Узбек проснулся в холодном поту. Снова этот кошмар. Из ночи в ночь мучили его призраки прошлого. Гузель-Лейлат умерла три года назад, но ни разу за это время не удалось Хану провести спокойно хотя бы одну ночь. Снова и снова Узбек оставался один на один со своими демонами. Не только казнь Гузель видел хан в кошмарах, хоть и являлась она ему чаще других. Все, кто когда-либо пал от руки Узбека или по его приказу, напоминали о себе в кошмарах, лишая хана сна. И каждый раз перед тем, как проснуться, Узбек-хан слышал вой волка.

Тяжело дыша, хан нащупал рукой металлическую фигурку, что всегда была с ним. Едва пальцы Узбека коснулись холодной поверхности, хан успокоился. Волк был единственным его спасением. Если бы зверь-хранитель не вытаскивал Узбека каждый раз из кошмара, то Хан вряд ли сохранил бы свой рассудок. Вздохнув, Узбек снова попытался уснуть. Он старался сосредоточиться на пламени костра в юрте, чтобы хоть как-то отвлечься от кошмара. Но в эту ночь не суждено было ему заснуть.

Лепестки огня причудливо переплетались между собой, словно сошлись в битве за место на вершине пламени. Если вглядеться в них и посмотреть недолго, то можно увидеть, что была в движениях огня какая-то закономерность, язычки пламени, подобно дервишам кружились в безумной пляске. На глазах у Узбек-хана пламя стало расти, а в дыме от него отчетливо можно было различить человеческое лицо. Из клубов дыма над костром на хана смотрел его предок. Великий Потрясатель Вселенной, покинувший этот мир больше сотни лет назад. И выглядел он отнюдь не дружелюбно.

— Да как осмелился ты, песий сын, взять то, что тебе не принадлежит?! — громогласно прозвучал в темной юрте голос Тэмуджина. — Как дерзнул ты присвоить предмет богов?

Глядя на гневное лицо предка в огне, Узбек позабыл о том, что он великий хан. Казалось, что он лишь пыль под ногами великана, ничего не стоящая и бессильная что-либо сделать. Но, по гордости своей всё ещё пытаясь противостоять великому предку, Узбек произнёс, стараясь выговаривать каждое слово как можно спокойнее:

— О, повелитель… Поверь, ты гневаешься зря… — Узбек-хан прекрасно понимал, о чем речь. Только один предмет он «украл» у предка. — Разве я не отыскал твою гробницу, чтобы вернуть тебе твой амулет? Разве не возложил я его рядом с твоим телом?

— Разве не сжимаешь ты его сейчас в руке, надеясь, что он меня прогонит? — усмехнувшись, передразнил его Чингисхан. — Разве не убил ты Гузель-Лейлат, потому что она увидела, что ты принес в усыпалище мое фальшивку, чтобы трусливо подменить ей настоящий амулет на глазах у всех? Своими деяниями ты, Узбек, навлек на себя мой гнев. И мое проклятье! Вот уже три года я пытаюсь вернуть тебе разум, а ты? Ты, тот, кто продолжает винить во всех своих бедах несчастную женщину, а настоящего виновника своих проблем чтет спасителем! — Громкость голоса Чингиза с каждой секундой нарастала, заполняя собой всё пространство юрты, но внезапно он замолчал, оставляя хана на мгновения в оглушительной тишине. Тэмуджин выдержал паузу и, хмыкнув, скрылся во тьме.

Давно рассыпавшиеся прахом руки легендарного хана стальными клещами сдавили плечо Узбека и со звериной силой швырнули его к костру. Огненное дыхание пламени заставило мужчину вскинуть руки, на миг ему показалось, что жидкие волосы сейчас вспыхнут. В висках глухим тамтамом стучала кровь. Весь мир, что был за пределами юрты, канул в небытие, растворился в пламени костра. Все, что оставалось реальным — это огонь, безжалостный убийца и верный помощник. Такой же двуликий, как сама Вселенная. Тени заполнили юрту и закружились в дикой пляске. Водя хороводы вокруг Узбек-хана, тени принимали очертания людей и животных и все быстрее двигались ведомыми лишь им одним путями. На стене юрты безмолвно выл волк. Пламя костра взметнулось до самого потолка, чудом не начав пожар, и тут же погасло. Тени, завершив свой безумный танец, заполнили собой все вокруг. Узбек-хан видел лишь темноту.

