Крымских узников, естественно, волновало происходившее в те дни в далеком Тобольске. Регулярную почтовую связь старались поддерживать с обеих сторон. Чаще всего в Тобольск писала Ксения Александровна, реже — занятая своим первенцем Ольга Александровна. 6 декабря 1917 года, в день последних именин Николая И, она сообщала своей племяннице Марии Николаевне:
«Вспоминаю всегда чудный парад всех любимых частей и как мы любили этот день. Николай Александрович, будучи тоже именинником (Н. А. Куликовский, муж Ольги Александровны. — Ю. К.), сегодня был вместе со мною приглашен завтракать к Бабушке. Ели крабы и курицу, печенье, яблоки. Затем пришел другой племянник, а именно Николай Федорович, и мы, попрощавшись, вернулись домой к Тихону и больше не выходили, т. к. он так уютно лежал у меня на коленях, сперва кушал чрезвычайно долго и со смаком, а затем улыбался и играл со мною, что было невозможно его оставить! В начале холодов было у нас очень холодно в квартире, в особенности в спальне, не больше 8–10 градусов, и ночью бедный маленький просыпался с ледяшками вместо ручек, — и только отогревался у меня в кровати! Так жалко его! Но, слава Богу, он не простудился, и теперь топят, и стало теплее. У Бабушки стоит открытка от Алексея. Она была очень рада ее получить. Вся семья Кукушкиных шлет свой привет всем. Храни вас Господь Бог, дорогие мои. Любящая тебя твоя старая тетя Ольга».
В тот день —6 декабря 1917 года — бывший император сделал в своем дневнике следующую запись: «6 декабря. Среда. Мои именины провели спокойно и не по примеру прежних лет. В 12 час. был отслужен молебен. Стрелки 4-го полка в саду, бывшие в карауле, все поздравили меня, а я их — с полковым праздником. Получил три именинных пирога и послал один из них караулу. Вечером Мария, Алексей и Gilliard сыграли очень дружно маленькую пьесу „Le fluide de John“; много смеху было».
10 декабря пришло первое письмо от матери. Николай II записал в своем дневнике: «10 декабря. Воскресенье… Перед чаем был очень обрадован получением первого письма от дорогой Мама́».
Как царь, так и царица глубоко переживали то, что происходило в России. В письме А. В. Сыробоярскому от 10 декабря 1917 года императрица Александра Федоровна, делясь с ним своими душевными переживаниями, размышляла о судьбе страны, которая стала для нее второй родиной:
«…Бог выше всех, и все Ему возможно, доступно. Люди ничего не могут. Один Он спасет, оттого надо беспрестанно Его просить, умолять спасти Родину дорогую, многострадальную.
Как я счастлива, что мы не за границей, а с ней все переживаем. Как хочется с любимым больным человеком все разделить, вместе пережить и с любовью и волнением за ним следить, так и с Родиной.
Чувствовала себя слишком долго ее матерью, чтобы потерять это чувство — мы одно составляем и делим горе и счастье. Больно нам она сделала, обидела, оклеветала и т. д., но мы ее любим все-таки глубоко и хотим видеть ее выздоровление, как больного ребенка с плохими, но и хорошими качествами, так и Родину родную…»
В доме часто было холодно. Узники Тобольска мерзли, но сильный моральный дух позволял перенести и эти невзгоды. 19 декабря Николай II отмечал в дневнике: «Вчера получил хорошее письмо от Ольги. Стало холоднее, дул ветер и было ясно. После прогулки занимался с Алексеем. Наконец, от усиленной топки сделалось совсем тепло в комнатах».
Переписка между узниками Тобольска и Крыма продолжалась и в январе — апреле 1918 года. 7 января Николай II писал сестре Ксении:
«Тяжело чрезвычайно жить без известий — телеграммы получаются здесь и продаются на улице не каждый день, а из них узнаешь только о новых ужасах и безобразиях, творящихся в нашей несчастной России. Тошно становится от мысли о том, как должны презирать нас наши союзники.
Для меня ночь — лучшая часть суток, по крайней мере, забываешься на время.
На днях в отрядном комитете наших стрелков обсуждался вопрос о снятии погон и других отличий, и очень ничтожным большинством было решено погон не носить. Причин было две: то, что их полки в Ц[арском] Селе так поступили, и другое обстоятельство — нападение здешних солдат и хулиганов на отдельных стрелков на улицах с целью срывания погон. Все настоящие солдаты, проведшие три года на фронте, с негодованием должны были подчиниться этому нелепому постановлению. Лучшие две роты стр[елковых] полков живут дружно. Гораздо хуже стала за последнее время рота Стрелк[ового] полка и отношение их к тем двум начинает обостряться. Всюду происходит та же самая история — два-три скверных коновода мутят и ведут за собой всех остальных.
