По свидетельству члена Государственного совета барона Д. Б. Нейдгарта, содержавшемуся в следственном деле Н. Соколова, в марте 1918 года барон получил от ковенского вице-губернатора В. Н. Штейна, посланного в январе 1918 года в Тобольск «Правым центром» (монархическая организация, созданная в Москве в марте 1918 года) для оказания помощи царской семье, высочайшую просьбу государя, которая звучала примерно так: «Помогите и Матушке. Знаю, что Ей плохо». В соответствии с этой высочайшей просьбой был проведен сбор тайных пожертвований. Деньги в размере 35 тысяч рублей были направлены через протоиерея Сербинова, который должен был доставить их императрице через ее ливадийского духовника.
Краткие дневниковые записи бывшего царя, сделанные им в апреле-мае 1918 года, за два месяца до злодейского убийства царской семьи, красноречиво свидетельствуют о том, как усиливалось давление на всех членов семьи со стороны так называемых большевистских сил.
«9 апреля. Понедельник. Узнали о приезде чрезвычайного уполномоченного Яковлева из Москвы. Он поселился в Корниловском доме. Дети вообразили, что он сегодня придет делать обыск, и сожгли все письма, а Мария и Анастасия даже свои дневники. Погода была отвратительная, холодная и с мокрым снегом. Алексей себя чувствовал лучше и даже поспал днем часа два-три.
18 апреля. Среда. Выспались великолепно. Пили чай в 9 час. Аликс осталась лежать, чтобы отдохнуть от всего перенесенного.
По случаю 1 мая слышали музыку какого-то шествия. В садик сегодня выйти не позволили! Хотелось вымыться в отличной ванне, но водопровод не действовал, а воду в бочке не могли привезти. Это скучно, т. к. чувство чистоплотности у меня страдало. Погода стояла чудная, солнце светило ярко, было 15° в тени, дышал воздухом в открытую форточку.
2 мая. Среда. Применение „тюремного режима“ продолжалось и выразилось тем, что утром старый маляр закрасил все наши окна во всех комнатах известью. Стало похоже на туман, кот[орый] смотрится в окна. Вышли гулять в 3¼, а в 4.10 нас погнали домой. Ни одного лишнего солдата в саду не было. Караульный начальник с нами не заговаривал, т. к. все время кто-нибудь из комиссаров находился в саду и следил за нами, за ним и за часовыми! Погода была очень хорошая, а в комнатах стало тускло. Одна столовая выиграла, т. к. ковер снаружи окна сняли!..»
Сохранившиеся письма из Тобольска в Крым на имя великой княгини Ксении Александровны датированы 15 сентября и 22 октября 1917-го, 21 февраля и 14 апреля 1918 года. Последнее пришло в Крым от старшей дочери Николая II — великой княжны Ольги Николаевны. В нем говорилось:
«…Обрадовались Твоему письму. Спасибо большое. Столько времени не было от вас известий, а слухов в газетах так много — вот и все. У нас пока все, слава Богу, более или менее благополучно. Сюда понаехало, конечно, много пакостников и т. д., красногварда и пр., ну и держат нас опять строже. Из того дома перевели всех сюда, порядочно тесно, ну да ничего, Бог даст… Погода весенняя; снег хорошо тает, и воды всюду много. Солнце отлично греет, и мы уже начали загорать. Сегодня было 7 гр. в тени и сильный ветер. Да, мы все ужасно вас жалеем и массу хорошего мысленно говорим. Могу себе представить, как было тяжело покидать Ай-Тд (Ай-Тодор. — Ю. К.)… И вам даже нельзя видеть Т. О. (тетя Оля — великая княгиня Ольга Александровна. — Ю. К.) и Ирину (И. А. Юсупова, жена Ф. Ф. Юсупова. — Ю. К.). Такое свинство, но ничего не поделаешь. Была у нас утром в 11 ч. 30 м. обедница, а вчера — всенощная. Вот и все интересные новости. Знаешь, наших людей больше выпускать не будут, чтобы было как в Ц. С. (Царском Селе. — Ю. К.). Не понимаю зачем, когда нас с прошлого года совершенно так и держат, и для чего других так притеснять, совершенно не понятно и, по-моему, ни к чему. Как забавно одеты, т. е. вооружены, красногвардейцы] — прямо увешаны оружием, всюду что-нибудь висит или торчит. Вам, наверно, тоже делают вещи, так сказать, для вашей пользы, да? Надеюсь, вам удастся поговеть на Страстной. Теперь кончаю. Авось получишь это письмо. Все крепко, крепко Тебя и О. целуем и обнимаем. Храни вас Бог. Будь здорова, душка маленькая. Твоя Ольга. Получила ли письмо Папа́ и мое? Он крепко целует».