Неведомая сила заставила Узбека подняться на ноги. Тьма вокруг него медленно рассеивалась. Хан стоял посреди пустой степи. Где-то вдалеке брезжил рассвет. Тишину нарушал стук копыт. На горизонте показался человек, со всех ног бегущий от кого-то. Через пару секунд показались те, от кого бежал несчастный — несколько всадников устроили настоящую охоту на живого человека. Узбек прекрасно знал, кого увидит во главе группы наездников. И он не ошибся. Стоило беглецу споткнуться, его настиг молодой хан, не задумываясь пронзивший лежачего своим мечом.

— И так будет с каждым неверным! — торжествующе произнес юный Узбек-хан, обращаясь к своим спутникам.

В ту же секунду степь исчезла. Узбек оказался в столице Улус-Джучи. Полторы сотни человек стояли на улице, на всеобщем обозрении. Это были эмиры, отказавшиеся принять новую веру. И Хан жестоко покарает их за это. Узбек слегка улыбнулся, наблюдая за этим зрелищем. Момент его славы. Собственноручная казнь сто сорока неверных, посмевших его ослушаться. Узбек в деталях помнил, как в тот день тем самым илдом, что до сих пор был символом его власти, рубил головы эмирам до тех пор, пока вся земля не покрылась их кровью, приобретая грязно-бордовый оттенок. И снова это зрелище предстало его глазам. И снова после кровавой сцены обстановка изменилась. С каждым разом все происходило все быстрее и быстрее, одни убийства сменялись другими за доли секунд, отпечатываясь в сознании Узбека. Войны, казни, мучения, кровопролития… Происходящее вокруг все больше напоминало водоворот, затягивающий узбека в свои пучины. Хан не понимал, откуда в груди взялось это странное нарастающее чувство холода и пустоты, высасывающее изнутри все его силы. Последнее, что увидел Узбек-хан — это его собственное тело, лежащее в степном овраге. Не в силах уже стоять, хан упал на колени. Сквозь пелену тумана, застилающую его глаза, Узбек увидел, как к бездыханному телу походит волк и, обнюхав, громко победно воет на луну. Спустя секунду волк набросился на тело, разрывая его на части.

Видений не стало. Огонь мирно трещал у ног Узбека, и в тепле юрты было слышно, как завывает снаружи холодный степной ветер. Хан до боли в пальцах стискивал фигурку волка, крутил её, ощупывал, жадно вглядывался в блики костра на холодном металле. Его безумный взгляд беспрестанно метался, руки дрожали. Волк, его раскрытый перед предками грех, его проклятье, все так же беспристрастно глядел на невидимую Луну, задрав в вое лохматую голову к небесам. Точно такой, каким он был веками до рождения Узбека, каким он встретит его смерть и каким останется, даже если весь монгольский народ исчезнет с лица земли. Простая фигурка, из-за которой вся жизнь великого хана пошла прахом, знак злого рока, что без колебаний сведет его в могилу. Не сбежишь, не скроешься от судьбы, завещанной предком. Осталось лишь одно — избавиться от фигурки. Немедленно.

Узбек и сам не смог бы дать ответа, сколько он прошел. Гробницы Чингисхана, единственного приюта проклятого волка, надо было достичь как можно скорее. Безумцу казалось, что он опаздывает, что смерть уже занесла над ним свой кривой ятаган и лишь ждет, когда он остановится. Ковыль однообразно колыхался под его сапогами, солнце нещадно палило голову одинокого путника, жажда и слабость постепенно овладевали им. Гробница раз за разом дрожащим миражом являлась пред утомленными глазами Узбека, и он из последних сил прибавлял шаг, но видение вновь растворялось, ускользало, оставляя великого хана посреди степи воспаленным взором ощупывать горизонт.

Внезапно пошатнувшись, Узбек тяжело упал в траву. Ноги более не держали его, и хотя он пытался встать, эти жалкие попытки ни к чему не приводили. Над головой безумного воина отцветали последние лучи закатного солнца. Хан издал полный отчаяния хрип, сделал яростное усилие проползти хоть метр да и остался лежать так, в неестественной позе подогнув ноги и вытянув руку в сторону угасшего светила. Степь была безмолвна.