Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Согласно дневниковым записям одного из секретарей испанского короля в августе 1918 года «в два часа дня Его Величество Король работал со своим личным секретарем… и разговаривал с государственным министром, который находился в Сан-Себастьяне, о мерах, которые могут быть приняты для спасения Императрицы Российской и ее детей, так же как и других членов Императорской семьи».

В телеграмме, поступившей 9 августа от испанского посла в Норвегии Агуэроса в адрес министра иностранных дел Дании Эрика Скавениуса — двоюродного брата датского посланника в Петрограде Харальда Скавениуса, говорилось, что король Испании провел переговоры как в России, так и за ее пределами с целью «доставить в Испанию Императрицу Марию Федоровну и Александру Федоровну с детьми» и что «его королевское величество надеется, что это удастся». Английский король Георг V официально выразил за это благодарность королю Испании. О своей готовности помочь в решении данного вопроса заявил и датский король Кристиан X.

Как свидетельствуют датские документы, в частности письмо датского премьер-министра X. Цале от 4 июля 1918 года принцу Вальдемару, брату Марии Федоровны, Тюра Кумберлендская, сестра вдовствующей императрицы, обращалась к герцогу Брунсвигу с просьбой повлиять на кайзера Вильгельма II для оказания помощи ее сестре.

15 мая 1918 года датский посол в Германии Карл Мольтке сообщил в Копенгаген Скавениусу, что во время встречи в Крыму с немецким офицером вдовствующая императрица заявила о своем желании выехать в Данию. Мольтке отмечал также, что, по мнению немецкого государственного секретаря барона фон Буше, это желание Марии Федоровны является неосуществимым, так как немецкое правительство считало, что все без исключения Романовы должны остаться в России. Аналогичную позицию, по словам датского посланника, заняло и большевистское правительство, которое через своего представителя в Берлине Адольфа Иоффе сообщило, что оно также не считает целесообразным отъезд Романовых из России.

Летом 1918 года датский посланник Харальд Скавениус предпринял активные попытки также и по спасению находившихся тогда в Петропавловской крепости великих князей Николая Михайловича, Павла Александровича, Дмитрия Константиновича и Георгия Михайловича.

Глава четвертая

«ТОЛЬКО БЫ ОСТАНОВИТЬ ЭТУ ЖУТКУЮ ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ…» БЕСПОЩАДНЫЙ 1918 ГОД

Убийство великого князя Михаила Александровича

Лето 1918 года выдалось в Крыму очень жарким. На солнце 34 градуса, в тени — 22. Для Марии Федоровны пребывание здесь становилось с каждым месяцем все более тягостным и угнетающим. Сердце матери предчувствовало надвигающуюся беду, и думы о сыновьях Николае и Михаиле и других членах императорской семьи, исчезнувших в Сибири, не давали ей покоя. О судьбе сына Михаила — великого князя Михаила Александровича, с конца 1917 года не было ничего известно, хотя, правда, в своем письме Николаю в Сибирь от 21 ноября Мария Федоровна сообщала, что Миша написал ей о последнем свидании двух братьев «в присутствии свидетелей» (Керенского и др. — Ю. К.) перед отъездом семьи Николая в Сибирь.

16 (29) июня 1918 года императрицу в Дюльбере посетила госпожа Гужон и сообщила, будто бы «Миша находится в Омске». Эта новость дала вспыхнуть слабой надежде и даже на некоторое время успокоила императрицу. Надежда погасла так же быстро, как и вспыхнула: «Ужасно, но я не имею никаких известий ни от него (Михаила. — Ю. К.), ни от Ники».

На самом деле 16 (29) июня великого князя Михаила Александровича уже не было в живых. Он был первым из царской семьи, погибшим от большевистского режима, что было не случайно.

Сорокалетний блестящий офицер, генерал-лейтенант, командир Кавказской Туземной Дикой дивизии, георгиевский кавалер, Михаил Александрович пользовался любовью и заслуженным авторитетом в армии. «Душевное внимание великого князя, его чарующая простота и деликатность навсегда привлекали сердца тех, кому приходилось с ним встречаться, — писал полковник Б. В. Никитин, руководивший в марте-июле 1917 года российской контрразведкой, — мы были счастливы близостью к нему и преданы безмерно».

