Денег явно не хватало, и в марте 1918 года в адрес Совета народных комиссаров за подписью Шервашидзе и Долгорукого было направлено письмо следующего содержания: «С 25 марта прошедшего года Вдовствующая Императрица Мария Федоровна проживает в имении Ай-Тодор вместе с дочерью своей Ксенией Александровной. Все эти 11 месяцев Вдовствующая Императрица проживала на свои средства, имевшиеся в наличных деньгах. Сравнительно незначительные ныне средства эти подходят к концу. Ввиду вызванной необходимости мы, состоящие при Вдовствующей Императрице, считаем нашим долгом довести об этом до сведения Совета Народных Комиссаров. На тот конец, не признает [ли] Совет целесообразным обеспечить дальнейшее ее существование. Благоволите не отказать ответом по содержанию. Шервашидзе, Долгорукий». Ответа не последовало.
13 марта в Крым прибыл представитель датского Красного Креста врач Карл Кребс. Визит был согласован с датским посланником в Петрограде Харальдом Скавениусом. Кребс привез для вдовствующей императрицы и членов императорской семьи продовольствие и 50 тысяч рублей. Мария Федоровна была очень тронута вниманием родной Дании.
Кребс, который хорошо говорил по-русски, получил разрешение на посещение вдовствующей императрицы на определенных условиях. Беседа должна была вестись на русском языке в присутствии Задорожного. Однако разговор шел по-датски. Мария Федоровна жаловалась, что большевики забрали ее дневники и были очень грубы во время обысков. Задорожный, с которым в этот момент разговаривали Александр Михайлович и Ксения Александровна, делал вид, что не замечает происходящего.
Кребс забрал письма Марии Федоровны к родственникам в Данию и по прибытии в Копенгаген написал в МИД подробный отчет о встрече с вдовствующей императрицей, описав те условия, в которых проживала в Крыму императорская семья.
Таким образом, с конца 1917-го вплоть до марта 1918 года царская семья и члены императорской фамилии, находившиеся в Крыму и в других местах России, были заложниками большевиков в политической игре как внутри страны, так и за ее пределами. Именно этим можно объяснить, что Петроградский совет, первый начавший наступление на всех Романовых, не отдавал в это время приказа Севастопольскому совету в отношении судьбы всех находившихся в Крыму, в том числе Марии Федоровны. Любопытен подготовленный в это время большевиками так называемый «Декрет о царской фамилии», в котором говорилось: «Из Смольного передали, что Совет Народных Комиссаров составляет декрет о разрешении всем членам царской фамилии, в т. ч. и Николаю II с его семьей, выехать за границу». В декрете было указано, что разрешение на выезд дается ввиду возбужденного со стороны Романовых ходатайства по этому поводу. Некоторые члены императорской фамилии действительно обращались с просьбами о выезде к Керенскому, но Временное правительство тогда отклонило это ходатайство. После разгона Учредительного собрания отношение большевиков к вопросу о Романовых и так называемому «Декрету о царской фамилии», естественно, изменилось. В течение ноября 1917-го — марта 1918 года вплоть до заключения Брестского мира большевистские лидеры воздерживались от окончательного решения судеб всех представителей царской семьи и в первую очередь Николая II, выжидая, в определенной степени, и реакции по этому вопросу со стороны кайзера Вильгельма, дяди бывшего русского царя.
В июле 1918 года Совнаркомом был принят «Декрет о конфискации имущества низложенного Российского Императора и членов Императорского дома», на котором стояла подпись В. И. Ленина. В нем говорилось:
«1. Всякое имущество, принадлежащее низложенному революцией Российскому Императору Николаю Александровичу Романову, бывшим Императрицам: Александре и Марии Федоровнам Романовым и всем членам бывшего российского Императорского дома, в чем бы оно ни заключалось и где бы оно ни находилось, не исключая и вкладов в кредитных учреждениях, как в России, так и за границей, объявляется достоянием Российской Социалистической Советской Федеративной Республики.
