— Ты чего не ешь? — мама вопросительно смотрела на меня.

Я же, погруженный в свои раздумья, от неожиданности чуть не выронил ложку.

— А? — переспросил я. — Я ем, ма. Просто немного — меня сегодня Максим к себе на ужин зовет. Тетя Лена картошки с грибами обещала сделать.

— Картошки… Ты суп ешь, — ответила мама, — в нем овощей много полезных. А то налопаешься картошки с хлебом и расти не будешь. Как будто тебя дома не кормят.

— Да ем я, ем, — пробубнил я, зачерпывая ложкой остывший суп. — А когда я вырасту, ты меня будешь отпускать на реку купаться с друзьями?

— Когда вырастешь, тогда и посмотрим, — резко ответила мама.

Она всегда нервничала, когда я заговаривал про реку или про другой берег. За много лет я уже привык к этому, и сам лишний раз не стал бы говорить на эту тему, но сегодня… Разноцветные глаза Макса, его настойчивое желание строить плот — должна была быть какая-то связь. Может быть, мама что-то расскажет?

— Мам, — осторожно начал я. — А вообще, почему нам нельзя на реку ходить? Вот в Красном Луче — там даже малышей пускают, мне Витька рассказывал…

— Вот в Красном Луче пусть и пускают, — перебила меня мама, — а у нас — нельзя. Тебе что дядя Саша говорил? — тут ее голос начал дрожать. — Вот у Витькиной мамы, может, детей много, а ты у меня один. Утонешь ты на речке — что я буду делать? Ты же плавать не умеешь!

— А в Красном Луче все умеют, даже малышня, — ответил я, но уже тише. Сейчас спорить с мамой не стоило — с нее вполне сталось бы не пустить меня к Максу на ужин или даже вообще загнать домой на пару дней. Прожевав кусок хлеба, я добавил. — Ну ладно, мам, я же не собираюсь, просто интересно.

— Правильно, сынок, — ласково улыбнулась мама. — Не нужно тебе на реку ходить лишний раз. А завтра я сама с тобой схожу, искупаемся. Хочешь? А потом я дядю Сашу попрошу — он тебя на мотоцикле прокатит.

— Хорошо, мам, — ответил я. — Спасибо.

Странно, но ни купаться, ни кататься на мотоцикле мне в тот момент почему-то совершенно не хотелось.

Я сам не заметил, как ужин закончился. Стряпня мамы Макса была замечательной, но мои мысли занимало совершенно другое. Мой друг тоже думал об этом, судя по заговорщицким взглядам, которые он бросал на меня, не отрываясь, впрочем, от тарелки. Но вот картошка была съедена, и, бросив тете Лене дежурное «спасибо», мы пулей метнулись на чердак сарая, где Макс обустроил себе самое настоящее логово. Прямо около люка, в двух шагах от шаткой лестницы, отец поставил ему старый продавленный диван, на котором мы тайком от родителей сотни раз просиживали теплые летние ночи, рассказывая друг другу страшные истории. Помимо дивана, здесь были ящик, где мой друг хранил свои игрушки, ободранная настольная лампа, привинченная шурупами прямо к балке, и полка с книгами — больше ничего. Но для меня и других ребят простенькая берлога Макса была самым замечательным на свете местом.

— Садись, — Макс кивнул на диван. — Валер, я тебе сейчас все расскажу, но ты только не вздумай никому разболтать! Предки с меня шкуру спустят, если узнают.

— Могила! — пообещал я, чиркнув себе пальцем по шее. — Я тебе что, ябеда?

— Да верю я тебе, верю, — успокоил меня товарищ. — Просто дело очень важное. Можно сказать, вопрос жизни и смерти. Держи.

С этими словами Макс протянул мне увесистую жестяную коробку из-под чая. Открыв ее, я сначала увидел только промасленную тряпку, но, развернув ее, я понял, что прятал в коробке мой друг. В полумраке чердака блеснули латунью продолговатые остроконечные цилиндрики примерно с мой палец размером.

— Патроны! — выдохнул я.

— Тише ты! — Макс ткнул меня кулаком в бок. — Орет тут на весь двор.

— Откуда ты взял? — спросил я уже шепотом. — Зачем?

— Это от отцовского карабина, — так же тихо ответил мой друг. Я еще вчера стащил. А когда он хватился и стал с меня спрашивать, я сказал, что мы их утром у старой лесопилки в костер побросали.

— С ума сошел, — ужаснулся я. — Он же тебя, небось, так ремнем отходил, что ты сейчас сидеть не можешь?