Письма императрицы Александры Федоровны в Крым не сохранились, но до современников дошли ее яркие письма подруге Анне Вырубовой, которые свидетельствуют о том, как глубоко переживала царская чета военные поражения России, в том числе и Брестский мир. Несмотря на свое немецкое происхождение, Александра Федоровна резко критиковала немцев за их политику в отношении России. «Боже, как родина страдает. Знаешь, я гораздо сильнее и нежнее тебя ее люблю. Бедная родина, измучили внутри, а немцы искалечили снаружи, отдали громадный кусок, как во времена Алексея Михайловича, и без боя во время революции. Если они будут делать порядок в нашей стране, что может быть обиднее и унизительнее, чем быть обязанным врагу — Боже, спаси…» 3 марта 1918 года: «Такой кошмар, что немцы должны спасти всех и порядок наводить. Что может быть хуже и более унизительно, чем это? Принимаем порядок из одной руки, пока другой они все отнимают. Боже, спаси и помоги России! Один позор и ужас. Богу угодно эти оскорбления России перенести; но вот это меня убивает, что именно немцы не в боях (что понятно), а во время революции, спокойно продвинулись вперед и взяли Батум и т. д. Совершенно нашу горячо любимую родину общипали… Не могу мириться, т. е. не могу без страшной боли в сердце это вспоминать. Только бы не больше унижения от них, только бы они скорее ушли… Но Бог не оставит так. Он еще умудрит и спасет, помимо людей…»
В Крыму между тем обстановка обострялась. В феврале 1918 года Народным комиссариатом республики было принято постановление об упразднении канцелярии Марии Федоровны. В эти дни Задорожный от имени Севастопольского совета объявил Романовым, что они, как и лица их свиты, должны поселиться в имении Дюльбер, ранее принадлежавшем великому князю Петру Николаевичу. По словам Задорожного, эта акция была продиктована прежде всего заботой о безопасности членов бывшей императорской семьи.
В распоряжении Задорожного, по свидетельству княгини Л. Л. Васильчиковой, находилось сперва 60, а затем еще 20 человек и достаточно оружия, чтобы защитить дом с моря и суши. «Каждый раз, как кто-нибудь из жителей Дюльбера выходил за его пределы, он должен был спрашивать разрешение у Задорожного. Скоро и эти редкие выходы стали запрещены, и когда трехлетняя Ирина Юсупова навещала свою бабушку, великую княгиню Ксению Александровну, то англичанка оставалась за воротами, а ребенка вводил и выводил за ручку Задорожный».
Вскоре Мария Федоровна, великая княгиня Ольга Александровна с мужем и маленьким Тихоном переехали в Харакс — имение великого князя Георгия Михайловича. Великий князь Александр Михайлович со своей семьей остался в Ай-Тодоре, а великий князь Николай Николаевич со своими родными поселился во дворце «Кичкине», принадлежавшем ранее великому князю Дмитрию Константиновичу.
В те дни Ольга Александровна писала из Крыма своей племяннице Марии, одной из дочерей Николая, в Тобольск: «У нас тут что день — то новость… Ай-Тодор уже не собственность дяди Сандро. Конечно, много очень разговоров и событий, которые ежедневно меняются — по этому поводу. По всему побережью то же самое. Пока дома еще не отняты, т. е. можно в них жить».
Узников Дюльбера, по воспоминаниям Ф. Юсупова, кормили явно недостаточно. Чаще всего это была гречневая каша и суп. Несколько дней они ели осла, в другой раз — козла. Как сообщал лейб-казак Тимофей Ящик, хлебный рацион всех членов императорской семьи составлял полтора килограмма.
В письме от 23 февраля 1918 года Ольга Александровна сообщала Марии в Тобольск: «Опять с трудом получаем свои деньги из банка. Дают не более трехсот в месяц — этого при ужасной здешней дороговизне не хватает. И так на этой неделе пришлось продать две пары сапог Ник. Ал. (Николай Александрович Куликовский. — Ю. К.). Смешно? Не правда ли? К счастью, добрая милая Наталья Ивановна Орж. (Н. И. Оржевская. — Ю. К.) прислала нам своего масла и окорока (нам и Бабушке), и мы блаженствуем. Посылка после 2-х месяцев приехала благополучно». И далее: «…Послезавтра наш Тишка делается „полугодиком“ уже. Быстро время идет. По новому календарю ему уже давно больше… Посылаю 4 карточки — они не новые и все с ноября месяца. Теперь ничего нельзя достать, чтобы снимать, посылаю, ибо ты пишешь, что любишь получать карточки. Бабушка и мы все очень сердечно вас всех целуем и обнимаем. Храни Вас Господь. Любящая тебя, душка Мария, твоя старая и любимая тетя Ольга».
