Танис тоже кивнул.
— Любовь Элиона к нам и наша любовь к нему — это и есть Высокое Чувство. Это первое. — Танис вытянул в воздух один указательный палец. — А второе, — второй указательный палец проткнул воздух, — та же любовь между нами. — Он выдержал многозначительную паузу, вскинул оба пальца повыше и провозгласил торжественно: — Любовь между мужчиной и женщиной!
Палус испытующе всмотрелся в лицо Тома.
— Вспоминаешь? Конечно же, вспоминаешь.
— Да-да. Помню про любовь.
— Между мужчиной и женщиной, — подчеркнул Палус.
— Да. Конечно, между мужчиной и женщиной. Роман.
Танис гулко хлопнул в ладоши.
— Верно! Романтические отношения.
— Роман! — раздалось над ними. Три руша под руководством Габила приземлились рядом. Двое неизвестных представились Нублимом и Серентусом. Том спросил, мужские это имена или женские, и Габил засмеялся.
— Нет, руши не такие, как люди. У нас нет никаких романов, и ничего похожего…
— К сожалению, ничего похожего, — как будто и вправду сожалея, покачал головой Нублим.
— Сыграем? — воскликнул Йохан, обращаясь к Габилу.
— Конечно!
И тут же трое детей бросились догонять рушей, взлетевших и понесшихся от них вниз по склону холма.
Оставшиеся с Томом взрослые, не сговариваясь, схватили его за плечи и развернули в противоположную сторону.
— Теперь мы, дорогой друг, подошли к главному для тебя вопросу. Это, конечно же, вопрос о Рашели. — Танис взглянул на Палуса.
Смысл происходящего не был для него тайной, но обстоятельства все же удивляли. Поражала неприкрытость, бесцеремонность, с которой затрагивались обычно столь интимные вопросы. Перворожденный и Палус фактически собирались свести его с Рашелью!
Все, что Том смог выдавить из себя, — неуверенный кивок и тихо произнесенное имя:
— Рашель…
Палус хлопнул в ладоши.
— Точно! Моя дочь, Рашель. Она выбрала тебя.
— И мы собрались здесь, чтобы тебе помочь, — подхватил Танис. — Ты потерял память, но мы поможем тебе вспомнить. Или выучить заново. Надеемся…
— Может, лучше я? — поднял руку Палус.
— Конечно, давай.
— Мы видим, какой прекрасный роман получится у вас с Рашелью, дочерью моей, но понимаем, что трудно тебе, не зная…
— Э-э-э… Ну… — Том запнулся.
— Прекрасно, прекрасно! — не выдержал Танис. — Я в глазах твоих прочитал…
Танис под руку провел его еще выше по склону.
— Она ведь тебе нравится?
— Да, нравится.
— Она должна это увидеть, если ты хочешь ее получить.
Тома так и подмывало смиренно задать один-единственный вопрос. А именно: что, если он не желает ее получить? Но нарушить обещание, данное Микалу, он не мог, не мог угасить воодушевление, охватившее отца Рашели.
— Я мог бы сочинить вашу историю, — продолжал Танис. — Прекрасную игру любви и красоты. Но это была бы моя история, а не ваша. Ты должен сам рассказать свою историю. В данном случае — прожить ее. А для того, чтобы понять, как развивается любовь, ты должен понять, как любит Элион.
Их энтузиазм увлекал, и Том задал вопрос, который Танис, несомненно, ожидал от него услышать.
— А как любит Элион?
— Прекрасный вопрос! Элион выбирает.
— Он выбирает, — повторил Палус.
— Он преследует.
— Преследует, — подтвердил Палус, сжав кулак.
— Он спасает.
— Спасает!
— Он ухаживает.
— Ухаживает!
— Он защищает.
Они словно в пинг-понг играли.
— Защищает. Ха!
— Он одаряет! — крикнул Танис.
Палус задержался.
— Это тоже оттуда?
— Почему нет?
— Имеется в виду, что он обычно идет с другими?
— Конечно.
Они переглянулись.
— Он одаряет! — выкрикнул Палус.
— Все это, дорогой мой Томас, ты должен проделать, чтобы завоевать сердце Рашели.
— Элион все это делает?
— Конечно! Ты, похоже, полностью забыл Элиона? — Казалось, они оба удивились в равной степени.
