиор мягко положил руку на плечо Оскана.
— Нет. Передайте ее королевскому высочеству, что она никогда не покидает наши мысли и мы глубоко благодарны ей за то, что и она о нас помнит.
Слуга передал послание, Фиррина холодно взглянула на спевшуюся парочку. Положа руку на сердце, она пребывала в полном спокойствии и счастье, лучше и быть не могло, учитывая грозящее им вторжение. Но принцесса не хотела, чтобы Оскан об этом догадался. Что же до Маггиора Тота, то она не сомневалась, что он втихомолку посмеивается, глядя на нее и знахаря. Пусть это и дружеский смех, но все равно досадно.
После этого напоминания Оскан и Маггиор больше не забывали время от времени поглядывать в сторону «высокого» стола и произносить тосты в честь Фиррины, но ее лицо так и осталось надменной маской.
Ближе к полудню празднующие совсем разгулялись. А какой гвалт поднялся, когда стражники внесли в залу огроменное йольское бревно! Они довольно долго тащили его по каменным плитам к главному очагу, пока гости дружно горланили приветственную песню, а музыканты играли торжественный марш. В огне уже горели колобашки поменьше, которым суждено было составить «свиту» йольского бревна.
Десять стражников-силачей уложили бревно на прочные железные прутья и медленно опустили его в огонь. На несколько мгновений все гости затаили дыхание, а затем один-единственный голос запел хвалебный гимн солнцу, которое после нынешнего самого короткого дня года начнет все больше баловать землю теплом и светом. Когда отзвучала последняя нота, гости подняли чаши, кубки и кожаные фляги, осушили их единым духом, и стены залы задрожали от радостных возгласов.
А тем временем имперская армия маршировала по узкой горной дороге, преодолевая перевал. Множество ног дружно печатали шаг, и этот мерный топот возвещал миру о том, что завоеватели выступили к своей цели и ничто не сможет их остановить. Не прошло и часа, как дорога сделалась шире, и солдаты впервые увидели на горизонте незнакомые земли, обреченные стать частью империи.