В годы войны великий князь выступал во главе шести кавалерийских полков Дикой дивизии (Кавказская Туземная конная дивизия), командовал 2-м кавалерийским корпусом и перед революцией получил пост генерал-инспектора кавалерии. «Его доступность известна всем русским людям. Он принимал всех, кто хотел его видеть, и был добрым гением для тех, кто просил о помощи. На войну шли за ним тяжелые сундуки писем, прошений и всевозможных просьб», — вспоминал Б. В. Никитин.

Н. А. Врангель, адъютант и управляющий делами у великого князя, в промежутках между боями до глубокой ночи разбирал прошения, письма и бумаги, приходившие на его имя, и готовил их к утреннему докладу. «Смотря на эти горы писем, можно было получить представление о числе просителей. А мы знали и видели, как великий князь стремился помочь каждому. Он расспрашивал о подробностях. Тратил громадные средства на благотворительность. Его Высочество никогда не говорил об этих делах, как никогда и не показывал своего высокого положения. Особая красота была в его скромности».

После подписания в марте 1917 года акта отречения от престола и до решения Учредительного собрания великий князь Михаил Александрович с семьей жил в Гатчине, не принимая участия в политической жизни страны. 21 августа 1917 года он был арестован. В седьмом часу вечера из Петрограда были отправлены в Гатчину и Царское Село наряды воинских частей в составе одной роты. Вслед за тем в Гатчину выехал А. Ф. Керенский. Дача была окружена войсками, и сам Керенский лично объявил Михаилу Александровичу мотивы, побуждающие Временное правительство применить к нему такую меру, как домашний арест.

Чекисты внимательно наблюдали за действиями Михаила Александровича и после прихода большевиков к власти, и в феврале 1918 года, когда ухудшилась ситуация в стране и началось германское наступление на Петроград. 9 марта 1918 года по докладу Урицкого Совнарком принял постановление «О высылке великого князя М. А. Романова и других лиц в Пермскую губернию». Окончательное решение о высылке великого князя было подписано В. Лениным. В Пермь вместе с князем добровольно поехали его личный секретарь англичанин Брайан (Николай Николаевич) Джонсон, камердинер В. Ф. Челышев и шофер Л. Я. Брунов.

Н. С. Брасова также хотела разделить участь мужа и сопровождать его, однако Михаил Александрович уговорил ее остаться в Гатчине. В мае 1918 года она приехала в Пермь, но ее пребывание там было недолгим. По свидетельству председателя английской миссии Р. Вильтона, по возвращении из Перми графиня Брасова встречалась с В. И. Лениным и ставила перед ним вопрос о разрешении Михаилу Романову выезд из России. Ее просьба осталась без ответа. Позже, уже после убийства мужа, она сама станет узницей Петропавловской крепости, и только благодаря помощи датского посла X. Скавениуса и датского Красного Креста в одежде сестры милосердия ей вместе с сыном Георгием удастся вырваться из России.

По приезде в Пермь Михаил Романов направил Бонч-Бруевичу и Урицкому телеграммы, в которых говорилось: «Сегодня двадцатого [марта] объявлено распоряжение местной власти немедленно водворить нас всех [в] одиночное заключение [в] пермскую тюремную больницу, вопреки заверению Урицкого о жительстве [в] Перми на свободе, но разлучно с Джонсоном, который телеграфировал Ленину, прося Совет [Народных комиссаров] не разлучать нас ввиду моей болезни и одиночества. Ответа нет. Местная власть, не имея никаких директив центральной [власти], затрудняется, как иначе поступить. Настоятельно прошу незамедлительно дать таковые. Михаил Романов». В ответ были получены две телеграммы: первая — из Совнаркома за подписью Бонч-Бруевича и вторая — из петроградской ЧК за подписью Урицкого, в которых говорилось, «что в силу постановления Михаил Романов и Джонсон имеют право жить на свободе под надзором местной советской власти».

111
{"b":"185699","o":1}