— Нет, не совсем. Припоминаю понемногу. — Он постарался отвлечь внимание от Элиона и вернулся к Рашели. — Извините меня за тупость, — Том постучал пальцем по лбу, — но от чего здесь можно спасать женщину? Ведь за пределами черного леса нет зла, не так ли?
Они переглянулись, уже в который раз.
— Ох, эти капризы памяти, — покачал головой Танис. — Игра, игра, друг! Все игра! И удовольствие от нее. Ты даришь деве ветвь с цветами, для чего? Не для того, чтобы она твой дар использовала, а просто потому что ей хочется получить от тебя подарок.
— А как насчет спасения? От чего ее спасать?
— Спасать — потому что ей хочется ощутить себя спасенной, Томас. Она хочет ощутить себя избранной. Точно так же, как и тебе хочется ощутить себя избранным. Всем нам хочется. Элион нас выбирает. Он спасает нас, и защищает нас, и ухаживает за нами, и осыпает нас дарами своей любви. В этом суть Высокого Чувства. И следуя этим правилам, ты завоюешь сердце Рашели.
Том почувствовал, что вопросов больше задавать не следует, хотя их концепция спасения не вполне уложилась в его голове.
— Расскажи ему, Палус. Думаю, история в данном случае окажется уместной. Я мог бы ее для тебя сочинить, Том, чтобы с ней идти в бой за свою любовь.
— В бой? — удивился Том. — В какой бой?
— Образно выражаясь, — пояснил Палус. — Завоевать сердце женщины — все равно что выиграть сражение. Это тебе, конечно, не с шатайками драться, проливая кровь. Такого мы никогда не делаем.
— Пока не делали, — поправил Танис. — Но скоро придет время… Давно пора отправиться в экспедицию и преподать этим кошмарным шатайкам урок-другой.
Чего и опасался Микал.
— Они ведь не покидают черного леса, — заметил Том. — Почему бы не оставить их там догнивать?
— Потому что они заслужили возмездие! — воскликнул Танис. — Злобные презренные твари. Мы знаем, на что они способны, об этом говорят истории. Думаешь, я доволен тем, что сижу тут, позволяя им плести сети коварства? Если так, то не знаешь ты меня, Томас Хантер! Я непрестанно размышляю, как покончить с ними, во имя всеобщего блага.
Эти страстные нападки на черных шатаек даже на Палуса подействовали несколько отрезвляюще. Том обратил внимание на какую-то внутреннюю нелогичность и непоследовательность рассуждений Таниса, хотя и не смог ее ясно вычленить.
— Покажи ему, Танис, покажи! Покажи, как мы можем, к чему мы готовы, — переключился Палус, загоревшись новой темой.
— Ладно, коли так. — И Танис, не заставив себя долго упрашивать, принял боевую стойку, очень похожую на исходную позицию рукопашного боя из снов Тома.
— Ты знаешь боевые искусства? — спросил Том.
— Да, так это называют в истории. Ты силен в истории?
— Ну, как сказать… Там разворачиваются мои сны. Там, во снах, я практиковался в боевых искусствах.
— Во сне ты живешь в истории, а тут все забыл, потому что стукнулся головой. Стройно и логично, — рассудил Палус.
— Так считает Микал.
— А Микал очень мудр. — Танис огляделся, как будто проверяя, не прибыл ли Микал. — Много ли видишь ты во снах своих? Подробны ли они?
— О том, что произошло после вируса в 2010 году, не знаю ничего, но до этого… кое-что знаю.
— Можешь мне рассказать о стратегии Наполеона? Как он выигрывал свои войны?
Томас задумался, попытался вспомнить.
— Нет, о Наполеоне ничего толком не помню. Но могу посмотреть. Могу книгу прочитать, когда засну.
Это сообщение Таниса удивило.
— Ну и ну! Ты и это можешь?
— Ну, не знаю. Честно говоря, мне в последнее время не до того было. Другим был занят. Ты знаешь о Великом Обмане? О вирусе.
— Кое-что знаю… но немного. Это случилось до больших бедствий, только это толком и знаю. Досконально об этом знают лишь двое мудрых. Микал и Тилей. Хотя Тилей больше не мудрый. Микал считает, что история нас лишь отвлекает и может увести по ложному пути. А Тилей… Если бы он мне попался, я бы разорвал его на куски, а куски эти сжег бы.
— Микал прав, — покачал головой Том. — Экспедиция закончилась бы крахом. Я из черного леса едва выбрался, черные твари чуть меня не убили, скажу я тебе. Злобная публика эти шатайки.