— И правда, не могу, — мужественно улыбнулся Макс. — Но надо было очень. Меня друг попросил.

— Какой друг? Жорка? Толик?

— Не, не эти, им-то зачем, — отмахнулся мой друг, и, еще понизив голос, продолжил. — Я ж вчера на том берегу был.

— Да не ври ты, — у меня аж дыхание перехватило. — Как туда попадешь? Лодки, по-моему, только у твоего папки да дяди Миши Сидорова остались, и те цепями пристегнуты.

— А я не вру. Я так речку переплыл. Вплавь, — обиженно возразил Макс.

— Так ты ж не умеешь? Нас никого родители не учили. Специально, чтобы мы в воду не лезли!

— А вот и умею. Меня моряк один научил, когда мы с мамой во Францию на корабле плавали. От мамы тайком. Я никому не рассказывал. Я вообще не очень плаваю, думал, потону, это отсюда кажется, что Кадамовка неширокая, а плыть долго, и страшно, когда на дно встать не можешь.

— Ну ты даешь, — позавидовал я Максовой смелости. — И чего тебя туда понесло?

— Слушай дальше, — ответил он. — Я вчера пошел перед сном к реке с Русланом погулять, и вдруг с той стороны, оттуда, где дома старые, какой-то треск раздался. Громкий, как будто там дверь с петель слетела. Руслан тут как залает — и в воду. Я его зову-зову, а он как не слышит — плывет на ту сторону и плывет. Ну, я штаны с сандалиями снял — и за ним…

— Ничего себе! И не страшно было?

— Я ж говорю — страшно. Но за Руслана еще страшнее. В общем, вылез я кое-как на тот берег и наверх полез — к домам. Смотрю, а у одного дверь нараспашку. И слышно, как Руслан оттуда заливается. Захожу я туда, а там на полу человек лежит. И не шевелится. И автомат с ним рядом, как мы с тобой по телевизору в «Новостях» про Афганистан видели — такой же.

— Мертвый?

— Не, живой. Я когда зашел, он голову приподнял, попросил помочь на кровать перебраться — те ж дома старые, но мебель в них осталась, хоть и не живет никто уже лет десять. Помог я ему до кровати добраться, смотрю — а у него весь рукав в крови. Ну, я ему кое-как руку своей майкой перевязал, вроде течь перестала. Я думал за папкой бежать — ты ж знаешь, он у меня на все руки мастер, может и за врача, да и телефон со всего хутора только у нас дома есть. Но этот мужик мне и говорит — не надо звать никого. Просил патронов для автомата раздобыть и поесть чего-нибудь.

— Так это, Макс, мож он бандит какой, или дезертир?.. — испугался я. — Сам подумай — с автоматом, да еще раненый…

— Не. Не бандит, — Макс смутился. — Точно тебе говорю. Он… хороший. Только несчастный и слабый очень. И потом, даже Руслану он понравился — а ты знаешь, что он чужих не любит. А этого как-то сразу принял, даже руку ему облизывал.

— Точно не надо никому из взрослых рассказать? — засомневался я. — Вдруг чего?

— Не надо, Валерка, — ответил Макс. — Он очень просил. У него ж документов никаких нет, он сам сказал. А куда его без документов? Точно в милицию заберут.

— Угу, — задумчиво согласился я. — Заберут, как пить дать. Ладно. Что делать-то будем?

— Плот надо. Если я у папки еще и ключи от лодки стащу, он точно меня убьет. А так мы — туда обратно, патроны и еду отвезем послезавтра утром — и домой к завтраку, никто и не заметит.

— Лады. Слушай, а как зовут-то этого твоего мужика? Молодой, старый?

— Артемом зовут. Молодой, батьки намного моложе.

Весь следующий день ушел у нас на постройку плота. Тайком, по одной доске, по одной жердине мы таскали из сараев материалы. Толик помогать нам так и не пришел — видимо, испугался возможного наказания от родителей. А вот Жора принес в кармане пару десятков гвоздей. Даже Любка пришла, хотя толку от нее было немного — бестолковая девчонка только мешалась, постоянно отвлекая нас своими дурацкими вопросами. Правда, нас — это было сильно сказано. Плот Макс, по сути, построил в одиночку — мы с Жорой только подносили ему доски. Я удивлялся, наблюдая за тем, как ловко мой друг управлялся с пилой и тяжелым молотком. Конечно, любой из нас умел забивать гвозди, но Макс вгонял их в доски двумя-тремя резкими ударами, ни разу не промахнувшись. Он работал быстро и сосредоточенно, иногда как будто даже не слыша, что мы ему говорим.