С нового года дети, за исключением Анастасии, переболели краснухою, теперь она у всех прошла. Погода стоит отличная, почти всегда солнце, морозы небольшие. Поздравляю тебя к 24-му, дорогая Ксения. Крепко обнимаю тебя, милую Мама́ и остальных всех. Остаюсь с вами.
Сердечно твой Ники».
Дочери Николая и цесаревич Алексей из далекого Тобольска писали бабушке и тетям милые, трогательные письма. Иногда это были большие подробные письма, рассказывавшие о их жизни и окружающей обстановке, иногда — короткие открытки.
Царская семья внимательно следила за тем, что происходило в Крыму. В сохранившихся письмах из Тобольска императрицы Александры Федоровны ее подруге Анне Вырубовой, написанных в январе 1918 года, мы находим такие строки: «О. А. (Ольга Александровна. — Ю. К.) пишет детям длинные письма — все про своего мальчика, которого обожает, кормит его, ухаживает за ним (у них нет няни). Бабушка, кажется, постарела очень — больная, у себя в комнате сидит и грустит».
Николай II 24 января писал своей старшей сестре:
«Дорогая милая моя Ксения, сегодня день твоих именин, хотя я не нашел этого в календаре. Поздравляю тебя от всего сердца и шлю мои пожелания тебе здоровья и всех благ. С утра я ощущал потребность поговорить с тобою письменно именно сегодня. Как часто мы проводили этот день вместе всей семьей и при иных обстоятельствах, более счастливых, чем нынешние. Бог даст и эти пройдут.
Я не допускаю мысли, чтобы те ужасы, бедствия и позор, которые окружают нас всех, продолжались долго. Я твердо верю, как и ты, что Господь умилосердится над Россией и умирит страсти в конце концов. Да будет Его Святая Воля. Живем по-прежнему тихо и спокойно и постоянно вспоминаем дорогую Мама́ и вас, милых».
21 февраля великая княжна Мария Николаевна в письме Ксении Александровне сообщала:
«Спасибо большое, тетя Ксения, душка, за открытку. Письмо Папа́ передала, теперь пересылаю тебе ответ. Сегодня чудная погода, сидела утром на подъезде и грелась на солнце. Теперь в саду стало еще скучнее, срыли гору не совсем, но для катанья она больше не годится. Навезли много дров, и Папа́ пилит, мы ему помогаем. За этот год научились колоть и пилить. А что вы делаете? Как поживаешь? Выходит ли Бабушка на воздух? Собираемся петь… но регент еще не был, т[ак] ч[то] не знаем, успеем ли петь в субботу. Почти каждое воскресенье играем маленькие пьесы. Теперь уже весь запас вышел, придется повторять. Не знаю, когда ты получишь это письмо, говорят, что почта не ходит, а мы все-таки продолжаем получать письма… Всего хорошего, моя дорогая. Крепко Тебя и всех целую. Христос с Тобой.
Твоя Мария».
Приблизительно в эти дни Николай II в своих дневниках сделал следующие записи:
«7 (20) февраля. Среда 8 (21) февраля. Та же неизменно прекрасная погода с теплым солнцем и поразительной яркой луной по ночам. Судя по телеграммам, война с Германией возобновлена, так как срок перемирия истек; а на фронте, кажется, у нас ничего нет, армия демобилизована, орудия и припасы брошены на произвол судьбы и наступающего неприятеля! Позор и ужас!
14 (27) февраля. Среда. Приходится нам значительно сократить наши расходы на продовольствие и на прислугу, так как гофмарш[альская] часть закрывается с 1 марта и, кроме того, пользование собственными капиталами ограничено получением каждым 600 руб. в месяц. Все эти последние дни мы были заняты вычислением того минимума, кот[орый] позволит сводить концы с концами.
2(15) марта. Пятница. Вспоминаются эти дни в прошлом году в Пскове и в поезде! Сколько еще времени будет наша несчастная Родина терзаема и раздираема внешними и внутренними врагами? Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать? А все-таки никто как Бог! Да будет воля Его Святая!
8 (21) марта. Четверг. Сегодня год, что я расстался с дорогой Мама́ в Могилеве и уехал в Ц[арское] Село. Получил письмо от Ксении. Погода была непостоянная, то солнце, то снег, но в общем теплая».