2. Под членами бывшего российского Императорского дома подразумеваются все лица, внесенные в родословную книгу бывшего российского Императорского дома: бывший наследник цесаревич, бывшие великие князья, великие княгини и великие княжны и бывшие князья, княгини и княжны императорской крови».
С надеждой на Спасителя
В ноябре 1917 года обстановка в Крыму изменилась. А. И. Деникин в «Очерках русской смуты» так описывает крымскую ситуацию в ноябре 1917-го — январе 1918 года: «Под влиянием агитаторов, присланных из центра, матросы Черноморского флота свергли умеренный Совдеп в Севастополе, поставили новый большевистский и организовали в городе советскую власть. Номинально она находилась в руках сложной комбинации из совдепа, комиссариата и революционного комитета, фактически — всецело в руках буйной матросской черни». С начала декабря в Севастополе начались повальные грабежи и убийства, а в январе Черноморский флот приступил к захвату власти и на всем Крымском полуострове.
Быстро пали Евпатория, Ялта, Феодосия, Керчь. Военные суда подходили к городам, «пушки наводились на центральную часть города. Матросы сходили отрядами на берег; в большинстве случаев легко преодолевали сопротивление небольших частей войск, еще верных порядку и краевому правительству, а затем, пополнив свои кадры темными, преступными элементами из местных жителей, организовывали большевистскую власть».
Жестокой была расправа представителей революционного Черноморского флота с офицерами, буржуазией и старой русской аристократией. Ф. Ф. Юсупов в своих воспоминаниях писал: «Ужасное избиение морских офицеров произошло в Севастополе, грабежи и убийства множились по всему полуострову. Банды матросов врывались во все дома, насиловали женщин и детей пред их мужьями и родителями. Людей замучивали до смерти. Мне случалось встречать многих из этих матросов, руки их были покрыты кольцами и браслетами, на их волосатой груди висели колье из жемчуга и бриллиантов. Среди них были мальчики лет пятнадцати. Многие были напудрены и накрашены. Казалось, что видишь адский маскарад. В Ялте мятежные матросы привязывали большие камни к ногам расстрелянных и бросали в море. Водолаз, осматривавший после дно бухты, обезумел, увидав все эти трупы, стоящие стоймя и покачивающиеся, как водоросли, при движении моря. Ложась вечером, мы никогда не были уверены, что утром будем живы».
В начале декабря 1917 года в Бахчисарае было создано так называемое Крымско-татарское национальное правительство во главе с Ч. Челебиевым, а затем Д. Сейдаметом, которое взяло на себя «защиту Крыма и управление как татарами, так и другими национальностями, его населяющими».
Великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях так описывает ситуацию: «Главным лишением нашего заключения было полное отсутствие известий откуда бы то ни было… Длинные газетные столбцы, воспроизводившие исступленные речи Ленина и Троцкого, ни одним словом не упоминали о том, прекратились ли военные действия после подписания Брест-Литовского мира. Слухи же, поступавшие к нам окольными путями с юго-запада России, заставляли предполагать, что большевики неожиданно натолкнулись в Киеве и в Одессе на какого-то таинственного врага. Задорожный уверял, что ему об этом ничего не известно, но частые телефонные разговоры, которые он вел с Севастополем, подтверждали, что что-то неблагополучно!» И действительно, Ялтинский совет искал повод для нового наступления на Романовых. Их обвинили в укрывательстве генерала Орлова, «подавлявшего революционное движение в Эстонии в 1907 году». Задорожному было предписано произвести обыск в местах проживания членов императорской семьи. На самом деле в одном из соседних крымских имений проживал флигель-адъютант государя князь Орлов, женатый на дочери великого князя Петра Николаевича, который по своему возрасту никак не мог быть генералом в 1907 году. Однако «ялтинцы» продолжали настаивать на аресте князя Орлова для предъявления его эстонцам.
